Другая история литературы. От самого начала до наших дней - Александр Жабинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
I век и XIII век – одна и та же линия № 5.
В XIV веке, как почти везде в Европе, мы видим на Руси новый стиль: «плетение словес».
«В поисках опоры для своего культурного возрождения русские, как и другие европейские народы, обращаются к древности, но не к древности классической (Греция, Рим), а к своей национальной. И в этом следует видеть главную особенность русского Предвозрождения», – пишет Д. С. Лихачев. В том-то и дело, что в этом нет ничего особенного, потому что «классическая древность» – это и есть нормальное европейское Средневековье. И другие народы точно так же обращаются с конца XIV века к своей национальной классике, появляется множество стилизаций «под Средневековье» и на Руси, и в Европе, и даже в Индии и Китае.
«Этот повышенный интерес к «своей античности» – к древнему Киеву, к старому Владимиру, к старому Новгороду – отразился в усиленной работе исторической мысли… в обостренном внимании к произведениям XI – начала XIII в.».
Например былины об Алеше Поповиче были сложены именно в это время, тогда как былины об Илье Муромце гораздо более раннего происхождения. Так же и некоторые саги на Западе, внешне мало отличимые от более ранних, сложены в это время.
И кстати, нельзя сказать, что Руси не была знакома «античная» культура и система ценностей. Согласования с античными произведениями наших литературных работ литературоведы нашли, как мы это только что показали. А специалисты по изобразительному искусству нашли также схождения с античной Грецией в живописи.
«Для России… античность отнюдь не была далекой от современности, замкнутой в прошлом исторической эпохой, – пишет Г. Кнабе. – Творчество Рублева в целом и его «Троица» в частности были как бы заново открыты на рубеже ХХ века и с тех пор вызывали и вызывают… все большее количество отзывов, наблюдений и ученых анализов. Среди них обращает на себя внимание всеобщее ощущение реальной и очевидной связи этих произведений с искусством классической Греции».
А вот мнение Н. Деминой: «В своей разумной уравновешенности и соразмерности всему человеческому Рублев ближе к эллинам классической поры, чем к напряженно взволнованным людям эллинистического мира и Византии».
О чем же сообщают нам искусствоведы? А сообщают они, что художник Андрей Рублев (1360/70 – ок. 1430, линии № 6–7) в творчестве своем ближе эллинам классической поры (V–IV века до н. э., линии № 5–6), чем к более высокой культуре эллинизированного мира (III–II века до н. э., линии № 7–8), или искусству Византии (ниже линии № 5). И это совершенно правильно. Россия линии № 6 сопоставима именно с линией № 5, потому что у нас искусство всегда отставало от европейского и средиземноморского уровня.
Из литературных произведений в XV веке на Руси появляются:
«Задонщина» – крупнейшее произведение о Куликовской битве, якобы обращение к примеру «Слова о полку Игореве» – начало века. «Сказание о Мамаевом побоище» – середина XV века. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина.
«Сказание о князьях Владимирских», рассказывающее о происхождении русских князей от римского императора Августа.
В это же время или в начале XVI века появляется повесть о Вавилонском царстве, где развивается идея преемственности византийских монархов от Вавилона.
XVI век. «Великие Минеи-Четьи» митрополита Макария – собрание всех произведений, посвященных житиям святых. «Домострой». «Стоглав».
«Однако неудача Возрождения была завуалирована пышными формами официальной историографии… и появлением грандиозных «обобщающих предприятий» в литературе», – пишет Д. С. Лихачев, продолжая переживать за Русь. Но то же самое мы видим и в «древней» Греции в эпоху эллинизма, то есть, если перевести скалигеровскую хронологию в нашу, в XV–XVII веках. В Западной Европе в это время выходят огромные серии античных писателей, целые университеты «дорабатывают» Аристотеля и других «древних», которые, впрочем, действительно были древними в сравнении с теми, кто их обрабатывал.
Воскресенский Новоиерусалимский монастырь. Скит патриарха Никона. 1657–1662 годы.«СТОГЛАВ»:«Оиже в церквах стоят в тафьях и в шапках. Да по грехам бесстрашие вошло в люди в церквах божиих, в соборных и приходных, стоят без страха и в тафьях, и в шапках, и с посохи. Якоже на торжище, или на позорище,[91] или на пиру, или яко в корчемнице, и говор, и ропот, и всяко прекословие, и беседы, и смрадные словеса; пения божественного не слышат в глумлении. Церковь божия устроена на молитву приходити и на оставление грехов, и Бога молити со страхом, мы же паче на гнев Бога подвизаем.
Иже бреют главы и брады. Да по грехам слабость, и небрежение, и нерадение вниде в мир в нынешнее время; нарицаемся хрестьяне, а в тридцать лет и старые главы бреют и брады и ус, и платье и одежи иноверных земель носят, то по чему познати хрестьян?
Иже хрестьяне рукою крестятся не по существу[92]… и крестное знамение не по существу кладут на себе, отцы духовные о сем не радят и не поучают.
Иже крестьяне клянутся и лаются.[93] Клянутся именем божиим во лжу всякими клятвами, и лаются без зазору всегда всякими укоризнами неподобными, скаредными и богомерзкими речьми, иже не подобает хрестьянам. И во иноверцах такое бесчиние не творится. Как Бог терпит нашему бесстрашию?…
О птицах и зайцах, о удавленине.[94] Продают в торгу по всем градам и по всем землям моего государства всякие птицы и зайцы давленину, а не колото живо и кровь не точена. И о сем в заповедях божиих вельми возбраняет хрестьянам давленина ясти. Достоит о сем законоположение рассудно утвердити, чтобы хрестьянские души давлениною не осквернялися…
О детином крещении. А детей бы крестили в церквах по уставу и по преданию святых апостол и святых отец. А не обливали водою, но погружали в три погружения. А крещали бы детей по священным правилам достоверно, якоже есть писано «О крещении младенец». Крещается от священника, глаголюще сице: «Крещается раб божий имярек. Во имя Отца». И погружает его единощи, глаголя «аминь». Та же «И Сына. Аминь», и погружает паки.[95] «И святаго Духа», и паки погружает третием. И глаголет: «И ныне, и присно, и во веки веков, аминь». Ведомо же буди, яко по апостольском 49 правиле измещется священник, крестивый сице, рек: «Крестится раб божий, имярек. Во имя Отца и Сына и святаго Духа ныне, и присно, и во веки веков, аминь». И тако погрузив крещаемого, и паки тоже слово рек и паки погрузив. И паки тоже слово третием рек и паки погрузив. Крестит бо, рече, в три безначальныя и в три сыны и в три утешителя – в 9 лиц. Такоже измещется по 8 правиле и рекий все тожде слово и погрузив крещаемаго единощи, яко не славя воскресения. Но сице подобает крестити. Прием священник рукама крещаемого и глаголет: «Крещается раб божий, имярек. Во имя Отца, аминь». И низводит его и возводит. «И Сына, аминь». Низводит и возводит. «И святаго Духа. Ныне, и присно, и во веки веков, аминь». И паки погружает его. И тако бы крестити в три лица божественна. В тридневное воскресение Христово треми погруженми, и посем мажет его великим миром и облачит его во вся новая, прежде вдав его на руки приемнику. И поет священник с людьми: «Блажени, им же отпустишася беззакония, и им же прикрышася греси» и прочая по уставу. А кум был бы один – любо мужеский пол, а любо женский, а по два бы кума и мнози кумове не были, как у вас преже сего было.
О обручении и о венчании ответ. А обручение бы и венчание было по божественному уставу все сполна во всем священническом чину. И венчали бы после обедни, а ночи бы не венчали. А венчали бы отрока пятинадесяти лет, а отроковицу двунадесяти лет по священным правилам. А меньше бы отрока пятинадесяти лет не венчали. И потом бы новобрачных поучали от божественного Писания, како подобает православным по закону жити и прочая.
Чин и указ. Аще будет поняти[96] вдовцу девица или за юношу идет вдовица. Пришедшим сим по литоргии в церковь и станут на месте пред святыми дверями. Священнику же наченшу во всем сану: «Благословен Бог наш», таже все по ряду венчание. Именует напредь первобрачного имя и потом двоебрачного или есть мужеский пол или женский. И по скончании всего глаголет молитву о двоеженце. Аще ли случится и треженец быти един от них, в той молитве применяет глаголя: «К третьему совокуплению», и не глаголет «браку», понеже нужа ради телесныя се бывает. Таже отпуст.[97] Аще ли есть в неделю глаголется: «Воскрес из мертвых Христос, истинный Бог наш, молитвами пречистыя его матери, и святаго его же есть храм, и его же есть день, и всех святых помилует и спасет нас, яко благий человеколюбец…»
О втором же браку и о треженцах. А второму браку венчания несть, но токмо молитва по правилам, и третьему молитва под запрещением по священным правилам. Второму – 2 лета епитимьи, аще будет млад, то едино лето. А третьему пять лет от общения и ото всякия святыни. А четвертый бы брак от вас никогда же не именовался, четвертый же брак и законни правила возбраняют, блудяй убо себе единому неправду сию имеет. А иже четвертого брака яко рекше себе смесив поругается, убо сим возбраняющим божественным и священным правилам, он убо который разрушает божественных и священных правил, каковое имеет благочестие и каковый ответ ждет на Страшнем суде, той убо и сам себе отлучи от славы божия…»