Дочь вне миров - Карисса Бродбент

упасть на бок, рухнув на кровать рядом со мной. Я повернул голову так, что мы смотрели прямо друг другу в лица, наши носы почти соприкасались. С большим усилием я поднял руку и провел костяшками пальцев по ее лицу, прослеживая линию ее челюсти и мягкое тепло ее щеки.

Настоящей. Она была настоящей.

Некоторое время я не думал, что эта реальность снова будет существовать.

— Итак? — сказала она выжидающе.

— Итак что?

— Итак, таинственный человек-змея…

— Вознесенные, дай мне минуту, требовательная богиня гнили.

— Минуту на что?

— Минуту, чтобы порадоваться, что она у нас есть.

Шуточная улыбка исчезла в уголках ее рта, превратившись во что-то более нежное и задумчивое. Мой собственный разум снова собрал смутные, разрозненные фрагменты того, что произошло в поместье. План, ужин, похищение, Нура и Сиризен и…

Я выпрямился.

— Саммерин…

— Он в порядке. — Тисана остановила меня, мягко толкнув обратно на подушку.

Вздох облегчения.

— А другие? Рабы? Серел?

Она кивнула.

— Итак, мы сделали это.

Она снова кивнула.

Я глубоко вздохнул. Это было ошеломляюще. Что шесть человек за пять дней сумели освободить сотни рабов и разрушить один из самых могущественных домов Трелл. Конечно, даже если для этого потребовалось короткое путешествие через ад.

Но тогда, если бы кто-нибудь мог это сделать…

Я подумал о контракте Тисаны с Орденами, о войне в Аре, и у меня перехватило горло. Я видел, как в ее голове начинают крутиться тысячи махинаций. Морщина между ее бровями подсказала мне, что она думала о том же.

Я разгладил ее большим пальцем, отгоняя этим движением собственные тревоги.

— Всего одну минуту, — пробормотал я.

— Только одну.

И наши лица одновременно приблизились друг к другу, мои пальцы обвились вокруг ее щек, ее пальцы скользнули по моим плечам. Наши губы встретились в поцелуе, который сказал все, что мы не могли выразить словами, поцелуй, который начался с нежного шепота и быстро перерос в более страстную песню. Я напомнил себе о том, как двигались ее губы, о вкусе ее языка, о легком прикосновении ее зубов к моей коже.

В последний раз, когда я поцеловал ее, я думал, что больше никогда не поцелую. И я был чертовски счастлив ошибиться.

Она отстранилась, пощекотала мой нос, глаза улыбнулись. И этим низким эротическим голосом она прошептала:

— Твое дыхание очень, очень плохо пахнет.

Я нахмурился и дунул прямо ей в лицо, заставив ее издать смешок, который, возможно, был самым приятным звуком, который я когда-либо слышал. И, видимо, мое дыхание не могло быть таким неприятным, потому что она подавила этот смех еще одним поцелуем, и еще, и еще.

И все, что я мог думать, несмотря на все это, было одно:

Вознесенные, черт возьми, я был жив.

***

Я был бы рад продолжать в том же духе еще хотя бы несколько часов, но Тисана, к сожалению, не так легко отвлекалась.

У меня не было выбора, кроме как рассказать ей всю историю. И последнее, чего я ей не сказал — никому не сказал. Я знал, что в конце концов мне придется. Но это был секрет, который я похоронил в себе еще глубже, чем правду о Сарлазае или смерти моей семьи — возможно, потому, что он все еще смотрел на меня каждый раз, когда я смотрел в зеркало.

Но теперь я открыл дверь, которую уже не мог закрыть.

— Это случилось, когда Решай удалили, — начал я.

— После моей семьи мне нужно было вытащить это из себя. Это просто не подлежало обсуждению. И Ордены были в серьезном беспорядке в тот момент, так что не было никого, кто мог бы меня слишком сильно беспокоить по этому поводу. Зерит был слишком нетерпелив, так как война все равно закончилась, и, честно говоря, я думаю, что этот ублюдок больше всего боялся, что у меня есть вся эта сила.

— Он думал, что ты воспользуешься этим против него? — спросила Тисана.

— Я не мог, так как я был связан кровью с Орденами. Пока Зерит действовал от имени Орденов, я не мог причинить ему вред, по крайней мере, намеренно. Но за звание Главного Коменданта сражаются и проливают кровь, и ему не понравилось, как присутствие Решай во мне повлияло на него в этом бою. — Так чертовски банально. Зерит Олдрис, всегда озабоченный своим положением, даже когда умирают настоящие люди. — А Нура… она и не собиралась спорить.

Этого я бы никогда полностью не понял. Я знал Нуру с тех пор, как мы оба были детьми, но даже тогда я никогда не видел ее плачущей. Только на похоронах моей семьи, когда я издалека наблюдал, как горят их костры. Она была единственной, кто видел меня, и единственной, кто прятался в тени, ее щеки были блестящими от слез.

Я сделал вид, что не вижу ее, и ушел, прежде чем она успела подойти ко мне. Но на следующий день, когда я снова появился в Тауэрсе на грани истерики, требуя, чтобы из меня вырвали Решай, она и слова не сказала.

— Но, как и все, это было не так просто, — продолжал я. — Ранее они вытаскивали Решай из многих тел, но тел, которые оно отвергало. Оно хотело уйти так же сильно, как они хотели, чтобы оно ушло. В моем случае Решай точно не хотело уходить. Я часами истекал кровью на этой плите, пока они работали над тем, чтобы разлучить нас, пока Решай и я вели эти нелепые битвы в моей голове. Оно не хотело меня отпускать. Но я не собирался позволять ему держать меня.

Я все еще содрогался, когда думал об этом, о том, как Решай цеплялось за меня, как отчаянный любовник.

Тисана подошла ближе, ее тело прижалось ко мне, а руки обхватили мою руку. И на мгновение я был поражен тем, насколько глубоко я ценю это.

— В конце концов все стало настолько плохо, что они сказали мне, что если они пойдут