Сёгун - Джеймс Клавелл

— Что?

— Есть мягкий белый хлеб, кормчий, морские сухари, масло и коровий бок. Свежие апельсины из Гоа и даже галлон вина из Мадейры, чтобы запить все это, или бренди, если вы его предпочитаете. А также и пиво. Потом каплун из Макао, горячий и сочный. Наш адмирал — эпикуреец.

— Черт бы вас побрал!

— Он и возьмет, когда это будет угодно ему. Я только сказал о том, что существует на самом деле.

— Что значит «эпикуреец»? — спросила Марико.

— Это человек, который наслаждается пищей и красивым столом, сеньора Мария, — сказал Алвито, называя ее христианским именем. Он заметил, как неожиданно изменилось лицо Блэксорна. Он почти мог видеть, как заработали слюнные железы, и почувствовал его боль в бушующем желудке. Сегодня вечером, когда он увидел подготовку к ужину в большой каюте, блеск серебра, белые скатерти и стулья, настоящие кожаные стулья, почувствовал запах свежего хлеба, и масла, и сочного мяса, он сам ощутил слабость от голода, а он отнюдь не страдал без пищи или от непривычной японской кухни.

«Как просто поймать человека, — сказал он себе, — все, что вам надо, — это знать правильную приманку».

— Прощайте, кормчий! — Алвито повернулся и пошел к трапу. Блэксорн пошел за ним.

— В чем дело, англичанин? — спросил Родригес.

— Где еда? Тогда мы сможем поговорить. Сначала еда, которую вы обещали, — сказал Блэксорн, покачиваясь на главной палубе.

— Пожалуйста, пойдемте со мной, — сказал Алвито.

— Куда вы ведете его, отец?

— Конечно, в большую каюту. Блэксорн может поесть, пока господин Торанага и адмирал побеседуют.

— Нет. Он может поесть в моей каюте.

— Легче, конечно, пойти туда, где есть пища.

— Боцман! Проследи, чтобы кормчему принесли все сразу же — все, что он захочет, — в мою каюту, все со стола. Англичанин, ты хочешь грога, вина или пива?

— Сначала пива, потом грога.

— Боцман, проследи за этим и отведи его вниз. И послушай, Писаро, дай ему из моего шкафа одежду и сапоги, все, что нужно. И оставайся с ним, пока я не позову тебя.

Блэксорн молча пошел за Писаро, боцманом, большим и сильным мужчиной, вниз по коридору. Алвито пошел было обратно к дель Акве и Торанаге, которые разговаривали через Марико около лестницы, но Родригес остановил его:

— Отец! На минутку. Что вы сказали ему?

— Только что вам хотелось бы повидать его и что у нас на борту много еды.

— Но вы не предлагали ему поесть?

— Нет, Родригес, я не говорил этого. Но вам не хотелось бы предложить поесть кормчему, если он голоден?

— Этот бедняга не голоден, он голодает. Если он поест в таком состоянии, он будет блевать, как обожравшийся волк, потом он будет вопить, как перепившаяся проститутка. Теперь, мне не хотелось бы, чтобы один из нас, даже еретик, ел как животное и вопил как дикий зверь перед Торанагой, понимаете, отец? Не перед этим ссаным сукиным сыном — особенно таким, чистеньким, как промежность сифилитичной проститутки!

— Вы должны научиться быть сдержанным на язык, сын мой, — сказал Алвито. — Он отправит вас в ад. Вам лучше тысячу раз прочитать «Аве, Мария» и поститься два дня. Только на хлебе и воде. Епитимья напомнит вам о его милосердии.

— Спасибо, отец, я так и сделаю. С радостью. И если бы я мог встать на колени, я бы поцеловал крест. Да, отец, этот бедный грешник благодарит вас за ваше Богом данное терпение. Я должен придерживать свой язык.

Феррьера вышел из коридора:

— Родригес, вы спуститесь?

— Я останусь на палубе, пока эта сучья галера будет стоять здесь, адмирал. Если я потребуюсь, я буду здесь, — Алвито собрался уходить, Родригес заметил Марико. — Подождите минуту, отец. Кто эта женщина?

— Донна Мария Тода. Одна из переводчиц Торанаги.

Родригес присвистнул:

— Она хорошенькая?

— Очень хорошенькая.

— Глупо было позволять ей подняться на борт. Почему вы говорите «Тода»? Она одна из наложниц старого Тода Хиро-Мацу?

— Нет. Она жена его сына.

— Глупо было приводить ее на борт. — Родригес подозвал одного из матросов. — Скажи всем, что на корабле женщина, говорящая по-португальски.

— Да, сеньор.

Моряк заторопился уходить, и Родригес снова повернулся к отцу Алвито.

Священник ни в коей мере не был запуган очевидным гневом.

— Госпожа Мария говорит также по-латыни — и так же хорошо. Что-нибудь еще, кормчий?

— Нет, спасибо. Может быть, мне лучше пойти прочитать «Аве, Мария»?

— Да, конечно.

Священник перекрестился и ушел. Родригес сплюнул в шпигат, и один из рулевых вздрогнул и перекрестился.

— Ступай прибей себя к мачте за свою гнилую крайнюю плоть, — прошипел Родригес.

— Да, кормчий, извините, сеньор. Но я нервничаю около этого святого отца. Я не имел в виду ничего плохого.

Юноша увидел, что через горлышко песочных часов прошли последние зерна песка, и перевернул их.

— В полчаса спустись вниз, возьми это проклятое ведро с водой и щетку, уберись у меня в каюте. Скажи боцману, пусть приведет англичанина наверх, и вычисти мою каюту. И для тебя будет лучше, если ты хорошо приберешься в каюте, а то я вытащу у тебя кишки себе для подвязок. И пока ты будешь делать это, читай «Аве, Мария» для спасения своей Богом проклятой души.

— Да, сеньор кормчий, — тихо сказал юноша. Родригес был фанатик, помешанный на чистоте, и его каюта была похожа на корабельный Святой Грааль. Все должно было быть без единого пятнышка, независимо от погоды.

Глава двадцать седьмая

— Но ведь должен быть какой-то выход, адмирал, — терпеливо сказал дель Аква.

— Вы хотите совершить открытый акт войны против дружественной нации?

— Конечно, нет.

Каждый находившийся в кают-компании понимал, что они оказались в одной ловушке. Любой открытый акт прямо ставил их с Торанагой против Ишидо, чего они хотели избежать, на случай если вдруг в конце концов победителем станет Ишидо. В настоящее время Ишидо контролировал Осаку, столицу Киото и большинство регентов. А теперь, через дайме Оноши и Кийяму, Ишидо контролировал большую часть южного острова Кюсю, порт Нагасаки, главный центр всей торговли, и, таким образом, всю торговлю и Черный Корабль этого года.

Торанага сказал через отца Алвито:

— Какие трудности? Я только хочу, чтобы вы освободили от пиратов выход из гавани, не так ли?

Торанага неудобно сидел на почетном месте — стуле с высокой спинкой за большим столом. Алвито сидел рядом с ним, адмирал напротив, дель Аква сбоку от адмирала. Марико стояла за Торанагой, телохранители-самураи ждали около дверей, напротив вооруженных моряков. Все европейцы понимали, что, хотя Алвито и переводил все, что говорилось в комнате, Марико присутствовала для того, чтобы между ними ничего не говорилось открыто против интересов ее господина и чтобы перевод был полный и точный.