Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812 - Алфред Мэхэн

Континентальная система Наполеона, – о которой здесь сделано лишь краткое упоминание, и которая будет описана ниже более подробно – была, однако, лишь продолжением по духу и целям политики, начертанной и впервые примененной на практике Республикой при Директории. Директория внесла в свои действия против торговли неприятеля неумолимую законченность, какую Конвент старался сообщить всем военным действиям. В декретах Директории мы находим прототипы главных мер Наполеона. Единственное важное отличие состояло в том, что в способах исполнения этих декретов отражались недостаточная обдуманность и слабеющая энергия правительства, тогда как Наполеон, верный себе, вдохнул в свою систему энергию и употреблял меры, пропорциональные трудности работы и величию ожидавшихся результатов. Так как один ряд мер как бы преемственно следовал за другим и дополнял его, то автор нашел наиболее естественным рассмотрение этих мер в той же тесной связи, в какой она находилась в порядке событий, чтобы показать более ясно единство плана, проходящего через всю историю. Это единство является следствием неумолимой логики фактов и существования внешнего давления, от которого нельзя было освободиться и которому нельзя было сопротивляться никакими другими мерами. Оба фактора обязаны своим происхождением неспособности Франции серьезно вредить грандиозной торговле соперника обыкновенными операциями войны, хотя она и «выпускала» дюжинами национальные крейсеры и приватиры. Морская сила Англии шла своим путем так упорно, оберегала свою торговлю так успешно и была вместе с тем столь явно главным врагом Франции, душой враждебных действий против нее, что увлекла не только слабых членов Директории, но и великого воина и дипломата, наследовавшего им, на тот путь, который привел Францию к поражению.

За декларациями войны последовали обычные инструкции командирам военных кораблей и приватиров – захватывать и вводить в порт коммерческие суда неприятеля, а также и нейтральные, если они нарушали общепризнанные принципы международного права. До сих пор в действиях воюющих не было ничего такого, что отличалось бы от обычных и ожидавшихся актов войны. В море появились поспешно снаряженные крейсера, и – как это всегда имеет место при неожиданном или даже внезапном открытии военных действий – суда обеих держав захватили ценные призы. Жертвы застигались врасплох, и наступательные операции велись с каждой стороны более деятельно и с большим успехом, чем оборонительные. Первоначальное смятение, однако, скоро прошло и сменилось более правильным ходом морской войны. Большие британские эскадры постепенно приобретали явное превосходство над массами противником, и последний скоро вынужден был перейти к обычным операциям крейсерской войны – в общепринятом смысле этого термина, тем более что в пользу такой войны сильно склонялись национальные традиции и убеждения многих выдающихся морских офицеров страны.

Набегам многочисленных неприятельских рассеянных крейсеров на коммерческие суда британцы противопоставили два способа обороны. Один из них состоял в том, что упомянутые суда перед отправлением в различные страны земного шара собирались в определенные порты и оттуда отплывали вместе под конвоем отряда военных кораблей, которые обязывались довести их до цели путешествия. Этот способ обороны назывался караванной системой, сущность которой состояла в сосредоточении известной доли имущества государства или граждан под защитой военной силы, достаточной для того, чтобы выдержать схватку со всяким вероятным врагом и «прогнать» его. Таким образом, британские коммерческие суда совершали плавания чрезвычайно многочисленными караванами: в одном караване нередко насчитывалось двести или триста судов. Там, где особенная опасность вызывала более сильную охрану и заставляла судовладельцев из чувства самосохранения особенно искать ее, – как, например, при входах в Канал и Балтийское море, – собирались вместе иногда до пятисот и даже до тысячи судов, таким образом оправдывая и расширяя характерные черты этой системы. Едва ли нужно упоминать, что в процессе сбора таких огромных караванов тратилось много времени, и что скорость их переходов была значительно ниже той, на какую были способны многие отдельные суда каравана. Невыгодно было для купцов и то обстоятельство, что одновременное прибытие столь многих кораблей с одинаковыми товарами необходимо понижало цены. Вследствие этого многие товаровладельцы, полагаясь на скорость своих судов, а также и на удачу, отправляли их из порта без конвоя, ожидая больших барышей от прибытия первыми на рынок. Для защиты таких смельчаков, а также и тех судов, которые, по несчастью или дурному управлению, отделялись от своего конвоя, и в то же время для сохранения своего господства на море, британцы прибегали к другой системе – системе патрулей, как можно ее назвать. Она состояла в том, что на путях, которые избирались торговыми судами, и которых поэтому, принуждены были держаться и вражеские крейсера, были рассеяны быстроходные фрегаты и корветы с большим числом мелких судов. Каждому был назначен определенный крейсерский район, причем распределение обусловливалось сравнительными опасностями и необходимостью сбора коммерческих судов в определенных местностях, как, например, в Немецком море, входах в Канал и вообще в центрах схождения торговых путей. Кроме специально назначенных для такой патрульной службы судов, или – употребляя техническое выражение – кораблей «в крейсерстве», такую же роль нередко исполняли и многие другие суда, совершавшие рейсы между Англией и колониальными станциями, например – посыльные корабли, шедшие в Европу для починок или возвращавшиеся после совершения их и т. п., так что омывающие Европу моря «кишели» британскими крейсерами, каждый из которых зорко выслеживал призы. Однородной с их деятельностью была и деятельность многочисленных приватиров, для которых крейсерский район не назначался, конечно, правительством, но определялся теми же условиями: торговыми путями коммерческих судов и расположением станций-убежищ, необходимых для «истребителей торговли».

Сквозь этот рой врагов должны были проходить шедшие без конвоя суда, полагавшиеся на свою скорость. В случае захвата их в плен они еще не отчаивались, потому что для них оставался шанс быть отбитыми дружественным крейсером. Но в таком случае уплата последнему вознаграждения за спасенный груз составляла большую долю торгового барыша. Невыгода для Великобритании плаваний торговых судов без конвоя не ограничивалась только риском судо– или товаровладельцев. Не говоря уже о вредном влиянии на торговые обороты тревоги, сообщавшейся коммерсантам при неудачах каждого коммерческого судна, с захватом экипажа последнего уменьшался численный состав матросов торгового флота, бывший всегда важным элементом боевой силы нации. Хороший матрос, особенно при несложности тогдашнего оружия, был более чем наполовину готов сделаться сейчас же воином. В этом он отличался от непривычного к морю земледельца, и поэтому во время войны практиковался обычай задерживать взятых в плен матросов до тех пор, пока не предоставлялся случай обмена пленных. Таким образом, каждое захваченное неприятелем коммерческое судно уменьшало боевую силу Великобритании, и эти потери были так многочисленны, что в 1798 году был издан Конвойный акт, обязывавший купеческие корабли плавать непременно под конвоем за известную плату. В первый год действия акта этот налог дал казначейству 1 292 000 фунтов стерлингов и в то же время выразился значительным сокращением расходов для судовладельцев вследствие понижения страховых премий. Для французов же последствия упомянутого акта сказались значительным уменьшением числа призов, что было для них весьма чувствительно в то время, когда по распоряжению Директории заграничная торговля под французским флагом была упразднена. Этот факт и опыт, продиктовавший британскому правительству Конвойный акт, могут быть приняты вместе за доказательство того, что в обороне и атаке торговли, как и в других военных операциях, сосредоточение сил всегда более целесообразно, чем разбрасывание. В 1795 году Франция формально отказалась от политики содержания судов в море большими эскадрами как делала это и ранее, и ограничилась ведением каперской войны. В течение трех лет, до декабря 1798 года, при обмене пленных в пользу Англии оказалось более двадцати тысяч человек, и ни одно коммерческое судно не оставило порты под французским флагом. Почти всем специальным крейсерам суждено было попасть раньше или позже в руки неприятеля; вследствие этого из восьмидесяти тысяч человек, занесенных в морскую запись, осталась только половина для комплектования флота. Авторитетный британский писатель говорит, что за время от объявления войны в 1793 году до 31 декабря 1800 года было взято одних только французских приватиров 743, не включая в это число 273 военных кораблей, принадлежавших к типу крейсеров различных классов. Абсолютная потеря, причиненная Великобритании действиями этих судов и более счастливых их товарищей, не может быть определена с точностью, но в результате своего исследования, подробности которого будут приведены ниже, автор убедился, что она не превосходила двух с половиной процентов и, вероятно, была даже ниже двух процентов суммы валового оборота британской торговли. На этот убыток можно смотреть как на военный налог, без сомнения тягостный, но никоим образом не невыносимый, и нельзя думать, что он сам по себе мог оказать сколько-нибудь решительное влияние на политику богатой и энергичной державы. А между тем нет страны, владения которой были бы расположены так благоприятно для операций против британской торговли, как владения Франции в то время как в Европе, так и в Вест-Индии, бывшей в то время источником по крайней мере четвертой части всей торговли британской монархии.