Королева Виктория - Кристофер Хибберт

Неодобрительно отозвался о ней и принц Уэльский, всегда болезненно относившийся к теме взаимоотношений матери и Джона Брауна. Прочитав специально присланный ему экземпляр книги, он высказал ей свои строгие замечания, на что королева ответила, что не ожидала получить такие упреки от человека, который сам «никогда не заботился о нравственной чистоте своего поведения». При этом она выразила надежду, что широкая читающая аудитория по достоинству оценит ее усилия и правильно поймет содержание этой книги. Тогда принц Уэльский изменил тактику и запротестовал, что королева все внимание уделила жизни в Балморале и шотландским слугам, совершенно упустив из виду своего старшего сына. Дескать, у читателей может вызвать недоумение тот факт, что в книге нет ни единого упоминания о принце Уэльском.

Этот несправедливый упрек вызвал у королевы приступ праведного негодования. Она тут же написала ему злое письмо, в котором поинтересовалась, дал ли он себе труд осилить книгу от начала до конца, или поручил это нелегкое дело своим «так называемым друзьям». Если бы он удосужился прочитать ее, то без труда обнаружил бы, что его имя упоминается на страницах 1, 5, 8, 331 и 378. Разумеется, не без едкой иронии добавила королева, оно могло быть упомянуто гораздо чаще, если бы сынок находил больше времени навещать свою мать в Балморале. Но он был слишком занят более приятными общественными обязанностями и совсем забыл свои обязанности по отношению к матери.

58. МУНШИ

«Мунши во многом занимает то положение при королеве, которое до него занимал Джон Браун».

Летом 1887 г., то есть в год золотого юбилея правления королевы Виктории, она получила первого индийского слугу, за которым последовали другие. Она была весьма довольна этими слугами, и в особенности толстым и добродушным Мохаммедом Букшем и высоким и красивым 24-летним Абдулом Каримом. Они оба поцеловали ей ноги, когда их представили королеве в Виндзорском дворце. Во время завтрака, когда она степенно ела золотой ложкой вареное яйцо, помещенное в специальную золотую чашечку, они стояли у нее за спиной и с невозмутимым видом наблюдали за происходящим. В соответствии со строгой инструкцией королевы в период завтрака на свежем воздухе эти слуги должны быть одеты в «темно-синее платье», перетянутое кушаком, и обязательно с тюрбаном на голове. Тюрбан индийцев мог быть любого цвета, но только не золотистого.

Во время ужина они одевались в одежду ярко-красного цвета, зимой должны были ходить в золотистом, а летом — в белом. Положив руки на кушак, они стояли неподвижно, как грозные статуи древних богов, а Абдул Карим, кроме того, поражал присутствующих своим экзотически важным видом. Его черная густая борода и такие же черные глаза выделялись на фоне белоснежного тюрбана. По всему было видно, что он не из простых индийцев. Королева была уверена, что в Индии он никогда не был слугой, так как, по слухам, его отец занимал важный пост главного хирурга индийской армии. Именно поэтому она повысила его с должности хитмагара (официанта) до мунши (секретаря). Правда, он был практически неграмотным, но королеву это не смутило, и если раньше он готовил и подавал ей индийские блюда, то теперь стал обучать языку хинди, а все фотографии, на которых было видно, что он подает королеве еду, были уничтожены.

«Я учу несколько слов на хинди, — записала она в дневнике 3 августа. — Мне очень интересно изучать язык народа, с представителями которого я никогда не встречалась ранее». Мунши, как стали его называть при дворе, был «очень строгим учителем и превосходным джентльменом». «Он очень старательный, внимательный, спокойный, добрый, имеет развитый недюжинный ум и чувство здравого смысла, — говорила королева доктору Риду. — Он чрезвычайно полезен мне как знаток своего родного языка... и скоро сможет переписывать для королевы огромное количество бумаг».

Однако остальные придворные не разделяли ее восторга в отношении Мунши и были убеждены в том, что королева никогда и ни при каких обстоятельствах не должна вступать в непосредственный контакт с этим человеком. Они считали его слишком утомительным, невероятно претенциозным и далеко не таким «послушным и преданным» слугой, как она описывала. Но королева игнорировала все намеки на опасность, исходящую от Абдула Карима, считая все эти досужие сплетни самым обыкновенным проявлением расистского высокомерия, которого сама она была напрочь лишена. Так, например, она позволила ему входить в бильярдную комнату, как будто он был одним из ее официальных секретарей, и даже разрешила принимать пищу в столовой для придворных. Кроме того, она предоставила ему прекрасно обставленную комнату в Виндзорском дворце, а в Осборне и Балморале в его распоряжении были коттеджи. Королева заказала австрийскому художнику Рудольфу Свободе портрет своего любимца, а когда он был готов, собственноручно и с необыкновенной аккуратностью сделала для себя копию[73].

Королева позволила Абдулу Кариму привезти из Индии такое большое количество служанок, что доктор Рид каждый раз был вынужден иметь дело с новым человеком. А королева строго отчитала одного из индийцев за то, что он отказался доставить из Индии послание для Мунши. Досталось и ее конюшему сэру Флитвуду Эдвардсу, который во время театрального представления поставил Мунши рядом с костюмерами. Доктор Рид рассказывал сэру Уильяму Дженнеру, что через год после его прибытия ко двору королева взяла его с собой в частную поездку в Глассолт Шил — ее убежище на Лох-Мьюик.

А через несколько месяцев, когда Абдул Карим оказался в постели с огромным карбункулом на шее, королева навещала его дважды в день, «тщательно осматривала область воспаления, поправляла подушку и гладила его руку». А когда ему стало легче, занятия по хинди возобновились в его комнате. В том же году состоялись Бремарские игры, в ходе которых королева поставила Абдула Карима на самое почетное место среди других аристократов.

«Герцог Коннотский был вне себя от ярости и поделился со мной своей обидой, — писал Генри Понсонби, которого королева заставила учить ненавистный индийский язык. — Я ответил, что Абдул стоит там по распоряжению королевы, которая в отличие от нас лучше знает индийский этикет. И спросил у него: если он считает, что это неправильно, то не лучше ли ему об этом сказать самой королеве? После этого он больше не напоминал мне о своих обидах».

Но что беспокоило придворных джентльменов больше всего, так это то, что она назначила Абдула Карима своим «индийским секретарем». Она сказала Генри Понсонби, что он «очень полезен» ей в данном качестве, так как «умеет ловко просушивать ее подпись, чтобы она не размазалась по бумаге. К тому же легко поддается обучению и может достичь определенных результатов». Она добавила также, что не стоит опасаться какого-нибудь подвоха с его стороны. «Никакие важные политические документы никогда не попадают в руки Мунши, даже мое отсутствие, — заверила она лорда Солсбери. — Он всего лишь помогает читать слова, которых я не знаю, или занимается моей личной печатью. Кроме того, он не умеет так бегло читать по-английски, чтобы выведать какие-либо важные государственные секреты».

И тем не менее министры пребывали в уверенности, что даже при всех мерах предосторожности со стороны королевы многие конфиденциальные документы могут оказаться в ненадежных руках человека иностранного происхождения. Иначе говоря, они считали, что королева доверяет ему гораздо больше, чем это полагается чиновнику подобного ранга, оформляет запросы по его просьбе и вообще относится к индийским делам исключительно с мусульманской точки зрения, что, естественно, происходит не без пагубного влияния «индийского секретаря». Так, например, когда он посоветовал ей создать в Индии мусульманский колледж, она пообещала сделать это даже в том случае, если ей придется пойти на некоторые уступки индуистским колледжам. Впрочем, по мнению королевы, «индуистские колледжи вряд ли нуждаются в такой помощи, так как их довольно много по всей стране».

Доверие королевы к Абдулу Кариму стало настолько прочным, что это не могло не вызвать обеспокоенности, усугубляемой тем обстоятельством, что «индийский секретарь» поддерживает тесные дружеские отношения с молодым адвокатом Рафиуддином Ахмедом, близко связанным с Мусульманской патриотической лигой и подозреваемым в передаче Афганистану важных государственных секретов, полученных им от Мунши. Дело дошло до того, что лорд Джордж Гамильтон, министр по делам Индии, выразил серьезные сомнения в необходимости посылать королеве конфиденциальные документы, если она допускает к ним своего «индийского секретаря». Кроме того, он предупредил, что индуистская община будет крайне возмущена, если узнает, что британская королева во многом доверяет мнению мусульманина Абдула Карима. «Я не думаю, — говорил он вице-королю Индии лорду Элджину, — что Мунши представляет для нас ту опасность, которую часто предрекают некоторые политики. Премьер-министр Солсбери согласен с этим мнением». Однако он добавил при этом, что Мунши является «глупым человеком и именно поэтому может оказаться слепым орудием в руках более опытных и искушенных людей».