Сага о Форсайдах 2 - Джон Голсуори

XIII

При взгляде на ровный зеленый дерн Темпла, на его стройные деревья, каменные здания и зобастых голубей, вы приходите в восторг, который, однако, быстро остывает, как только вы представите себе однообразные кипы бумаг, перехваченные красной тесьмой, бесчисленных клерков, томящихся в тесных комнатушках и посасывающих свой большой палец в ожидании стряпчих, тома в переплетах из телячьей кожи, содержащие такие подробные отчеты о делах, что, взглянув на них, легкомысленный человек начинает вздыхать и думать о кафе "Ройяль". Кто дерзнет отрицать, что Темпл представляет приют in exselsis [7] человеческому духу и в креслах - человеческой плоти; кто станет оспаривать, что, попадая в Темпл, люди отрешаются от человечности и оставляют ее у входа, как башмаки у врат мечети? Сюда ее не допускают даже во время торжественных приемов, поскольку мышление юриста должно быть свободно от всякой сентиментальности; поэтому на пригласительных билетах в порядке предосторожности указывается: "Просят быть при регалиях". Конечно, осенью, редкими солнечными утрами, обитатель Темпла, вероятно, чувствует то же замирание сердца, которые испытываешь, стоя на вершине горы, или слушая симфонию Брамса, или увидев первые весенние нарциссы; но, даже если это так, он быстро вспоминает, где находится, и берется за дело "Коллистер против Девердея, посредник Попдик".

Как ни странно, однако Юстейс Дорнфорд, человек, уже подходивший к середине своего земного пути, и в солнечную и в пасмурную погоду испытывал чувство, которое бывает, когда сидишь на низкой ограде, нежась в первых весенних лучах, и видишь, как из сада, полного апельсиновых деревьев и ранних цветов, к тебе выходит сама жизнь в образе женщины с картины Боттичелли. Говоря без лишних слов, он был влюблен в Динни. Каждое утро с появлением Клер он изнывал от желания бросить диктовать ей на парламентские темы и перевести разговор на ее сестру. Но, умея владеть собой и обладая к тому же чувством юмора, он не выходил из круга своих профессиональных обязанностей и только однажды осведомился у Клер, не пообедает ли она и ее сестра с ним в субботу здесь или в кафе "Ройяль".

- Здесь, пожалуй, будет оригинальнее.

- Пригласите, пожалуйста, четвертым кого-нибудь из знакомых мужчин.

- А почему вы сами не хотите, мистер Дорнфорд?

- У вас могут быть определенные планы на этот счет.

- Хорошо, позовем Тони Крума. Я ехала вместе с ним на пароходе. Он славный мальчик.

- Отлично. Итак, в субботу. Сестру тоже пригласите сами.

Клер не сказала ему: "Да она, наверно, за дверью", - потому что Динни действительно ждала сестру на лестнице. Всю неделю она заходила за Клер в половине седьмого вечера и провожала ее до Мелтон-Мьюз: различнее случайности были еще не исключены, и сестры не хотели рисковать.

Выслушав приглашение, Динни призналась:

- Когда я вышла от тебя в тот вечер, я наткнулась на Тони Крума, и он проводил меня до Маунт-стрит.

- Ты не сказала ему, что у меня был Джерри?

- Разумеется, нет.

- Ему и без того тяжело. Он в самом деле славный, Динни.

- Я это сразу увидела. Поэтому мне хочется, чтобы он уехал из Лондона.

Клер улыбнулась:

- Он тут не засидится: мистер Масхем решил поручить ему своих арабских маток в Беблок-хайт.

- Как? Ведь Джек Масхем живет в Ройстоне.

- Для маток требуется отдельная конюшня и местность, где более мягкий климат.

Динни, с трудом отогнав воспоминания, спросила:

- Ну, дорогая, будем толкаться в подземке или возьмем для шика такси?

- Мне хочется подышать воздухом. Прогуляемся пешком?

- Конечно. Пойдем по набережной, а затем через парки.

Было холодно, и сестры шли быстро. Под звездным пологом тьмы эта обширная, залитая электрическим светом часть города казалась незабываемо прекрасной; даже на зданиях, контуры которых расплылись во мгле, лежал отпечаток величия.

- Ночной Лондон прекрасен, - вполголоса заметила Динни.

- Да. Но ложишься спать с красавицей, а встаешь с трактирщицей. Город - сплошной сгусток энергии, он - как муравейник, а чего ради люди суетятся!

- Это так тя'остно, как сказала бы тетя Эм.

- А все-таки, Динни, почему же люди суетятся?

- Потому что жизнь - мастерская, пытающаяся выпускать совершенные изделия: одно удается, миллион идет в брак.

- Есть ли смысл надрываться?

- Почему нет?

- А во что верить?

- В характер.

- Что ты понимаешь под этим словом?

- Характер - способ, каким мы выражаем наше стремление к совершенству и культивируем то лучшее, что живет в нас.

- Гм! - недоверчиво усмехнулась Клер. - А кто же решит, что во мне худшее и что лучшее?

- Хотя бы я, дорогая.

- Нет, я до всего этого еще не доросла.

Динни взяла сестру под руку:

- Ты старше меня, Клер.

- Нет, хотя, вероятно, опытнее. Но я еще не успокоилась и не познала себя. А покамест я нутром чувствую, что Джерри бродит около МелтонМьюз.

- Зайдем на Маунт-стрит, а потом отправимся в кино.

В холле Блор вручил Динни письмо:

- Заходил сэр Джералд Корвен, мисс, и велел вам это передать.

Динни вскрыла конверт.

"Дорогая Динни,

Я покидаю Англию не в субботу, а завтра. Если Клер передумала, буду счастлив взять ее с собой. Если нет, пусть не надеется на мое долготерпение. Я оставил такую же записку у нее на квартире, но, не зная, где она, пишу для верности и вам. Она или ее письмо застанут меня завтра, в четверг, до трех часов в "Бристоле". После этого срока - a la guerre comme a la guerre. [8]

Глубоко сожалею, что все сложилось так нелепо, и желаю вам всего хорошего.

Искренне ваш

Джералд Корвен".

Динни прикусила губу.

- На, прочти!

Клер прочла письмо.

- Не пойду, и пусть делает, что хочет.

Когда сестры приводили себя в порядок в комнате Динни, туда вплыла леди Монт.

- А! Теперь и у меня есть новости, - объявила она. - Ваш дядя вторично виделся с Джерри Корвеном. Что ты решила насчет не'о, Клер?

Клер повернулась спиной к зеркалу; свет упал ей на щеки и губы, которые она еще не успела подкрасить.

- Я никогда не вернусь к нему, тетя Эм.

- Можно присесть на твою кровать, Динни? Нико'да - дол'ий срок а тут еще этот... как е'о... мистер Крейвен. Я не сомневаюсь, Клер, что у тебя есть принципы, но ты слишком хорошенькая.

Клер перестала подводить губы:

- Вы очень добры, тетя Эм, но, честное слово, я знаю, что делаю.

- Очень успокоительно! Стоит мне это сказать себе, как я уже знаю, что наделаю глупостей.

- Если Клер обещает, она держит слово, тетя.

Леди Монт вздохнула.

- Я обещала моему отцу еще год не выходить замуж, а через семь месяцев подвернулся ваш дядя. Все'да кто-нибудь подвертывается.

Клер поправила волосы на затылке:

- Обещаю не выкидывать никаких фокусов в течение года. За это время я разберусь в себе и приму решение, а если нет, значит, никогда не приму.

Леди Монт погладила рукой одеяло:

- Перекрести себе сердце.

- Лучше не надо, - торопливо вмешалась Динни.

Клер приложила пальцы к груди:

- Я перекрещу то место, где ему полагается быть.

Леди Монт поднялась:

- Динни, ты не находишь, что ей следует переночевать у нас?

- Нахожу, тетя.

- То'да я распоряжусь. Цвет морской воды - действительно твой цвет, Динни. А у меня вот нет определенно'о. Так уверяет Лоренс.

- Нет, тетя, есть - черный с белым.

- Как у сорок или у герцо'а Портлендско'о. Я не была на Эскотских скачках с тех пор, как мы отдали Майкла в Уинчестер, - из экономии. К обеду будут Хилери и Мэй. Они без вечерних туалетов.

- Да, тетя, - неожиданно перебила ее Клер. - Дядя Хилери знает обо мне?

- Он вольнодумец, - изрекла леди Монт. - А я, как ты понимаешь, не могу не о'орчаться.

Клер встала:

- Поверьте, тетя Эм, Джерри скоро утешится: такие подолгу не переживают.

- Померьтесь-ка спинами. Так и думала - Динни на дюйм выше.

- Во мне пять футов пять дюймов, - сказала Клер. - Без туфель.

- Вот и хорошо. Ко'да будете готовы, идите вниз.

С этими словами леди Монт поплыла к двери, рассуждая вслух: "Соломонова печать - напомнить Босуэлу", - и вышла.

Динни снова подошла к камину и уставилась на пламя.

Голос Клер зазвенел у нее за спиной:

- Мне хочется петь от радости, Динни. Целый год полного отдыха от всего. Я довольна, что тетя Эм вырвала у меня обещание. Но какая она смешная!

- Нисколько. Она - самый мудрый член нашей семьи. Если принимать жизнь всерьез, из нее ничего не получается. Тетя Эм не принимает. Допускаю, что хочет, но просто не может.

- Но у нее ведь и нет настоящих забот.

- Кроме мужа, троих детей, кучи внучат, жизни на два дома, трех собак, пары одинаково бестолковых садовников, безденежья и двух страстей всех женить и вышивать по канве, - действительно никаких. К тому же она вечно боится потолстеть.

- Ну, в этом смысле у нее все в порядке. Динни, что мне делать с этими вихрами? Вот наказание! Подстричь их опять?

- Пускай себе растут. Кто его знает, может быть, локоны снова войдут в моду.