Том 6. Наука и просветительство - Михаил Леонович Гаспаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опала Горький – замечательно интересная фигура. Сейчас его не любят (как и Маяковского) за его советскую официальную славу, только обсуждают, убил его Сталин или не убил. Но когда о политике забудут и займутся им как писателем, то найдут много очень интересного.
Опыт «Приглашаются гостиничные работники, желательно без опыта работы» – видимо, чтобы не крали.
Органы Щедрин называл «Анну Каренину» романом из жизни мочеполовых органов – что к этому добавляют психоаналитики и постмодернисты?
Островский (упражнения сына в школе). «Царь Эдип, или Правда глаза колет»; «Отелло, или Что русскому здорово, то немцу смерть». См. V, Рюрик.
Отдельно «Не люблю себя отдельно, а как часть человечества – уважаю» («Чевенгур»). «Люблю тебя, Ольга, как трудовую единицу», – говорил жене историк Щапов.
Относительность Знак превращается в предмет. Старушка в очереди просила: «Мне хлеб по двадцать две, который по пять тысяч». Или французское de (из такого-то поместья) обессмысливается, и Бунин величает себя de Bounine. Или дерптский полицмейстер Ясинский плачет о смерти императрицы Марии Феодоровны: «Кто же теперь у нас будет вдовствующей императрицей?»
В Ленинграде-Петербурге каждое 19 октября собирается общество и отмечает годовщину пушкинского Лицея; что это был старый стиль, не вспоминают. Это как в рассказе Зощенко: захожу во двор, вижу на высоте третьего этажа дощечку – «До этого места доходила вода в наводнение 1924 г.», – воображение рисует страшную картину; тут выходит управдом и говорит: «Да, вот куда пришлось повесить, а то мальчишки, паршивцы, все время отдирают».
Относительность «Борис Ник., Зюганов получил 55% голосов!» – «Плохо». – «Да, но вы-то получили 65%!»
От нуля Я разговариваю только готовыми анекдотами, цитатами и сентенциями. А Пастернак (по рассказам), наоборот, обо всем говорил от нуля, как впервые в истории, только своими словами. Потому-то мне и противопоказано заниматься Пастернаком.
Отражение «Занимаемся отражением изящной словесности в неизящной словесности».
Изволил с радостью прийти в сераль
И беспрепятственно пленил один всех краль.
Граф Хвостов, о петухе
Оттенение «Благостно-пакостный дух Кузмина» (письмо Д. Гордеева). Обычно поэты бравировали, оттеняя высокого себя-поэта низким собой-человеком (насмотревшись на это, Вересаев сочинил Пушкина «в двух планах»), Кузмин – наоборот: главным было «полюби нас черненькими», а светлая поэзия служила лишь для оттенения. Стихами не щеголял и нарочито преуменьшал их значение: в дневнике о них не писал, говорить предпочитал о варенье (уверял Гумилев). Хотя на самом деле стихи были для него средством спасения от той самой своей черной дневниковой ипохондрии.
Х. Л. Борхес
«Шахматы» 21
(два сонета)
1. Два игрока в своем важном углу
Двигают должные фигуры. Доска
До зари навязывает им жесткий устав:
Черный и белый цвета – враги.
Строгая магия исходит от их форм:
Гомерическая ладья, веселый конь,
Одинокий король, ратователь-ферзь,
Уклончивый слон и пешка-боец.
Когда игроки поглощены игрой
И время съедает их одного за другим,
Это не предлог, чтобы кончить обряд.
Начал эту войну Восток,
Теперь ее кормит вся земля.
Как всякой игре, ей нет конца.
2. Тонкий король, гибкий слон, горький ферзь,
Рукопашная пешка, линейная ладья —
На расчерченных черных и белых полях
Они ищут боя и навязывают бой.
Они не слышат, что властная рука
Игрока над доской вершит их судьбу,
Не знают, что за твердокаменный рок
Правит их выбором и мерит их путь.
И такая же прихоть водит игроком
(Сказал Хайям) по расчерченной доске
В черные ночи и белые дни.
Мы движем пешки, нас движет бог,
А кто над богом начинает этот круг
Праха, и времен, и снов, и смертей?
Оттепель «Издание непечатавшихся Радищева и проч. – как оттаивающие в оттепель замерзшие слова Рабле» («Весы», 1906). Эренбург тоже помнил этот образ.
Отцы и дети Родители учат детей ценностям своей жизни, как военные готовят войска к вчерашним войнам. См. V, Воспитание.
Отцы и дети Дочь крупнейшего историка, ректора Московского университета академика С. М. Соловьева вышла замуж за физкультурника (Д. Усов – Е. Архиппову, РГАЛИ).
Оценка складывается из представления об оригинальности и богатстве средств произведения – первое важнее: «что здесь нового для меня и людей моего круга?» (точнее, определить богатство средств без долгих подсчетов нам не под силу, вот оно и кажется нам менее важным). Трудность в том, чтобы увидеть в себе, что ты уже знаешь о стихах и чего еще не знаешь. Мы априорно уверены, что Пушкин, как великий поэт, знает больше нас (а если не видим этого в стихах, то изо всех сил домысливаем), а Бенедиктов, как невеликий, – меньше нас. Усомнись мы в том, что все знаем лучше, чем Бенедиктов, – и он начнет расти в великие поэты.
Оценка Бернарда Шоу спрашивали, что ему важнее, социализм или драматургия, – за что Бог в раю поставит вам выше отметку? «Если он вздумает выводить мне отметки, мы крупно поссоримся».
Оценка Собственно, «великое произведение» мы говорим для краткости вместо «произведение, такими-то признаками возбуждающее такие-то эмоции у лиц такого-то пола, возраста и темперамента, принадлежащих к такой-то субкультуре».
Оценка Субъективная оценка – «мне нравится», объективная – «начальству нравится». Вместо начальства теперь принято говорить: «референтная группа». «А что у нас внутри, как не начальственные предписания?» – писал Салтыков-Щедрин в «Благонамеренных речах».
Память «Память моя не любовна, а враждебна, и работает она не над воспроизведением, а над отстранением прошлого» (О. Мандельштам. Шум времени).
Симонид сказал Фемистоклу: «Хочешь, я научу тебя все помнить?» Фемистокл ответил: «Лучше научи меня забывать». Я не так измучен жизнью, как Фемистокл, но мне тоже чаще хочется забывать ненужное, чем помнить нужное: освободить память, и тогда нужное само в ней уляжется. Ненужное – это все житейское, хронологическое, вся последовательность напластовывающихся впечатлений, отличающая меня от других. Нужное – это все системное, синхроническое, вся машина мышления, одинаковая у меня с другими и пригодная с лязгом дробить и пережевывать новые и новые задачи, подбрасываемые жизнью, пока не сотрутся челюсти и меня не выбросят в железный лом.
Память Один знакомый моей знакомой ведет картотеку «Что я помню, хоть я еще не старый». А я бы лучше писал: «Что я помню, хоть я этого и не видел».
Пани