Александр III и его время - Евгений Толмачев

Петербургский кабинет, зная об этом, командировал в Сеул своего уполномоченного К. И. Вебера, который 25 июня (7 июля) 1884 г. заключил с президентом Коллегии иностранных дел Кореи Чо Бенсиком русско-корейский договор о дружбе и торговле. Этот договор во многом напоминал трактаты, заключённые Кореей с Великобританией и Германией. Он предоставлял России право иметь в Корее постоянных дипломатических и консульских представителей, а также открывал для русской торговли порты Инчхон (Чемульпо), Вонсан, Пусан, а также города Сеул и Янхваджин, где российским подданным предоставлялось право арендовать или покупать землю или помещения, строить дома, склады и фабрики. Кроме того, они получали право свободного передвижения на определённое расстояние от открытых для иностранной торговли портов и мест, а с российским паспортом за подписью и печатью местных корейских властей — по всей территории Кореи. Военным судам сторон предоставлялось право захода во все, в том числе и не открытые для иностранной торговли порты, право производства в них съёмок и промеров. Подобно трактатам, подписанным с Кореей другими державами, договор содержал статью о предоставлении российским подданным режима наибольшего благоприятствования (266, т. 1, с. 342—352). Безусловно, договор способствовал развитию русско-корейских торгово-экономических, политических отношений и культурных связей. «Нет сомнения, — писали либеральные «Русские ведомости», — что вследствие этого трактата оживятся сношения Приморской области с Кореей, жители которой, отличающиеся трудолюбием и честностью, не преминут завести непосредственные отношения с жителями Приморской области».

Корейский король Кочжон, как отмечал известный советский историк А. Л. Нарочницкий, лавируя между китайским и японским давлением, продолжал попытки противопоставить Россию Англии и цинскому правительству и не раз обращался к русскому поверенному в делах Веберу с просьбой о поддержке независимости Кореи. Известно, что с подобной просьбой он обращался и к представителям других государств. В декабре 1884 г. в Сеул в качестве неофициального российского представителя прибыл секретарь миссии в Японии А. Н. Шпейер. При встрече с ним король заявил, что желает «самого тесного сближения» с Россией, и выразил благодарность за моральную поддержку Кореи в трудное время (204, с. 84—85). Корейское правительство поставило вопрос о российском протекторате над Кореей, который бы оградил её от британской и японской экспансии. В качестве вознаграждения власти предложили в пользование России незамерзающий залив Уньковского (Енгилман) или другой порт у восточного побережья Кореи. Безусловно, наша страна была заинтересована в получении незамерзающего порта в Корее и стремилась усилить там своё влияние, но, учитывая слабость своих сил на Дальнем Востоке и опасаясь осложнений с другими державами, отказалась от протектората.

Петербург желал укрепления независимости Кореи, остерегаясь подчинения её Англии или другой враждебной державе. Введение же собственного контроля над Кореей превышало силы и возможности Петербурга.

Во второй половине декабря 1884 г. во всеподданнейшей записке Гирс рекомендовал Александру III «руководствоваться строгим нейтралитетом», но в случае войны прикрыть русскими военными судами ту часть корейского побережья, «захвата которой было бы особенно нежелательно допустить» ввиду того, что Корея граничит с Россией (193, с. 373). В конце 1884 г. представители партии реформ Ким Ок Кюн, Со Кван Бом и другие подготовили совместно с японским посланником Такэдзоэ тайный заговор. 4 декабря 1884 г. группа японских солдат заняла королевский дворец и захватала в плен короля. Власть перешла к партии реформ, вожаки которой сформировали правительство во главе с Ким Ок Кюном. Однако в Сеуле развернулось крупное восстание против японских колонизаторов, поддержанное крестьянами окрестных деревень. Японские дипломаты и купцы вынуждены были бежать в Инчхон. Попытка государственного переворота провалилась. Уже в январе 1885 г. японцы добились ряда новых уступок и контрибуции. С Китаем они пошли на компромисс и заключили 18 апреля 1885 г. Тяньцзиньский договор, в соответствии с которым обе стороны обязались вывести свои войска из Страны утренней свежести с правом их обратного ввода, если возникнут серьёзные беспорядки. Этот договор ещё более обострил соперничество правящих кругов Японии и Китая за влияние в Корее. Вскоре после этих событий в конце апреля 1885 г. обстановка на Дальнем Востоке вновь обострилась из-за захвата британским львом порта или бухты Гамильтон на островах Комуньдо. Этот демарш был предпринят на фоне обострения русско-английских отношений, приведших к афганскому кризису. Первый лорд адмиралтейства Нортбрук считал, что британцы «должны занять порт Гамильтон в случае войны с Россией. Он будет необходим как база для любых операций против Владивостока» (там же, с. 380). Захват порта Джоном Булем вызвал бурную реакцию в русских правительственных сферах и в печати. Отечественная пресса стала выдвигать различные проекты занятия незамерзающего порта в Корее в противовес Англии. 18 мая 1885 г. русский посланник в Пекине С. Попов заявил, что если Китай одобрит этот захват, то Россия вынуждена будет занять другой порт в Корее. Только после настойчивых требований России и Китая порт Гамильтон был наконец оставлен английским флотом 27 февраля 1887 г.

26 января (7 февраля) 1887 г. в российской столице состоялось Особое совещание о положении на Дальнем Востоке. Совещание приняло решение усилить русский флот и войска на Дальнем Востоке, ибо при данном состоянии «мы не можем внушить соседям нашим, в особенности Китаю, надлежащего к себе уважения». В частности, уже до конца февраля того же года постановили удвоить русскую эскадру в Тихом океане. В России по-прежнему считали Китай главным соперником для себя в Корее, недооценивая экономический и военный потенциал Японии, хотя об её экспансионистских устремлениях неоднократно предупреждали русский посланник в Токио Д. Е. Шевич (1890), посланник в Сеуле П. И. Дмитриевский (1891) и посланник в Пекине А. П. Кассини (1894).

Плохо осведомлённый в отношении Японии, умеренно либеральный публицист А. Я. Максимов в своей брошюре «Наши задачи на Тихом океане» (1894) считал, что Япония не претендует на захват, будет отстаивать независимость Кореи, и предлагал сговор с Японией против Китая (193, с. 650). Авторы «Русской мысли» и «Вестника Европы» постоянно указывали на якобы потенциальную угрозу России, исходившую от Китая на её дальневосточные владения. Н. Матюнин в «Вестнике Европы» утверждал даже, что «китайская опасность» грозит Европе, и Россия охраняет последнюю от Китая. «Русская мысль» выступала за установление прочных дружественных отношений с Японией, «естественным противником Китая», с тем чтобы совместно противостоять последнему (392, 1888, кн. 9, с. 186). Раздавались, правда, и отдельные трезвые голоса, которые уверяли в невозможности нападения Китая на Россию и считали разговоры об этом «происками наших европейских недоброжелателей». Однако постоянное муссирование в прессе китайской угрозы оказывало соответствующее влияние на русское общество и правительство.

Симпатии либералов к Японии во многом определялись тем, что это была парламентская держава, более других приобщившаяся к европейскому прогрессу. «Вестник Европы» поместил несколько материалов об истории Японии и о русско-японских отношениях. В одной из статей предлагалось пересмотреть русско-японские договоры, с тем чтобы обеспечить дружбу Японии (368, 1894, № 11, 12). Подобные настроения были характерны и для консервативной прессы.

Во второй половине 80-х гг. в деятельности русской дипломатии в Корее заняли большое место переговоры об улучшении сухопутной торговли. В результате чего 8 (20) августа 1888 г. в Сеуле были подписаны «Правила о пограничных сношениях и торговле на Тумыньцзяне (р. Туманган)». Со стороны России их подписал К. И. Вебер, со стороны Кореи — Чо Бенсик (204, с. 67). Основными статьями корейского ввоза в Южно-Уссурийский край через сухопутную границу были крупный рогатый скот и продукты сельского хозяйства. Главными предметами вывоза в Корею из России являлись различные ткани и изделия из них. В 1894 г. их было вывезено на сумму 196’490 рублей, а в 1895 г. — 248’050 рублей (204, с. 71—72).

К 90-м гг. японцам удалось сосредоточить в своих руках большую часть морской торговли Кореи. Объём торговли с Японией в 1885-1890 гг. составил 80% всего морского внешнеторгового оборота Кореи, превысив в два раза объём корейской торговли с Китаем. В то же время во внутренних районах Кореи возрастала роль китайских купцов. Расширяли свои позиции в Корее и Соединённые Штаты. Вторжение иностранцев, усиление эксплуатации и злоупотребления властей вызвали мощное крестьянское восстание в 1893-1894 гг.

По просьбе корейских властей для его подавления в июне 1894 г. в Асане высадились 1,5 тыс. китайских солдат. Ввод китайских войск послужил поводом для отправки в Корею более многочисленной японской армии. Японцы вошли в Сеул, в ночь на 23 июля заняли королевский дворец и создали марионеточное правительство во главе с отцом короля, бывшим регентом. Новое правительство 27 июля обратилось к Японии с «просьбой» об изгнании китайских войск. Однако ещё 25 июля японцы без объявления войны напали на китайский транспорт, находившийся в корейских водах. Официальное объявление войны последовало только 1 августа 1894 г. Потерпев поражение в войне, Китай отказался от своего сюзеренитета над Кореей и признал по Симоносекскому договору, заключённому 17 апреля 1895 г., её независимость.