Без единого свидетеля - Элизабет Джордж

Она подняла голову. Бедная женщина, подумала Барбара, она выглядит как смертельно больной человек. Боже, кажется, она думает, будто это она нажата на курок!

— Некоторое время, — выговорил Сент-Джеймс так тихо, что Барбаре пришлось склониться к нему, чтобы разобрать слова, — в ее организм не поступал кислород.

— И что это значит?

— Ее мозг был лишен кислорода, Барбара.

— Но теперь, — упорствовала в своем оптимизме Барбара, — теперь-то все в порядке, да? Что с ней теперь?

— Сейчас ей делают вентиляцию легких. Мониторинг сердечной деятельности. Разумеется, внутривенные вливания.

— Хорошо. Это ведь хорошо, да?

Конечно, это же замечательно, это повод радоваться, момент был ужасный, но они пережили его, и теперь все придет в норму. Правильно? Да. Скажи слово «да».

— В коре головного мозга не наблюдается активности, — сказал Сент-Джеймс — И это значит…

Барбара ушла. Она не хотела больше ничего слышать, потому что слышать означало знать, знать означало чувствовать, и вот как раз чувствовать… черт бы побрал эти чувства. Уткнув глаза в линолеум, она быстрым шагом вышла из больницы в холодный ночной воздух, и ветер хлестнул ее по щекам с такой силой, что она задохнулась и с удивлением подняла голову. И увидела их. Стервятников. Журналистов. Не дюжины, нет, не в таком количестве, в каком она видела их у заграждений перед туннелем на Шанд-стрит и в конце Вуд-лейн. Но достаточно много, и ей захотелось броситься на них.

— Констебль! Констебль Хейверс! На одно слово!

Барбара думала, что ее зовет кто-то из тех, кто ждет в больнице, кто-то захотел поделиться с ней последними новостями, поэтому она обернулась, но это был Митчелл Корсико. Он приближался с блокнотом в руках.

— Вы должны покинуть это место, вы все, — сказала она, — но вы в первую очередь. Вы уже достаточно наделали дел.

Он наморщил лоб, как будто не совсем понимая, что она ему говорит.

— Вы же не думаете… — Он замолчал и через миг уже перестроился. — Констебль, нет никаких оснований считать, будто случившееся имеет хоть какую-то связь с моим очерком о суперинтенданте.

— Мое мнение вы слышали, — сказала Барбара. — А теперь убирайтесь с моего пути.

— Но как себя чувствует его жена? Она поправится?

— Убирайся к чертовой матери! — прорычала она. — Или я не отвечаю за последствия!

Глава 29

Настало время последних приготовлений, и Он приступил к ним с присущей Ему тщательностью. Он работал не спеша. Несколько раз поймал Себя на том, что улыбается. Измеряя размах рук взрослого мужчины, Он даже начал напевать что-то под нос. Пел Он, само собой, едва слышно, потому что бессмысленный риск на столь продвинутой стадии был бы с Его стороны не чем иным, как идиотизмом. На ум Ему приходили самые неожиданные мелодии, и, когда из Его уст полились слова религиозного гимна «Мощная крепость есть наш Господь», Он не мог не рассмеяться. Потому что внутри фургона Он действительно был как в крепости: здесь Он был надежно укрыт от мира, тогда как миру укрыться от Него было негде.

Второй комплект кожаных ремней он прикрепил к задней дверце фургона. Для этого Ему понадобились дрель и болты, а надежность конструкции Он проверил, повиснув на ремнях так, как будет висеть наблюдатель, и дергаясь и извиваясь так, как будет дергаться и извиваться наблюдатель. Результат Его удовлетворил, и Он перешел к инвентаризации припасов.

Газовый баллон плитки полон. Клейкая лента нарезана на куски и подвешена так, чтобы до нее было легко дотянуться. В фонарик вставлены свежие батарейки. Инструменты для освобождения души заточены и лежат наготове.

Фургон заправлен бензином, полный бак. Доска, к которой будет привязано тело, безупречно чиста. Бельевая веревка свернута аккуратными кольцами. Бутылка с маслом на месте. Да, это будет Его высочайшим свершением.

«Ну да, как же. Ты что, правда так думаешь? Господи, до чего же ты глуп!»

Задней частью языка Фу надавил на свод горла, чтобы давлением на барабанные перепонки заглушить хотя бы на время голос червя, вероломно сеющего зерна сомнения. Сглатывая, Он услышал, как хрустнуло что-то в черепной коробке, и, расплющенный давлением о какую-то часть среднего уха, червь исчез.

Только для того, чтобы вернуться в следующее мгновение.

«Сколько еще времени ты собираешься занимать место на этой планете? Ты знаешь, что в истории человечества еще не было существа более бесполезного, чем ты, недоумок? Стой и слушай, когда я говорю с тобой. Будь мужчиной, или сгинь с глаз моих долой».

Фу ускорил темп. Чем скорее Он закончит работу, тем быстрее сбежит от червя.

Он выбрался из фургона в поисках спасения. Таких мест, где червь не достал бы Его, нет, но можно отвлечься. Всегда есть возможность найти, чем себя занять. Надо только сообразить чем. Быстрее, быстрее, быстрее. В фургоне Его орудием были суд, наказание, искупление, освобождение. В остальных случаях Он пользовался более традиционными инструментами.

«Займись чем-нибудь полезным, бездельник».

Займется, еще как займется.

Добравшись до дома, Он бросился к телевизору и включил его на такую громкость, что все остальное просто перестало существовать. На экране Он увидел вход в здание, снующие туда-сюда фигуры, журналистку, которая открывала и закрывала рот, издавая слова, которые Он никак не мог сопоставить с их значением, потому что червь упорно засел в Его мозгу.

Он поедал Его сущность. «Ты слышишь меня, недоумок? Понимаешь, что я тебе говорю?»

Еще увеличить громкость. Он начал улавливать обрывки фраз: «Вчера днем… больница Святого Фомы… критическое состояние… на пятом месяце беременности…» И потом Он увидел его, того самого полицейского — свидетеля, наблюдателя…

Его лицо мгновенно избавило Фу от червя. Он смог сосредоточиться на телевизионном экране. Этот человек, Линли, выходил из больницы. По обе стороны от него шагали констебли в форме, прикрывая от репортеров, налетевших на него с вопросами.

— …какая-нибудь связь…

— Вы сожалеете…

— Возможно ли, что эти события вызваны каким-то образом статьей в «Сорс»?

— …решение допустить журналиста…

Линли шел через них, мимо них, вне их. Лицо его застыло как камень.

Ведущая репортаж журналистка сказала что-то о состоявшейся несколькими часами ранее пресс-конференции, и на экране замелькали кадры, снятые там. На трибуне пресс-центра стоял хирург в зеленом халате и щурился от вспышек фотокамер. Он рассказал об извлечении пули, о произведенных оперативных мерах, о том, что плод шевелится, но что на данный момент он больше ничего сказать не может, и, когда невидимые слушатели засыпали его вопросами, он действительно и рта не раскрыл, а просто сошел с трибуны и покинул помещение. Затем снова включилась камера, снимающая дрожащую на ветру журналистку.

— Это первый случай, — взволнованно произнесла она, — когда в ходе полицейского расследования совершается нападение на члена семьи одного из участников следствия. Тот факт, что преступление было совершено почти сразу после публикации в прессе статьи о том самом полицейском и его жене, заставляет задуматься, насколько мудрым было принятое Скотленд-Ярдом беспрецедентное решение допустить к следствию представителя средств массовой информации.

Репортаж она на этом закончила, но образ Линли оставался с Фу, даже когда телезрители вернулись в студию, где дикторы печальными голосами продолжили читать утренние новости. Они могли не стараться — Фу не услышал ни слова из того, что они говорили, потому что Он думал только об одном: тот полицейский. Как тот шел, как выглядел. Фу поразило то, что детектив не проявлял опаски или хотя бы настороженности. Он был совершенно беззащитен.

Фу улыбнулся. Щелчок, и телевизор, более ненужный, смолк. Фу прислушался: в доме ни звука. Червь изгнан.

Обязанности Линли на время перешли к инспектору Джону Стюарту, но Нкате казалось, что тот лишь механически выполняет их, потому что мыслями он был в другом месте. Мысли всей команды были в другом месте: или в больнице Святого Фомы, где лежала жена суперинтенданта на грани жизни и смерти, или в полицейском участке в Белгрейвии, который вел расследование нападения на Хелен Линли. Разделяя во многом чувства коллег, Нката все же понимал, что в данной ситуации существует лишь одна разумная линия поведения — выполнять свою работу, и он заставлял себя идти этим путем, говоря, что таков его долг перед Линли. Но душа не слушалась рассудка, и состояние это было чертовски опасно. Очень просто было упустить мелкий, но критический факт, когда он, как и все остальные, был поглощен внешними событиями.

Руководствуясь тщательно расчерченным и размеченным Цветными карандашами графиком, инспектор Стюарт раздал подчиненным задания и затем, в свойственной ему манере, стал контролировать каждый шаг. Он кругами ходил между столов оперативного центра, заглядывая детективам через плечо, в их блокноты и мониторы, отрываясь лишь для того, чтобы позвонить в участок в Белгрейвии. Цель его звонков состояла в том, чтобы узнать, какой прогресс был достигнут в расследовании покушения на жену суперинтенданта. Тем временем следственная команда в оперативном центре составляла и печатала отчеты. Время от времени кто-нибудь спрашивал полушепотом: