Танец с драконами. Грёзы и пыль - Джордж Мартин

Корабль она вслед за ним стала называть «Вонючим стюардом», но сердилась, когда он звал Милку Сальцем. В искупление он стал обучать ее кайвассе, однако это оказалось безнадежной затеей.

— Нет, — твердил он в десятый раз, — дракон летает, а не слоны.

В ту же ночь она напрямик спросила, не хочет ли он с ней сразиться.

— Нет, — отрезал он. Позже ему пришло в голову, что она, возможно, имела в виду не потешный турнир, а нечто другое. Он в любом случае ответил бы «нет», но, может быть, не столь резко.

Несколько часов он проворочался в своем гамаке, то засыпая, то просыпаясь. Во сне ему виделись серые руки, тянувшиеся из тумана, и ведущая к отцу лестница.

В конце концов он встал и вышел подышать воздухом. «Селасори кхорун» спустил на ночь свой полосатый парус, палуба опустела. На юте нес вахту один из помощников, у жаровни, где еще тлели угли, сидел Мокорро.

На западе виднелась горсточка звезд, самых ярких. Все остальное небо занимало кровавое зарево, и такой огромной луны Тирион никогда еще не видал. Она раздулась так, точно проглотила солнце и ее снедала горячка. В море рядом с кораблем покачивалась другая такая же.

— Который час? — спросил Тирион жреца. — Солнцу еще рано всходить, да и не в той стороне оно всходит. Почему небо красное?

— Небо над Валирией всегда красное, Хутор Хилл.

По спине Тириона пробежал холодок.

— Неужто мы подошли так близко?

— Ближе, чем хотелось бы морякам. У вас в Закатных Королевствах тоже ходят такие байки?

— Я слышал, что всякого, кто видел этот берег, постигнет несчастье. — Сам он в это не верил, его дядя тоже. Герион Ланнистер отплыл в Валирию, когда Тириону исполнилось восемнадцать. Его целью было отыскать фамильный меч дома Ланнистеров и другие сокровища, пережившие Роковой День. Тирион очень хотел отправиться туда вместе с ним, но лорд-отец объявил путешествие дурацкой фантазией и не позволил ему.

Правильно сделал, что не позволил. Герион, отплыв из Ланниспорта на «Смеющемся льве» лет десять назад, домой так и не вернулся. Люди, отправленные лордом Тайвином на его поиски, проследили корабль до Волантиса. Там половина команды разбежалась, и Гериону пришлось покупать рабов — ни один свободный человек не взойдет на корабль, капитан которого открыто заявляет о своем намерении идти в Дымное море.

— Значит, это Четырнадцать Огней отражаются там, на небе?

— Четырнадцать или четырнадцать тысяч — кто бы посмел считать их? Не следует смертным заглядываться на эти огни, мой друг. Они зажжены божьим гневом, человеку таких не зажечь.

Валирия. В Роковой День, как написано в книгах, каждый холм на протяжении пятисот миль изверг из себя дым, пепел и пламя, спалившее даже драконов в воздухе. В земле открылись трещины, поглощавшие храмы, дворцы, целые города. Озера закипали и превращались в кислоту, горы лопались, огненная лава била на тысячу футов ввысь, из красных туч сыпалось драконово стекло и лилась черная кровь демонов, сушу на севере затопило гневное море. Горделивого города не стало в одно мгновение, империя рухнула день спустя, Край Долгого Лета горел и погружался в пучину.

Валирийцы, воздвигшие свою империю на огне и крови, пожали то, что посеяли.

— Наш капитан не боится проклятия?

— Капитан предпочел бы пройти на пятьдесят лиг мористее, но я настоял на кратчайшем курсе. Не мы одни плывем к Дейенерис.

Грифф со своим молодым принцем… Быть может, слух об отплытии Золотых Мечей на запад распущен нарочно? Тирион не стал говорить об этом. В пророчестве, которым руководствуются красные жрецы, герой лишь один: второй Таргариен их только запутает.

— Ты видел наших соперников в пламени?

— Только их тени. Одну чаще других: чудище с одним черным глазом и десятью щупальцами, плывущее по кровавому морю.

БРАН

Месяц был тонким и острым, как нож. Бледное солнце всходило, заходило, вставало снова. Шелестели на ветру красные листья. Тучи заполняли небо, сверкала молния, гремел гром. Синеглазые мертвецы с черными руками бродили вокруг трещины в скале, но не могли войти. Под холмом, на троне из чардрева, сидел изувеченный мальчик и слушал шепот, а вороны прохаживались по его рукам и плечам.

«Ходить ты больше не будешь, — сказала трехглазая ворона, — но будешь летать». Иногда откуда-то снизу слышалось пение. Старая Нэн называла этих певцов Детьми Леса, но сами они на истинном языке, которым ни один человек овладеть не может, именуют себя поющими песнь земли. Вороны, хранители многих тайн, знают этот язык и клюются, когда слышат песни.

Луна стала круглой. Дождь превращался в лед, и ветви деревьев ломались под его тяжестью. Бран и Мира придумали имена тем, кто пел песнь земли: Ясень, Листок, Чешуйка, Черный Нож, Снеговласка, Уголек. Их настоящие имена слишком длинны, сказала Листок, — человеку не выговорить. На общем языке говорила только она; Бран так и не узнал, что думают о своих новых именах остальные.

После страшного мороза, стоявшего за Стеной, пещеры казались особенно теплыми. Когда холод все-таки проникал к ним, певцы зажигали костры и прогоняли его. Здесь, внизу, нет ни ветра, ни льда, ни снега, ни шарящих мертвых рук — только сны, светильники и легкие клевки воронов. И тот, кто шепчет во мраке.

Певцы зовут его последним из древовидцев, но в снах Брана он остается трехглазой вороной. Когда Мира Рид спросила, как его имя, он издал звук, отдаленно напоминающий смех. «При жизни я их много переменил. Но у меня, как у всех, была мать, и она нарекла меня Бринденом».

«У меня есть дядя, тоже Бринден, — сказал тогда Бран. — Вернее, двоюродный дед. Бринден Черная Рыба».

«Его могли назвать в мою честь. Так иногда еще делают — не столь часто, как раньше. Люди забывчивы, только деревья помнят». Он говорил так тихо, что Брану приходилось напрягать слух.

«Он почти весь ушел в дерево, — объяснила Листок. — Смертные не живут столько, но он держится — ради нас, ради вас, ради всего рода людского. Силы его иссякли, и даже тысяча и одному глазу трудно за всем уследить. Когда-нибудь ты узнаешь».

«Что узнаю? — спросил Бран у Ридов, когда его при свете факелов отнесли в маленькую пещерку рядом с большой — там Дети Леса устроили им постели. — И что помнят деревья?»

«Тайны старых богов, — сказал Жойен Рид. Тепло, еда и отдых немного оживили его, но не развеселили, и усталые глаза смотрели куда-то внутрь. — Истины, известные Первым Людям. В Винтерфелле их позабыли, а у нас на болотах нет, ведь мы там ближе к природе. Земля, вода, камни, дубы, вязы, ивы существовали до нас и будут жить, когда нас не станет».