Дорога в никуда. Книга первая - Виктор Дьяков

– Успокойся Ваня. Сколько раз я тебе говорила, хочешь ходить на эти ваши сборища, ходи, но ради Бога молчи, не ввязывайся ни во что. Ведь оттого, что ты там выступил, ровным счетом ничего не изменится. Кто хочет идти воевать, все равно пойдет, даже если тут у него жена больна и в какой-нибудь лачуге ютится. Пойдет и получит то, что найдет. А сейчас я больше всего боюсь, как бы тебя тот прапорщик на дуэль не вызвал, – уже заметно заволновалась и Полина.

– Да я и сам… того же опасаюсь, – смущенно признался Иван. – Я его, конечно, не боюсь, но если вызовет, придется вызов принимать, иначе опозорюсь. И тогда остается стрелять в него и не мазать, ведь стоять как Лермонтов против Мартынова и стрелять в воздух… нет, я в самоубийцу играть не хочу. А если грохну мальчишку, потом все одно позору не оберешься и под суд угодишь…

Полине пришлось принять самое деятельное участие, чтобы расстроить назревавшую дуэль. Она подключила все свои харбинские связи, пришлось даже заплатить, ибо тот прапорщик оказался единственным кормильцем старой матери и больной сестры…

В период с июля по октябрь белогвардейцы сделали очень много, чтобы спровоцировать красных. Они десятки раз обстреливали советские погранзаставы, совершали вылазки через границу, убили и ранили нескольких пограничников, красноармейцев и просто крестьян… В ночь на 17 ноября части отдельной Дальневосточной Армии Блюхера перешли границу и в течении нескольких дней окружили и пленили более девяти тысяч китайских солдат и офицеров. Отряды белогвардейцев тоже проявили себя не с лучшей стороны. Давно уже не ведя постоянной боевой учебы, большинство старых белых бойцов успели растерять свои боевые навыки, а горячая эмигрантская молодежь никогда их и не имела, и потому только зазря гибла. В общем, бойцы РОВС оказались не готовы воевать с хорошо вооруженным и организованным противником. Белогвардейцы имели опорную базу в казачьих поселках Трехречья. Немало тамошних казаков пополнили их отряды. Красные именно Трехречью «уделили» особое внимание. Полностью уничтожить это белогвардейское гнездо – таков был приказ командарма Блюхера…

Савелий Дронов не пошел в сводный казачий отряд, формировавшийся под патронажем РОВС в их станице. Не хотел он больше воевать, да и не верил в успех этой затеи. Но когда красные перешли Аргунь и стали окружать станицу… Посадив свою новую жену ее двух старших детей и прижитого с нею же годовалого сынишку на подводу, и отправив их с прочими бабами и ребятишками по последней не перерезанной дороге, он достал спрятанную на чердаке трехлинейку, мешочек с патронами и залег в придорожной канаве. Вокруг него стали сосредотачиваться остававшиеся в станице казаки, понимая, что если не задержат красных, то их семьям не уйти. Дронов как когда-то в Усть-Каменогорске вновь оказался во главе небольшого отряда человек в двадцать… и они приняли бой с ротой красных. Противник действовал грамотно и умело. Уже через полчаса отряд казачьей самообороны был окружен, а через час в живых оставался только Дронов и еще четыре казака.

– Идите робята сдаваться, а мне нельзя, у меня с ими давнишний спор, мне пощады не дадут, – говорил Савелий, превозмогая боль в боку и ноге, куда его дважды ранили.

Один из казаков встал, поднял руки, закричал, что сдается, и тут же не менее десятка пуль сразили, переломили его пополам.

– Эх, видать, многонько мы их порешили да поранили, раз даже в плен брать не хотят, но не тужите робята все одно…

Договорить он не успел, сразу две гранаты влетели в канаву, где укрывались последние защитники станицы, начинив осколками и еще живых, и убитых ранее… Последнее, что увидел, придя на короткое время в сознание, вахмистр Дронов, это целящегося прямо ему в глаз красноармейца – добивали всех, кто еще подавал признаки жизни.

Красные убили в Трехречье сотни человек и сожгли, разорили почти все казачьи поселки и станицы вместе с запасами только что убранного зерна, заготовленного сена. Большая часть казаков, бросая скарб побежали к железной дороге и дальше в Харбин, добавляя работы Беженскому комитету. В конце ноябре в калитку дома Решетниковых постучалась измученная женщина, на руках она несла годовалого младенца, рядом мальчик и девочка одиннадцати и двенадцати лет. То была беженка из Трехречья, теперь уже дважды вдова, супруга Савелия Дронова, а младенец на ее руках, его сын. Решетниковых она нашла по бумажке с их адресом, той которую Иван дал своему однополчанину при встрече. Иван и Полина сделали все, чтобы устроить вдову в городе: подыскали жилье, дали денег, старших детей определили в школу, так же Полина лично занялась хлопотами по назначению пособия из средств Беженского комитета.

Потерпев сокрушительное военное поражение, китайское руководство запросило мира, и в декабре 1929 года противоборствующие стороны подписали договор, который восстанавливал права СССР на совладение КВЖД. Отдельным пунктом советская делегация вновь внесла требование немедленно разоружить все русские белогвардейские отряды и прекратить деятельность антисоветских организаций. Китайцы со всем согласились, освободили арестованных совслужащих… но с белогвардейцами, как и до того, борьбу лишь обозначили, ведь большевики для них оставались по-прежнему опасны, а белые, как ни крути – союзники. Так Харбин вновь зажил в «трехмерном пространстве», все вернулось в прежнее русло, успокоилось, и обыватель опять получил возможность относительно сносно существовать, пользуясь моментом, когда активность враждующих сил пошла на спад, и они не очень мешали им жить.

А что значит жить? Конечно, это, прежде всего, получение от жизни возможных удовольствий, естественных, обывательских, то есть любить, наряжаться, наслаждаться пищей и зрелищами. Для людей не стесненных в средствах Харбин предоставлял все эти возможности, и в первую очередь этим пользовались женщины. Любимым печатным изданием модниц в конце двадцатых годов стал харбинский журнал «Рубеж». То было шикарное иллюстрированное издание с обязательной страничкой новой моды. Естественно Полина стала подписчицей «Рубежа». Как и предполагалось, к середине 20-х годов юбки укоротились до колен, и вошли в моду чулки телесного цвета. Вечерние платья тоже укоротились, туфли приспосабливались под новые быстрые танцы: фокстрот, шимми, чарльстон. Шляпки стали носить с широкими полями, глубоко посаженными на голову, либо шляпы-колокола, полностью закрывающими волосы. Полина пыталась следовать новым веяниям, но, в общем, новая мода ей не нравилась. Да, от короткой юбки и чулок телесного цвета она со своими полными фигурными ногами выиграла, но общий стиль платьев покроя типа «гарсон», созданных с расчетом на худощавых, «безгрудых» женщин, ей явно не шел. Потому она с радостью встретила, начавшийся на рубеже 20-х и 30-х годов очередной «виток» развития мировой моды. Юбки снова начали удлиняться, а угловатый и свободно спадающий стиль «гарсон» сменяется приталенными формами, округлыми плечами, которые соответствовали естественным пропорциям женской фигуры. Все эти перемены обходились модницам довольно дорого. Полина тоже в очередной раз обновила свой гардероб, благо было на что, и было где – в городе работало более семидесяти дамских портных, шивших платья, шубы, пальто и манто на все случаи жизни. Но вот за новыми веяниями в танцах она уже не стремилась поспевать. Фокстрот, в особенности медленный, она в общем освоила достаточно хорошо, но что касается более быстрых шимми и чарльстона, то учиться танцевать их она не спешила. На всех благотворительных балах, организуемых беженским комитетом, эти танцы были не в чести. Здесь по-прежнему главенствовал старый добрый вальс.

25

Для большинства людей покой и семейный уют с возрастом становятся преобладающими ценностями. При этом они сами не замечают этих превращений, позиционируя себя по-прежнему «вчерашними», молодыми, романтическими, готовыми на всякого рода подвиги. Но усталость от прежней, тем более бурной и неспокойной жизни исподволь делает свое дело, неумолимо меняя мировоззрение. Так же Иван с Полиной не заметили, как превратились в стопроцентных обывателей-мещан, несмотря на свою относительную молодость, Ивану в 29-м году исполнилось 34-е, а Полине 32 года. Этому, конечно, во многом способствовало наличие у них определенных денежных средств, приобретение хорошего дома и отсутствие необходимости зарабатывать на жизнь тяжелым, вредным для здоровья трудом.

Полина по-прежнему являлась сотрудницей Беженского комитета. Иван продолжал служить в фирме Чурина и стал там ценным специалистом, работающим со многими клиентами. Их заработков вполне хватало, чтобы не залезая в «НЗ» содержать себя, дом, держать прислугу, а также регулярно посещать общественные места отдыха. Что касается прислуги, в своих первых служанках Полина довольно быстро разочаровалась. Нанимаемые русские женщины, выполнявшие обязанности уборщицы и кухарки, Полине не нравились, одна оказалась ленива, другая воровата, третья нечистоплотна… Она много с ними ругалась и сменила до 30-го года четверых, пока Иван не поставил вопрос ребром – надо нанимать китаянку. По совету уехавших в Шанхай знакомых они наняли их бывшую прислугу и не прогадали. Еще совсем молодая женщина была и трудолюбива и честна и чистоплотна, к тому же платить ей приходилось меньше. Вскоре Решетниковы ей уже полностью доверяли.