Пепел победы - Дэвид Вебер

Он кивнул в сторону нового Первого лорда Адмиралтейства, сэра Эдварда Яначека, и гражданский глава КФМ выпрямился в кресле.

— Я детально рассмотрел ситуацию, ваше величество, — сказал он с покровительственным видом профессионала — хотя последний раз командовал космическими силами более тридцати лет назад. — Да, нельзя исключать того, что цель Сен-Жюста действительно состоит в том, чтобы получить временную передышку. Но он не извлечет из этого никакой выгоды. Технический разрыв слишком велик. Все, чем они располагают, не идет ни в какое сравнение с разработками адмирала Хэмпхилл.

Он улыбнулся, и Елизавета стиснула зубы. Леди Соня Хэмпхилл доводилась Яначеку кузиной… и Первый лорд держался так, будто все ее идеи принадлежали главным образом ему.

— Безусловно, пока им не по силам тягаться с графом Белой Гавани, — сказала Елизавета, порадовавшись тому, что при упоминании Хэмиша Яначек скривился, как от зубной боли. Вражда между двумя адмиралами насчитывала не один десяток лет и была столь же ожесточенной, сколь и непримиримой. — Но кто может сказать, до чего додумается враг, если дать ему передышку?

— Ваше величество, этот вопрос входит в сферу моей компетенции, — ответил Яначек. — Наши новые системы есть продукт многолетней работы специалистов несравненно более высокого уровня, нежели лучшие инженеры Республики, в цехах и лабораториях оснащенных так, как им и не снилось. Ничто из наших новинок не может быть воспроизведено в Народной Республике раньше, чем через пять стандартных лет. Несомненно, этого времени хватит, чтобы либо заключить разумное мирное соглашение, либо понять, что Сен-Жюст действительно просто тянет время. Ну и конечно, флот будет следить за ними и не упустит из внимания ни малейшей угрозы.

— Вот видите, ваше величество, — вновь вкрадчиво заговорил Мишель Жанвье. — Риск минимален, а возможный выигрыш огромен. Мы можем положить конец несусветным затратам и кровавой войне против противника, миры которого мы все равно не собирались присоединять к Королевству. Как говорит графиня Нового Киева, надо дать миру шанс.

Елизавета обвела взглядом собравшихся: кто-то отвел глаза, кто-то, напротив, встретил ее взгляд с вызовом.

— А если наши союзники не согласятся с вами, милорд? — спросила она наконец.

— Это было бы достойно сожаления, — с улыбкой ответил Высокий Хребет. — Однако именно Звездное Королевство вынесло на себе основную тяжесть войны, и оно вправе самостоятельно искать путь положить конфликту конец.

— Даже без учета мнения партнеров по Альянсу? — спросила Елизавета.

— Я внимательно изучил все соглашения и не обнаружил в них запрета на сепаратные переговоры, — парировал Жанвье.

— Может быть, такой запрет забыли включить туда, поскольку никто из союзников не предполагал, что его могут хладнокровно предать? — осведомилась королева.

— Можно посмотреть на это и так, — побагровел Высокий Хребет. — Но с другой стороны, если наши переговоры с Республикой увенчаются успехом, за этим последует и заключение мира между Республикой и нашими союзниками. В таком случае это не предательство, но скорее достижение истинной цели подобных союзов: мира, надежных границ и устранения военной угрозы со стороны Народной Республики.

У него на все есть ответ, поняла королева, и ей не требовалось обращаться к Ариэлю, чтобы убедиться в согласии всего Кабинета с этим подонком. И, призналась она себе с горькой откровенностью, в этом есть и ее вина. Ей следовало держать рот на замке, сдерживать свои порывы и тянуть время, а она слишком рано раскрыла все карты. Члены Кабинета Жанвье поняли, что обрели в ее лице врага. Но вот чего она никак не ожидала, так это того, что страх перед местью, которую обрушит она на них при первой же возможности, сплотит их воедино. Любые противоречия между министрами поглотила необходимость противостоять самой серьезной для них угрозе — королеве. У нее не было надежды расколоть этот враждебный лагерь, а не имея на своей стороне ни одного члена Кабинета, даже королева Мантикоры не имела конституционного права отвергнуть политический курс, предложенный премьером, министром иностранных дел, министром внутренних дел и Первым лордом Адмиралтейства.

— Хорошо, милорд, — заставила она себя произнести. Испробуем ваш путь. И я хочу надеяться — ради нашего общего блага, — что вы правы, а я ошибаюсь.

Глава 48

— Не могу в это поверить, — мрачно пробормотала Мишель Хенке, графиня Золотого Пика, сердито сверкая глазами. Она смотрела на бухту Язона из окна своих покоев на третьем этаже особняка Хонор, что на Восточном побережье. — О чем только, черт возьми, думает Бет?

— О том, что у нее нет выбора, — донесся из-за спины хмурый голос Хонор.

По просьбе Елизаветы она задержалась на Мантикоре, деля время между собственным особняком, королевским дворцом и посольством Грейсона. Ее уникальный статус — принадлежность к высшей аристократии двух звездных держав — давал ей уникальные возможности, и, несмотря на тот факт, что фактически все члены правительства Высокого Хребта терпеть ее не могли (и почти всем она отвечала взаимностью), она являлась слишком ценным посредником, чтобы от нее можно было отвернуться. Бенджамин знал, что Елизавета прислушивается к мнению Хонор. Елизавета знала, что Бенджамин ей безоговорочно доверяет. Даже Высокий Хребет понимал, что когда ему требуется узнать мнение Бенджамина по какому бы то ни было вопросу, обращаться надлежит именно к леди Харрингтон.

Из этого следовало, что она находилась, можно сказать, в первом ряду партера, чтобы лицезреть один из самых постыдных эпизодов в истории Звездного Королевства Мантикора.

«Что-то в последнее время, — подумала она, — мне приходится наблюдать много такого, чего бы вовсе видеть не хотелось».

Хонор повернулась к Хенке. Мишель унаследовала титул графини Золотого Пика в связи со смертью отца и старшего брата, однако ее корабль входил в состав Восьмого флота. «Эдуард Саганами» не мог быть отослан, да и путь домой занял бы столько времени, что ей все равно пришлось бы пропустить похороны. Поэтому Мишель оставалась на фронте и топила свое горе в служебном рвении, пока граф Белой Гавани не командировал ее на Мантикору, чтобы доставить ко двору предложение Сен-Жюста о перемирии. Кэтрин Винтон-Хенке проявляла незаурядные способности в управлении только что перешедшим под руку Мишель графством, и Хонор знала, что для обеих женщин ревностное исполнение обязанностей является единственным болеутоляющим средством.

Но Мишель пробыла дома всего несколько часов. Сейчас она и Хонор впервые остались наедине (если не считать Лафолле с Нимицем).

Харрингтон глубоко вздохнула.

— Мика, прости меня, — тихонько сказала она.

Мишель, услышав в ее голосе боль, быстро повернулась от окна.

— Простить?

— Я могла остановить только одну ракету. У меня не было выбора, и…

Хонор замолчала, не в силах закончить фразу, и выражение лица Хенке смягчилось. Несколько секунд она молча боролась с наворачивающимися слезами, но когда заставила себя заговорить, ее хрипловатое контральто звучало почти нормально.

— Хонор, ты ни в чем не виновата. Господь свидетель, на твоем месте я приняла бы такое же решение. Это больно, видит Бог, как больно сознавать, что я больше не увижу ни отца, ни Кэла, но благодаря тебе осталась в живых моя матушка. И кузина. И Протектор Бенджамин.

Она обняла Хонор за плечи и энергично тряхнула головой.

— Никто бы не смог сделать больше, чем ты, Хонор. Никто. Даже не смей сомневаться!

Хонор заглянула подруге в глаза, ощущая неподдельную искренность, и кивнула. Умом она с самого начала понимала, что Хенке права, вот только очень боялась, что подруга может увидеть это в ином свете. Хонор продолжала винить себя за смерть отца и брата Мишель. Только сейчас она позволила себе смириться с их гибелью и отпустить себя.

— Спасибо за то, что понимаешь, — тихо сказала она, и Хенке досадливо зацокала языком.

— Хонор Харрингтон, ты, наверное, единственный человек на свете, который боялся бы, что я не пойму!

Она нежно встряхнула свою рослую подругу за плечи и, отступив, снова обратила взор на кобальтовую гладь залива Язона.

— Ну а теперь, когда с этим покончено, скажи: что ты имела в виду, сказав, что у Бет нет выбора.

— То и имела, — ответила Хонор, возвращаясь к менее болезненной теме. — Весь Кабинет сплотился против нее. Ей оставалось или принять линию правительства… или отвергнуть консолидированное мнение всех конституционно утвержденных министров. В теории такое право у нее есть, но на практике это грозит катастрофой. Мы не можем позволить себе затяжной конституционный кризис: в это болото легко войти, но из него очень трудно выбраться. Создание конституционных прецедентов всегда опасно. И неизвестно, кому пойдет на пользу новый прецедент — Короне или Кабинету… а стало быть, лордам.