Люди Солнца - Том Шервуд

Англиканец всматривался в воображаемую картину, вздев брови.

– Или не заявит? – подтолкнул его я.

– Если… Вы пригласите меня освящать церковь вместе… Я соглашусь!

– Превосходно. Вы утешили моё сердце, святой отец. Но что скажите, если одновременно с вами я приглашу ещё монаха Ламюэля, последователя религии Зороастризма, и иудея, поскольку они так же верят в Единого Бога, и мусульманина Абдуллу? Или опять скажете – «я лучший священник»?

– Нет, – наконец улыбнулся он. – Не скажу. Но тогда… встаёт вопрос – кто будет проводить обряд первым? Жребий?

– Первым будет читать молитвы Иван. Остальные – да, может быть жребий.

– Но почему такая привилегия?

– А вы знаете, святой отец, какой смысл в самом названии «православие»?

– Нет.

– «Пра» означает «древнейшее, из начала времён». Пра-матерь, прародина. Так вот пра-вославие – это «древнейшее, изначальное восславление Бога». Неспроста в день Воскресения Христова… Иннокентий, что?

– Священный огонь, сходящий на Гроб Господень, даётся в руки только православному священнику.

– Вот такой факт.

Снова пришла Омелия и добавила к трапезе новое блюдо.

– Прошу вас, – сказал я, – джентльмены. Кухня моей жены Эвелин. Это больше чем вкусно.

И вот англиканец остался у нас жить. Я испытывал странную радость, когда встречал в зале уединившихся и что-то обсуждающих Ивана, этого англиканца, иудейского ребе, которого привёл по моей просьбе Давид, Ламюэля и Абдуллу.

С нетерпением ожидали предстоящего события Барт и Милиния, так как только после освящения церкви их могли обвенчать. Но, к изумлению моему, меня однажды озадачил фон Штокс.

– Майстер Том, – сказал он мне, отведя в уголок. – Позволяйте мне просийт ваш совет.

– Охотно, – кивнул я ему.

– Леди Кристина претложила мне стелайт ей претложений.

– Это как?

– Штопы я претлойжил ей выйти за меня самуж.

– Но… Это… А что же вы?

– О, такой юный и прекрасный девуйшек… А я старик, мне сорок лет! Сорок!

– Но что вы чувствуете по отношению к ней?

– Шгучий восхищений и несомненный люпофь, йа.

– Гювайзен. Вы невероятный счастливчик. Делайте немедленно «претлошений». В «Шервуде» будут сразу две свадьбы.

ЭПИЛОГ

Толщина бумажного листа, любезный читатель, не позволяет изобразить в подробностях, что было дальше. Его величество Переплёт указывает мне, что количество страниц в нём не беспредельно. Поэтому завершающие штрихи моей истории изображу кратко.

Гранильщик алмазов выполнил мой заказ. Когда отликовали счастливые свадьбы, когда отшумел бал с Ксанфией, – новоявленной исцелённой принцессой, – я собрал за столом в каминном зале всех-всех.

Встав, я подозвал Ксанфию к себе и торжественно навесил ей на тонкую шейку шёлковый шнур с шедевром гранильщика: золотой квадратик с плоской накладкой из полированной стали. На сверкающем синевато- белом поле крохотными рубинами было выткано маленькое крылатое сердце.

– Мною, бароном Томом Шервудом, награждается Ксанфия, за спасение своей курицы по имени Живулечка. И ещё за то, что в «Шервуде» никто никого больше не убивает. Знайте и помните: живы и курочки, и коровки. Это Ксанфия спасла им жизнь. И если кто-то из вас совершит в жизни подобный поступок, – он точно так же будет мной награждён.

Ксанфия, плача, под ураган аплодисментов, двумя ножками, ровно, шла к Дэйлу, и он вышел ей навстречу и обнял.

– Чарли! – сказал тогда я.

И растерянный мальчишка подошёл ко мне и задрал головёнку.

– Мною, бароном Томом Шервудом, награждается Чарльз Нойс, за спасение судеб двух влюблённых людей. Это благодаря ему Барт и Милиния счастливы, а мы можем с горячей радостью видеть это счастье.

Он пошёл, часто моргая, придерживая «Крылатое Сердце», к Гобо и Баллину.

– Ламюэль и Фалькон! – громко сказал я.

И монахи встали и подошли.

– Награждаю я, недостойный вас барон Шервуд, орденом Солнца.

И опустил каждому на грудь золотую пластину с полированной сталью, на которой алое крылатое сердце было помещено в плавно изогнувшее лучи солнце.

– Всем, кто достигнут такой высоты духа, как наши Ламюэль и Фалькон, я завещаю такой орден. Наш Гранильщик, а потом его ученик Шышок изготовят их с запасом. С большим запасом, потому что золота у меня много. Растите, мои маленькие друзья, будущие мастера и волшебники! Растите, будущие люди Солнца!

Ушёл из замка Носатый, сообщив мне, что измучился, представляя каждый день окорок и колбасу, которых нет. Ушёл и нанялся на какую-то работу в порту.

На корабль «Эрмшир» привезли женщину, донну Бригитту. Соответственно, в «Шервуд» привезли двадцать семь девочек, и танцевальные пары скользили по натёртому воском полу каждый, каждый вечер.

Ах, да. «Эрмшир», свой новый корабль, я передал в полное владение Серым братьям. К моему удивлению, капитаном его был назначен Стив.

Бык и Тонна оставили свои нарды, когда научились играть в шахматы, и по воскресеньям, после угольного урока вернувшись в «Шервуд», они присоединялись к обязательному послеобеденному турниру.

В январе тысяча семьсот семьдесят первого года у нас с Эвелин родился Мартин. А ещё через год – тихая, улыбчивая Алис.

В замке появился ещё один мастеровой цех – живописи. Клаус во множестве создавал писанные маслом морские миниатюры и многих увлёк.

Баллин действительно оказался непревзойдённым садовником. Он получил золотой знак, на котором рубинами был изображён бутон розы, и, разумеется, заслуженное звание «мастер цветов».

Пит не знал почтового адреса своей семьи, которая осталась за океаном. Мы не могли написать им, что их сын жив и здоров. Поэтому, когда «Эрмшир» направился к берегам Нового Света, Пит был отправлен мною домой – повзрослевший, овладевший керамическим ремеслом, счастливый и богатый. Мою уверенность в том, что он доберётся домой, благополучно миновав испанцев, французов, пиратов, – обеспечивали стоящие на корме дальнобойные пушки.

Джек Сиденгам выполнил моё поручение, и в замок приехала и поселилась во всевозможном удобстве вдова Каталуки, – моего матроса, который на Мадагаскаре сделал шаг к распахнувшей пасть смерти и тем спас меня и команду – ценой своей жизни.

Я помог Гэри вернуть родовой замок и свою истинную фамилию – но об этом, может быть, я напишу позже, если будет на то Божья воля.

Кузнец Климент принёс мне однажды найденный в массиве клинков Регента странный меч – с пауком на лезвии и с рукоятью – в точности как у моей «Крысы». Август привёз из «Девяти звёзд» почти такой же, но с фигуркой фаланги, а Бэнсон, глядя на это, подарил мне Альбову Кобру. Сейчас все четыре клинка висят на стене моего кабинета – не того, который в городе, а «Шервудского», где сигары.