Бабель (ЛП) - Куанг Ребекка

Абель на мгновение замолчал. Потом он сказал: «На французских баррикадах революционеры подходили к солдатам с распахнутыми рубашками и кричали, чтобы они стреляли, если осмелятся».

«Правда?

«Иногда. Иногда они пристреливали их на месте. Но в других случаях — ну, подумайте об этом. Вы смотрите кому-то в глаза. Они примерно твоего возраста или моложе. Из того же города. Возможно, из того же района. Возможно, вы знаете их, или видите в их лице кого-то, кого вы могли бы знать. Вы бы нажали на курок?

«Думаю, нет», — признал Робин, хотя маленький голосок в его сознании шептал, что Летти это сделала.

У совести каждого солдата есть предел», — сказал Абель. Полагаю, они попытаются нас арестовать. Но стрелять в горожан? Устраивать резню? Я не уверен. Но мы заставим их разделиться. Посмотрим, что будет».

Скоро все закончится. Они пытались успокоить себя ночью, когда смотрели на город, видели яркий свет факелов и пушечный огонь. Им оставалось только продержаться до субботы. Парламент не мог продержаться дольше, чем они. Они не могли допустить падения Вестминстерского моста.

Затем, всегда, странное, предварительное представление о том, как может выглядеть прекращение огня. Должны ли они составить договор с условиями амнистии? Юсуф взял это на себя, составив договор, который спасал их от виселицы. Когда башня возобновит нормальное функционирование, будут ли они в ней участвовать? Как выглядела стипендия в эпоху после империи, когда они знали, что серебряные запасы Британии сойдут на нет? Раньше они никогда не задумывались над этими вопросами, но теперь, когда исход этой забастовки был на волоске от гибели, единственным утешением для них было предсказание будущего в таких деталях, что оно казалось возможным.

Но Робин не мог заставить себя попробовать. Он не мог выносить эти разговоры; он уходил от них всякий раз, когда они возникали.

Не было будущего без Рами, без Гриффина, без Энтони, Кэти, Илзе и Вимала. Насколько он понимал, время остановилось, когда пуля Летти покинула патронник. Теперь оставались только последствия. То, что произошло после, должен был переживать кто-то другой. Робин хотел только, чтобы все это закончилось.

Виктория нашла его на крыше, прижавшего колени к груди и раскачивающегося взад-вперед под звуки выстрелов. Она присела рядом с ним. «Надоела юридическая терминология?»

«Это похоже на игру», — сказал он. «Это кажется смехотворным — и я знаю, что все это было смехотворным с самого начала, но это — разговор о том, что будет потом — кажется просто упражнением в фантазиях».

«Ты должен верить в то, что есть после», — пробормотала она. «Они верили.»

«Они были лучше нас.»

«Они были.» Она обхватила его руку. Но все равно все оказалось в наших руках, не так ли?

Глава тридцатая

Вестминстерский мост рухнул.*

Глава тридцать первая

Вестминстерский мост обрушился, и в Оксфорде начались открытые боевые действия.

Они столпились вокруг телеграфного аппарата, с тревогой ожидая новостей, когда один из стрелков ворвался сверху и, переводя дыхание, объявил: «Они убили девушку».

Они последовали за ним на крышу. Невооруженным глазом Робин видел суматоху на севере Иерихона, бешеное движение толпы, но потребовалось мгновение возиться с подзорной трубой, прежде чем он определил, на что указывают стрелки.

Солдаты и рабочие на баррикаде в Иерихоне только что обменялись выстрелами, сказал им боевик. Обычно это ни к чему не приводило — предупредительные выстрелы постоянно раздавались по всему городу, и стороны обычно стреляли по очереди, после чего отступали за баррикады. Символично; все это должно было быть символично. Но на этот раз упало тело.

Объектив подзорной трубы показал поразительное количество деталей. Жертва была молодой, белой, светловолосой и симпатичной, а кровь, вытекавшая из ее живота, окрасила землю в яркий, безошибочно узнаваемый алый цвет. На фоне серых булыжников она выглядела как флаг.

На ней не было брюк. Женщины, которые присоединялись к баррикадам, обычно носили брюки. На ней была шаль и струящаяся юбка, а в левой руке по-прежнему висела перевернутая корзина. Возможно, она шла за продуктами. Она могла возвращаться домой к мужу, родителям, детям.

Робин выпрямилась. «Это...

Это были не мы, — сказал другой стрелок. Посмотрите на угол. Она отвернулась от баррикад. Это был не один из наших, говорю вам».

Крики снизу. Выстрелы просвистели над их головами. Напуганные, они поспешили спуститься по лестнице в безопасное место башни.

Они собрались в подвале, нервно сгрудились, глаза метались вокруг, как у испуганных детей, которые только что сделали что-то очень непослушное. Это была первая гражданская жертва баррикад, и это было очень важно. Линия была прорвана.

«Все кончено, — произнесла профессор Крафт. Это открытая война на английской земле. Все это должно закончиться».

Тогда разгорелась дискуссия.

«Но это не наша вина», — сказал Ибрагим.

«Им все равно, виноваты ли мы», — сказал Юсуф. Мы начали это...

«Тогда мы сдаемся?» — потребовала Мегхана. «После всего этого? Мы просто остановимся?

Мы не остановимся, — сказал Робин. Сила его голоса ошеломила его. Он звучал откуда-то извне. Он звучал старше; он звучал как голос Гриффина. И, должно быть, он нашел отклик, потому что голоса затихли, и все лица повернулись к нему, испуганные, ожидающие, надеющиеся. «Вот когда наступает переломный момент. Это самое глупое, что они могли сделать». Кровь стучала у него в ушах. «Раньше весь город был против нас, разве вы не видите? Но теперь армия все испортила. Они застрелили одного из горожан. Этого уже не вернуть. Думаешь, Оксфорд теперь поддержит армию?

«Если вы правы, — медленно произнесла профессор Крафт, — то ситуация станет намного хуже».

«Хорошо,» сказал Робин. «Пока баррикады держатся».

Виктория смотрела на него сузившимися глазами, и он знал, что она подозревает — что это совсем не тяготит его совесть, что он не так расстроен, как остальные.

Так почему бы не признать это? Ему не было стыдно. Он был прав. Эта девушка, кем бы она ни была, была символом; она доказывала, что у империи нет сдерживающих факторов, что империя готова на все, чтобы защитить себя. Давай, подумал он, сделай это снова, убей еще больше, окрась улицы в красный цвет своей кровью. Покажи им, кто ты есть. Покажите им, что их белая кожа их не спасет. Вот, наконец, непростительное преступление с явным виновником. Армия убила эту девушку. И если Оксфорд хотел отомстить, то у него был только один способ это сделать.

В ту ночь улицы Оксфорда взорвались настоящим насилием. Бои начались в дальнем конце города, в Иерихоне, где пролилась первая кровь, и постепенно распространялись по мере того, как возникали все новые и новые точки конфликта. Пушечная пальба была непрерывной. Весь город проснулся от криков и беспорядков, и Робин увидел на этих улицах больше людей, чем он когда-либо мог себе представить, живя в Оксфорде.

Ученые толпились у окон, выглядывая наружу между вспышками снайперского огня.

«Это безумие», — продолжала шептать профессор Крафт. «Абсолютное безумие».

Безумие было недостаточным, чтобы описать это, подумал Робин. Английский язык был недостаточен, чтобы описать все это. Его мысли обратились к старым китайским текстам, к идиомам, которые они использовали для описания краха и смены династий. 天翻地覆; tiānfāndìfù. Небеса упали, и земля рухнула сама на себя. Мир перевернулся с ног на голову. Британия проливала свою кровь, Британия вырывала свою плоть, и ничто после этого не могло вернуться к прежнему состоянию.

В полночь Абель вызвал Робина в холл.

«Все кончено, — сказал он. Мы приближаемся к концу пути».

«Что вы имеете в виду?» спросил Робин. «Это хорошо для нас — они спровоцировали весь город, не так ли?»

«Это ненадолго,» сказал Авель. Они сейчас злы, но они не солдаты. У них нет выносливости. Я уже видел это раньше. К началу ночи они начнут разбредаться по домам. И я только что получил сообщение из армии, что на рассвете они начнут стрелять по тем, кто еще там».