Династия. Белая Кость - Такаббир Эль Кебади

71

В храме Веры толпились монахи, религиозные служители, попрошайки и горожане, нашедшие здесь убежище, как только пролилась на улицах первая кровь. Взирая на Ангела-спасителя, Святейший отец читал молитвы на церковном языке. От долгого стояния у людей деревенели ноги, от духоты тошнило, от дыма факелов слезились глаза. Служки бесшумно сновали между рядами, держа кувшины с вином. Присутствующие делали по глотку — запасы вина иссякали.

Вдруг с грохотом распахнулись двери. Король въехал в зал верхом на коне и двинулся через толпу по мгновенно созданному проходу. Оборвав молитву на полуслове, Святейший резко обернулся. Серебряные кольца на чёрном одеянии испуганно звякнули, капюшон сполз с головы, открыв взору длинные седые волосы и проплешины на висках.

Перестук копыт затих — конь остановился перед трибуной, воздвигнутой на возвышении. Не сумев прочесть на лице короля ни мыслей, ни чувств, Святейший невольно поёжился и, сложив на животе руки, спрятал ладони в широкие рукава.

Люди несмело потянулись к выходу. Кто-то ускорил шаг, и все как один побежали, толкаясь и наступая другим на пятки.

— Вы считаете, что бог существует на самом деле? — спросил Рэн.

Эхо его голоса заметалось от стены к стене, ударяясь в фрески, рассказывающие о конце света и страданиях грешников в преисподней.

— Я в это верю, ваше величество, — произнёс иерарх.

— Говорят, он вездесущ. Иными словами, во всём принимает участие и везде успевает побывать. Говорят, что всё в этом мире происходит по его воле.

Святейший отец замешкался с ответом.

— Мне почему-то кажется, что, когда я простил горожан, они прошептали: «Слава богу». — Рэн изогнул губы. — Они решили, что конец расправе положил тот, кто сидит на небесах. А кто её, по их мнению, начал? Почему они не славили бога, когда каратели приступили к исполнению своего долга? По идее, его надо славить за всё. Или я чего-то не понимаю?

Святейший вымучил кривую улыбку.

— За одну ночь погибла почти тысяча человек, — вымолвил Рэн.

— Надеюсь, теперь ваше самолюбие удовлетворено?

— Не совсем. Настоящие виновники ещё не наказаны.

Святейший быстро оглядел зал, словно надеялся обнаружить в нишах или среди колонн затаившегося служку или кого-нибудь из охраны.

— О ком вы говорите?

— О клириках, которые бросили королеву истекать кровью. О монахах, которые кричали на каждом углу, что она родила крысёныша.

— Вы не можете их наказать, ваше величество. Эти люди не ваши. Они принадлежат Богу.

— Тогда я их к нему и отправлю.

Рэн развернул коня и поехал к выходу.

Святейший слетел с помоста, кинулся следом:

— Ваше величество! Постойте! Ваше величество!

Рэн посмотрел через плечо:

— Говорите! Только быстро. У меня и без вас полно дел.

— Клирики позволили вам обмануть народ. За что же их наказывать?

— Позволили?

— Даже я могу отличить доношенного младенца от недоношенного. Клирики не стали настаивать на истине. С их молчаливого позволения лорд Мэрит признал ребёнка своим внуком. Я его понимаю: ему выпал шанс вернуть былое положение. Но… — Святейший вытащил руку из рукава и сделал протестующий жест. — Мы воспротивимся внесению имени сына королевы в список претендентов на корону. Он герцог на бумаге, но не по крови.

Рэн перехватил поводья, развернул коня и движением бёдер послал его медленным шагом вперёд:

— В своём обращении к народу вы говорили о деве блудливой. Кого вы имели в виду?

Святейший уставился в широкую грудь жеребца и попятился:

— Никого. Просто фигура речи.

— А я думаю, вы говорили о женщине, которая подбросила плод похоти и блуда под двери монастыря в Нетихе. Есть такой маленький городок на границе с Дигором. Это произошло шестьдесят четыре года назад. Сколько вам лет, Святейший отец?

Лицо иерарха стало белым как мел.

— Когда подкидышу исполнилось восемь, он забил приятеля до смерти, — продолжил Рэн, борясь с желанием дать шенкеля коню. — В четырнадцать заколол прокажённого вилами. В шестнадцать свернул потаскухе шею. Его отлучили от церкви и изгнали из монастыря. Правда, вера в те времена была старой. Наверное, поэтому в новую веру его приняли с распростёртыми объятиями. Теперь он Святейший отец. На бумаге. А по крови — убийца.

— Вы решили, что это я? — спросил иерарх, нащупывая ногами ступени, ведущие на помост. — Никому не верьте!

— Деньги лучше пыток развязывают людям языки.

— Вы сами успели убедиться, что людские языки без костей. — Святейший упёрся спиной в трибуну и сцепил руки перед грудью. — Простите монахов! Ради Бога, простите.

— Ради какого бога? Он оставил бы роженицу истекать кровью? Он бросил бы умирать младенца? Ваш бог именно такой? Или я чего-то не понимаю? А может, это вы неверно толкуете собственную веру?

— Клирик Хааб совершил ошибку. И те, кто кричал на перекрёстках ругательные слова в адрес вашей супруги, — они тоже совершили ошибку. Но ошибаются все. Получается, что надо наказывать всех подряд?

— Чтобы ошибок впредь не было, вы сами покараете монахов. Иначе вашу веру никакой Ангел-спаситель не спасёт.

— Вы пойдёте против церкви? — опешил иерарх.

— Святейший отец, раскройте глаза. Это моё королевство. Ваши храмы стоят на моей земле. Если собака бросается на хозяина, её убивают. Я же проявлю милосердие — отпущу вас на все четыре стороны. Забирайте реликвии и сокровища, которые вы накопили. Забирайте из Просвещённого монастыря научные труды, которые на самом деле являются наукой пустых слов. И уходите из моего дома. Стройте молельни в другом месте. Несите веру в клан Кай-Хин. Степные дикари до сих пор прыгают с бубнами вокруг костра. Уходите! Или накажите монахов и оставайтесь. Выбор за вами, Святейший отец.

Горожане и попрошайки получили для острастки с десяток плетей и теперь стояли на коленях посреди площади Веры, оцепленной Выродками и гвардейцами. К спинам людей прилипла промокшая от крови одежда, в прорехах виднелась вспоротая плоть. Церковная братия бормотала молитвы, глядя себе под ноги.

При появлении короля и Святейшего отца воцарилась гробовая тишина.

Придерживая гарцующего коня, Рэн крикнул:

— Мать Болха!