ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах - Аласдер Грей

В толпе мужчин в черном появилась девушка в красной рубашке и джинсах, с недовольной гримасой на лице.

— Вот уж не ожидала увидеть здесь вас, Ланарк. Я хочу сказать, все уже кончилось. Даже еда.

Это была Либби. Ланарк пробормотал, что явился ради речей.

— Зачем? Это скука смертная, а у вас такой вид, словно вы неделю не умывались. Чего ради вам слушать речи?

Он ответил долгим взглядом. Либби вздохнула:

— Входите, но придется поторопиться.

Вслед за Либби Ланарк прошел в дверь. Шум здесь стоял такой, что хотелось заткнуть уши. Либби вела его по проходу между внутренней стеной палатки и рядом официантов, выносивших подносы с пустыми тарелками. Он скользил взглядом по спинам гостей, сидевших за круглым столом. Указав на пустой стул, Либби сказала:

— Это был ваш.

Ланарк тихохонько уселся. Ближайший сосед вылупился на него и со словами «Боже мой, привидение!» захихикал. Это был Один.

— Как же я рад вас видеть, — проговорил Повис, другой его сосед. — Что случилось? Мы ужасно из-за вас переволновались.

Круглое белое кольцо стола занимало большую часть палатки. Перед каждым стулом стояли бокал и табличка с именем и титулом гостя, надписью наружу. Внутри кольца сновали с бутылками Красные Девушки, наполняя бокалы. Ланарк рассказал о своих приключениях.

— Хорошо еще, что этим обошлось, — заметил Повис — Кое-кто нашептывал, будто вас то ли застрелила, то ли увела куда-то охрана. Мы-то, конечно, этому не поверили. Иначе бы стали жаловаться.

— Эти слухи сослужили ассамблее хорошую службу, — весело вставил Один. — Во время больших дебатов по энергетике трусливые горлопаны сидели как воды в рот набрав. Чертовы идиоты!

— Знаете, — вздохнул Повис, — не стану отрицать, я и сам порядком перепугался. Эти охранники — жуткие субъекты, и никто не знает, какие им даны указания. Да, в последние несколько дней все дела улаживались легко как никогда, так что ваша моча не пропала даром. Правда, загрязнять их реку было поступком опрометчивым. Они в ней души не чают.

Вдоль стола прошлась, наполняя бокалы, Сольвейг. В надежде, что она его не заметит, Ланарк уставился в скатерть. Раздался звук, похожий на мягкое покашливание гиганта, затем голос, прошедший через высококачественный усилитель, произнес:

— Леди и джентльмены, вам будет приятно услышать, что после трехдневного отсутствия к нам возвратился один из наиболее популярных делегатов. Остроумный, почтенный, не всегда блюдущий трезвость лорд провост Ланарк из Большого Унтанка занял наконец свое место.

У Ланарка отвалилась челюсть. В наступившей мертвой тишине, чудилось ему, нарастал мощный гул голосов. Его пронзало и давило множество взглядов: насмешливых, тяжелых, презрительных, любопытных — в этом он не сомневался.

— Налейте ему выпить! — раздался чей-то вопль.

Он всхлипнул и уронил голову на скатерть. Гул поднялся вновь, но на сей раз обмен репликами преобладал над смехом. Ланарк услышал шепот Одина: «Это было уже лишнее» и Повиса: «Не нужно им было сыпать соль на раны».

Снова кашлянув, голос произнес:

— Милорды, леди и джентльмены, прошу тишины. Слово предоставляется сэру Тревору Уимзу, рыцарю Золотой Улитки, члену Тайного совета Далриады, президенту Большого Прованского Бассейна и Конфедерации Внешнего Эрса.

Раздались аплодисменты, затем Ланарк услышал голос Уимза.

— Я нахожусь в странном положении. Слева от меня сидит двадцать девятый лорд Монбоддо. В свое время он занимался многообразной деятельностью: был музыкантом, целителем, специалистом по драконам, противником децимальных часов, enfant terrible[15] старого проекта экспансии, stupor mundi[16] института и дебатов в совете. Я знал его во всех этих ролях и каждый раз оказывался его оппонентом. Безрассудный, неистовый, буйный интеллектуал — вот как я отзывался о нем в те дни. Всем памятны печальные обстоятельства, сопровождавшие отставку его предшественника. Не стану говорить о том, что я подумал, услышав имя нового Монбоддо. Если бы я высказался слишком откровенно, наша превосходная охрана от «Квантума — Кортексина» была бы обязана, по распоряжению Особых властей (Консолидации), увести меня и запереть на очень долгое время в очень тесной камере. Собственно, я пришел в ужас. Когда мы, представители исполнительной власти Прована, вообразили себе, как будем устраивать Генеральную Ассамблею под председательством ужасного Озенфанта, нас охватило глубокое уныние. Но что же получилось? — После паузы Уимз продолжил с горячностью: — Леди и джентльмены, плавное течение нынешней ассамблеи, последовательность ее хода, проницательность высказанных идей не имеют себе равных! Причин этому немало, но уверен, что будущие историки припишут этот успех главным образом такту, терпимости и уму моего соседа слева. И пусть он не качает головой! Если он бунтарь, то побольше бы нам таких бунтарей. В самом деле, я проголосовал бы даже за революцию, если во главе ее встанет двадцать девятый лорд Монбоддо! Раздалось несколько громких смешков.

Мало-помалу Ланарк выпрямил спину. В центре круга было пусто. Далеко справа стоял Уимз, а рядом с ним — лорд и леди Монбоддо. Перед ним на скатерти находилась низенькая подставка с розами, среди которых торчали микрофоны. У всех гостей по эту сторону круга был бело-розовый цвет лица. По ту сторону сидели гости желто- или коричневолицые, а прямо напротив Монбоддо — пять членов черной группировки. Несколько смуглых делегатов, не слушая речи, тихо переговаривались. Уимз говорил:

— …Будет, боюсь, недоступно моему пониманию, а с тем, что я пойму, мне, вероятно, будет трудно согласиться. Но, поскольку за эти три дня он чего только от нас не наслышался, справедливость требует, чтобы ему тоже было дано слово. Итак, лорд Монбоддо, прошу вас охарактеризовать вкратце работу совета. Тогдашнюю, Теперешнюю и Будущую.

Под аплодисменты Уимз сел. Монбоддо, с полузакрытыми глазами, улыбался в стол. Поднявшись на ноги, он оперся одной рукой о стол, другую спрятал в карман и склонил с улыбкой чуть набок голову. Выждал, пока стихнут аплодисменты, перешептывания, кашель и шарканье ног. В наступившей тишине его фигура, в позе небрежной, но неподвижной, приобретала все большую мощь и величие, и большой круг гостей сделался похож на ряд резных статуй. Ланарк поразился тому, как тихо ведет себя такое обширное собрание. Тишина давила, словно хрустальный пузырь, заполнивший верхнюю часть палатки и упершийся ему в макушку; Ланарк мог бы в любой миг разрядить атмосферу, просто-напросто выкрикнув ругательство, но он прикусил себе губу, чтобы удержаться. Монбоддо заговорил:

— Есть люди, которым скромность дана от рождения. Есть люди, которые ее усваивают. А есть такие, кому она навязана. Боюсь, что сэр Тревор решительно отнес меня к последней категории.

Многие засмеялись, и громче всех Уимз.

— Некогда я был молодым и амбициозным начальником отделения. Я открывал новые горизонты, у меня бывали творческие озарения, которые — поверьте, друзья, — граничили, как мне кажется, с гениальностью! Что ж, дерзость моя была наказана. Ныне я стою на самой вершине нашей гигантской пирамиды и более не созидаю. Мое дело — воспринимать, согласовывать и продвигать блестящие идеи молодых коллег, положение которых позволяет им действовать активно. Я изучаю варианты и без лишних эмоций отбрасываю те из них, что не соответствуют нашей системе. Такая работа задействует лишь очень малую долю человеческого ума.

— Ерунда! — жизнерадостно выкрикнул Уимз.

— Нет-нет, друзья мои, не ерунда. Обещаю, что уже через три года все те ограниченные навыки, которые требуются от главы совета, станут доступны гуманоидным схемам «Квантума — Кортексина», равно как ныне они способны выполнять обязанности секретарей и особых полицейских. Возможно, я стану последним лордом Монбоддо, полностью относящимся к человеческому роду. Эта мысль весьма польстила бы моему немалому тщеславию, если бы не прогресс в делах правления, который все заметят после этой перемены. Внезапно наступит всеобщее резкое ускорение. Да, нынешнее человеческое правление балансирует на грани. Но прежде чем обрисовать перспективы, я должен рассказать о шагах, которые нас сюда привели.

Итак, перенесемся на шесть тысячелетий назад и, взглядом зорче орлиного, посмотрим с Солнца на третью его планету: влажный и плодородный сине-зеленый шар. Пустыни не столь обширны, как сейчас, джунгли же, на тучных почвах, распространились шире, реки, засоренные кустарником, плавно переходят в болота. Нет ни полей в живых изгородях, ни дорог, ни городов. Присутствие человека прослеживается только в том месте, где западный край шара вкатывается в ночную тень. На этом туманном изгибе зажигаются далекие проблески: то жгут костры охотники на лесных прогалинах, рыбаки в устьях рек, кочевники-скотоводы или земледельцы, обосновавшиеся на тощих почвах между пустыней и джунглями, так как нас слишком мало, чтобы отвоевать у леса хорошую землю. Наши крохотные, размером с племя, демократии распространились по всему миру, однако куда больше, чем мы, на него влияют наши близкие родственники, белки: от них зависит выживание некоторых древесных пород. Мы живем здесь уже полмиллиона лет, но история, то есть бурные столкновения из-за принципов и дележ собственности, еще не началась. Не удивительно, что первые историки считали, будто мир был создан каких-нибудь несколько веков назад. Не удивительно и то, что, по мнению позднейших теоретиков, доисторические люди были инфантильны, дики, грубы и проводили время в противоборствах и совокуплениях еще более варварских, нежели в наши дни.