Павел Флоренский Философия культа - Павел Флоренский

(Из материалов незавершенной статьи «Ноумены и феномены»)

1914.IX.20

Феномены и ноумены

Выяснить этимологию и симасиологию слова manifestatio (— φαινόμενο ν?). Манифестация! Кем, когда, по какому случаю введено в философию это слово.' не искусственное ли оно? М<ожет) б<ытьХ оно—простой перетаск греческого термина—как-нибудь?

Manifestatio и manes, маны (ср. обратное: penates от penitus, внутри, сокрытые, оккультные).

Маны—явления душ? (а не самые души?) души в явлении? в появлении/ в проявлении/ Senates же—в само-бытии, вещи в себе. Не суть ли manes—φαινόμενα, a penates—νοούμενα? 1ении же—идеи этих вещей в ceOe; numina—nomina—самая мистическая глубь духовного мира, существо его. Другими словами, тут ноуменальность все возрастает. А что такое ларвы? (Какова этимология этого слова? маска?) Не есть ли ларвы пустота, отрицание реальности, меонические скорлупы, трупы, остающиеся от душ? Тогда расположение слоев духовного бытия будет такое.

I9I4.IX.20.

Поезд <1 нрзб.> Москва

+

По словам Пахимера, «Имена суть объявления лежащих под ними вещей». Вероятно, это неверн<ый> перевод, во всяком случае смысл передает непонятно. Не объявления, а выявления, явления, проявления.

Имена—проявления вещей. Всякая вещь лежит под той энергией, которая ее выявляет. «Объявления» же—получается смысл <1 нрзб.> очень и плоский, словно имена—ярлыки, объявления, наклеенные на вещи, т. е. условно с ними соединенные. Рус<ский) перевод дает смысл прямо противоположный смыслу подлинника.

1915.IV.20 (ранее)

Наше понимание, т. е. современное, термина явление, phaenomenon, феномен, соответствует приблизительно греческому термину δόξα, мнение, кажимость, мнимость, но ничуть не может быть признаваемо за эквивалент греческого φαινόμενον. Ибо, повторяю, греческое φαινόμενον имело смысл положительный, а наше «феномен» употребляется исключительно в смысле отрицательном.

1915.VII.3

Ноумены и феномены

[Прикровенная теория <1 нрзб.> Имена, как феномены—имеславие-... ]

<·!)) «Превзойти Канта»—значит освободить его от исторического), от психологичвеского) момента. Конечно, это возможно лишь в смысле направления работы, но не как готов<ый) результ<ат>. Логика воплощается в психике, а не вне ее, логический) и психологический) моменты связаны. Чистая логика, это направляющая идея мысли, a in concreto ее нет. Это предел. Но так) к<ак> очистка возможна все большая и большая, то отсюда — взаимная подозрительность. Кант — Фихте—неокантианцы—Риккерт — Коген — Гуссерль—логисты...

Как в области политики каждый правый подозревается в левизне, а левый — в правизне и каждый хочет перещеголять всех, так и в области этого современного) стремления к «чистоте».

2) Знание и вера. В ист<ории> мысли, как мы видим,— две линии. Два спосоОа толков(ания) Канта в сущности связываются с этими двумя линиями: психологический)—с эмпиризмом, логический) — с рационализмом. В кантовск(ой) биогр(афии)—тоже 2. Отсюда понятно обычное кантовск(ое) стремление к разграничению и к примирению—его разгранич<ительно)-примирит<ельная) тенденция. Эта позиция выражается формулою: «Вещи познаются сообразно тому, как они являются в чувственном опыте (эмпиризм), сообразно нашей духовной организации (рационализм)». Итак, это примирение, это объединение в мыслях, в теории, но оно искупается ценою раздробления онтологии. Иначе говоря, двойственностью истории филос<офии> и своей биографии Кант вытесняет в онтологию. Тогда возникают два онтологич<еских) слоя:

(a) То, что является в чувствен<ном> опыте, вещи в себе.

(b) Мир являющегося, мир явлений, т. е. вещи как они являются духу.

(i) Вещи в себе. Ding an sich — вещь у себя, при себе, о себе, в себе (самое неудачное). До известной степени7 исторически это производное платоновских идей. Кант называет их νοούμενα, intelligibilia, умопостигаемым миром. Νοούμενα не смешивать с numina, ноуменальный с нуменальный. Numen — божество, трансцендентное в явлении, это относится, так сказать), к опыту, но к опыту сверхчувственному. Νοούμενα, напротив,— то, что не является, что лежит в основе явлений чувственных (Кант явлений сверхчувственных не признает). Νοούμενα у Платона и неоплатоников постигается косвенно путем диалектики, прямо — в художественном) созер<цании>, в духовном озарении. Каков же смысл этого термина у Канта? Исторически это, конечно, прямое заимствование) из предшествующей) филос<офии>; по существу же дела—гипотетически: «Если бы могло быть конкретное содержание вещей в себе («интеллектуальная интуиция» = духовный опыт), то это было бы нечто вроде платоновск<ого) νοούμενα».

Вещь в себе им<еет) соверш(енно) различ<ное> значение в разных истолкованиях. В психологическом) это — именно «вещь», а в логическом)—лишь предельное понятие, наше же,— 1 с помощью кот(орого) мы решаем ур<авнен)ия.

(ii) Φαινόμενα, феномены, явления, являющееся. Как и в предыдущем термине, самом по севе, в этом термине нет ничего предосудительного для того, что под этот термин подводится. Явление противополагается отсутствию, небытию,—кажущемуся или мнимому. Являться — это сделаться явным, быть въявь,— в противоположность, с одной стороны, отсутствию, а с другой—мечтанию, призраку, мнимости. Когда мы говорим, напр<имер>, что Преподобному> Сергию явилась Бож<ия> М<атерь), когда мы гов<орим> о явлении Б<ожией> М<атери) Преп<одобно)му, о явлении Христа ученикам, мы хотим сказать, что а) не было отсутствия впечатлений и б) эти впечатления не были иллюзорны, мнимы, субъективны. Напротив, неверующий будет отрицать явление их или в том смысле, что вообще не было никаких впечатлений (историч<еская> критика), либо в том, что это впечатления пустые (критика философская), не соответствующие предмету. «Явился»—это значит не пребыл в себе, в самозамкнутости, но был еще познан. «Б<ожия> М<атерь> явилась Пр<еподобному> Сергию»—это значит, что он узнал Ее таковою, какова Она есть на самом деле. Чтобы быть познанным, надо явиться так или иначе. Но уже отчасти Платон, а Кант совсем решит<ельно> придает этому слову особ<енный> оттенок, содержащий в себе известное обесценение того, что под него подводится, известное порицание явлению. У Платона это понятно. Для него чувственные явления хотя и не противополагаются миру идей, но все же суть нечто низшее в сравнении с ними. Являемое бытие низшего сорта в сравнении с идеями. Для Канта же это—совсем иное, совсем не дающее познать природы вещей. Явления не являют вещи, а прячут их, дают не познание их, а замыкают дух чел<ове)ка в самом севе, так что никакое истин<ное> познание делается уже невозможным. Явление из момента познания получило смысл прямо противоположный. как это произошло?

Не вдаваясь в историю термина «явления», скажем лишь следующее.

Наше Крещение называется Богоявлением, Θεοφάνεια, Επιφάνεια. Почему? Потому что в древности оно совпадало с Р(ождеством) Х<ристовым>, а в это время явился во плоти, явился миру Бог Слово. Но откуда взялся самый термин επιφάνεια?

Вы, кон<ечно>, знаете, что рел<игиозные> термины очень живучи и берутся из предш<ествующих> религий, хотя смысл их часто совсем меняется. Эпифаниями называлось празднество Диониса: являлся народу бог Дионис. Но так как участвовавшие бывали в масках (изображая, являя, показывая бога и его свиту) (таково происхождение сатурналий, карнавала, маскарада, да и вообще нашего театра), то, когда момент веры поддался неверию и вместо бога, являющегося, открывающегося при помощи маски литурга, сталй~видеть по преимуществу человека, замаскированного, скрывающего свою сущность, обманывающего,— лицедея, тогда и слово επιφάνεια получило момент прямо противоположный своему первоначальному значению,— момент сокрытия подлинной) природы вещи.

Итак, природа, изучаемая естествознанием, и наша психическая жизнь, изучаемая психологией,—и мир внешний и мир внутренний — есть мир явлений, т. е. завеса, скрывающая подлинное познание. Если угодно, можете изучать узоры (законы природы) и ткань (законы разума) этой завесы, но помните, что поднять ее, по существу дела, невозможно.

Вся действительность делается обезбоженной и обездушенной. Это, однако, вовсе не историческая случайность, это так должно было быть и не могло быть иначе. Вся суть кантовской философии, как и новых кантианцев, которых Ж. П. Рихтер иронически называл «бритвенными зеркальцами Канта»,—в признании, что в господствующем мировосприятии «все благополучно». Кантова теория по существу дела есть теория оправдательная, имеющая доказать, что наличное интеллигентское восприятие жизни не может и не должно быть иным, чем оно есть, что лучшего ничего не нужно. Кант канонизирует интеллигента, ибо познание его, способ познания его принимает за совершенный и инстинктивное отхождение от горнего мира—за норму, и все построение свое ведет на основе этой канонизации. Потому-то нет ничего удивительного, что его система есть не иное что, как апофеоз, обоготворение интеллигентского разума.—122.