Три последних самодержца - Александра Богданович

2 июня.

Настроение сегодня очень нервное. Вечером будет заседание Думы, надо думать — последнее заседание этой Думы. Родичев сказал Жаконе, что ни Головин, ни другие члены Думы не ожидали вчера этого заявления Столыпина. Сейчас священник церкви Благовещения сказал, что из лагеря вернулся Конногвардейский полк. Значит, ожидаются беспорядки, значит. Думу собираются все-таки разогнать.

3 июня.

Сегодня было сведение, что якобы 7 человек из арестованных членов Думы успели укрыться, и Озоль в их числе. А потом кем-то было сказано за достоверное, что Озоль был арестован на Финляндском вокзале.

5 июня.

Разгон Думы прошел спокойно, арестовали многих, но 5 человек убежали, в их числе Озоль и Герус — двое самых важных преступников.

Чаплин говорил, что в субботу вечером в Думе, в 8 часов, собралась комиссия для ответа правительству. В 8 ½ часов на это заседание должен был приехать прокурор Камышанский, но не приехал. Члены комиссии в это время уже струсили, думали, что Дума уже не существует, но в начале 10-го приехал прокурор, и все снова воспрянули духом. Прокурор давал дополнительные показания. В это же время шло заседание Совета министров у Столыпина. В 11 часов вечера 4 члена комиссии отправились к Столыпину с ответом, вернее — торговаться с ним, что только 4, а не 16, готовы выдать правительству. Столыпин категорически отвечал, что требуется выдача всех 16, иначе будет поступлено с Думой по закону (дословно не помню слова премьера). Вернувшись от Столыпина, комиссия сразу поняла, что Дума не существует.

По словам Булгакова, манифест весь надерган из статей Меньшикова в «Новом времени», Булгаков манифестом недоволен. Нам сказали за достоверное, что манифест написан самим Столыпиным и потому так уклончив, как сам Столыпин, что твердость в этом манифесте отсутствует.

Сахарова, дочь Дедюлина, говорила, что царь любит, когда ему представляются «Союзы русских людей», что он охотно с ними беседует.

Сегодня прочитала недозволенную цензурой депешу «Агентства», что в Киеве, в лагере, в Селенгинском полку взбунтовалось несколько солдат, был убит один офицер.

Насчет Озоля Чаплин сказал, что его арестовали, но он сумел убежать из-под ареста.

6 июня.

По словам Чаплина, у Озоля и других был уже напечатан проект, как свергнуть правительство и объявить демократическую республику; роли все уже были распределены.

7 июня.

Был сегодня Пихно. Насчет депеши царя «Союзу русского народа» высказал, что с этой депешей поторопились. «Новое время» ее до сих пор в газете не напечатало. Эта депеша производит сенсацию. «Октябристы» ее критикуют, что царь дал 17 октября, а теперь, по этой депеше судя, все отбирает назад. Жаконе эту депешу назвал вторым манифестом.

8 июня.

Был Радциг. Сказал, что царь был очень расстроен, когда ожидал известия, что Дума распущена, ждал этой вести с нетерпением. Радциг сказал, что он слышал, что якобы Коковцов очень недоволен и смущен депешей царя к Дубровину («Союзу русского народа»), что вследствие этой депеши на бирже полетели русские бумаги. Когда я сказала, что желательно, чтобы царь проявил твердую, неуклонную волю, Радциг сказал, что, кажется, так и будет, что на это похоже. Столыпин всю эту неделю у царя не был. Объясняют это тем, что получены сведения, что московский революционный комитет порешил первыми убить Столыпина и Драчевского, который сам про это сказал Штюрмеру. Стишинский сказал, что Коковцов, Шванебах и Шауфус против Столыпина, не сходятся с ним во взглядах.

9 июня.

Сегодня Жеденев очень метко охарактеризовал Драчевского, что это человек безвольный, больной, который совсем не на своем месте; что он не будет интриговать, проводить республику, но если республика будет провозглашена, то он ей не удивится, примкнет к ней, мешать же проводить республику он тоже не будет.

13 июня.

Сегодня Шамшина говорила, что Горемыкин рассказывал, что было несколько проектов Манифеста 17 октября, что царь колебался, но Витте самодержавно заявил, что надо подписать тот, который был обнародован, его манифест, — он и был подписан. Теперь же Витте от своей работы отказывается, хулит манифест. По словам Шамшиной, Витте советовал Коковцову за границу не ездить, что там его скорее убьют, что здесь его два человека охраняют, а там у него охраны не будет.

15 июня.

Был московский Рейнбот. Вчера представлялся царю. Про царя сказал: «Поправел». Про то, что в Петербурге говорят, что он якобы «Боже, царя храни» назвал политической песней, он сказал, что якобы Гершельман не хотел даже выйти на балкон, к крестному ходу — опасался криков «ура» и проч. И царю, и Столыпину про все это доложено. Рассказал он также, что арестовал весь союз печатников и что Гершельман три дня задерживал разрешение ареста.

Пуришкевич сказал, что Дубровин после полученной им царской депеши закусил удила, возомнил о себе невесть что; «Русское знамя» его превратилось в порнографическую газету, в которой орудуют его темные люди вроде Катанского. Восторгов и Шахматов, вместе с Пуришкевичем, старались вернуть Дубровина на путь истины, но успеха не имели — все разъехались в полном с ним разладе.

16 июня.

Гр. Толь говорил, что теперь очень острые отношения у Столыпина с Коковцовым. По словам Толя, Столыпин играет две игры. На царя Столыпин влияет — царь его слушается.

18 июня.

Приехал митрополит Антоний. Теперь с ним, ради тамбовского Иннокентия, произошла перемена — он стал правым, а за все прошлое время был левым. На меня митрополит Антоний произвел впечатление недуховного лица. Хотя он и приветлив, но все у него выходит как-то деревянно, — он еще не совсем растаял, все еще лед на нем.

Сегодня Чаплин обвинял Гершельмана по тому делу, которое так заняло Думу, — запрос насчет казенных Гершельманом. На этом думском запросе тогда неудачно защищали Гершельмана Щегловитов и Макаров, которые до заседания Думы не спелись.

19 июня.

Когда вчера два председателя отделений «Союза русского народа» — гомельский и иркутский — сказали Рейнботу, что вот про Иоллоса и Герценштейна не перестают еще говорить — про их убийство, а русских людей каждый день убивают и никто не говорит о них, — Рейнбот правильно отвечал, что у русских людей нет сплоченности, а у тех огромная; что на похороны русского человека и 10 человек не придут, а на похороны Иоллоса собралось 15 тыс. Где же все русские люди, шумящие о патриотизме? В минуту, когда надо проявить воочию этот патриотизм, куда они скрываются, где прячутся?