Василий III. Иван Грозный - Руслан Скрынников

Последним достойным завершением опричных деяний явился царский указ 1572 г. о запрещении употреблять самое название «опричнина». Нарушителям указа. грозило строгое наказание: «Виновного (болтавшего об опричнине) обнажали по пояс и били кнутом на торгу». Эта мера, казалось бы, свидетельствовала о полном искоренении опричных порядков и служила своеобразной оценкой опричнины со стороны Грозного и его «нового руководства». Но более верным представляется другое объяснение. Власти боялись нежелательных толков и старались предотвратить критику ненавистных опричных порядков, принуждая всех к молчанию.

Опричные насилия над высшими церковными иерархами и грабеж церковных имуществ осложнили взаимоотношения монарха с духовенством. В сентябре 1573 г. государь обратился с обширным посланием к братии Кирилло-Белозерского монастыря. С притворным смирением он писал о том, что никогда не дерзнет учить подвижников пречистой обители: «Увы мне, грешному, горе мне, окаянному, ох мне, скверному! Кто есмь аз, на таковую высоту дерзати?» Государь спешил покаяться во всех смертных грехах: «А мне, псу смердящему, кому учити и чему наказати, и чем просветити. Сам всегда в пиянстве, в блуде, в прелюбодействе, во скверне, во убийстве, в граблении, в хищении, в ненависти, во всяком злодействе». Самообличения перекликались с покаянными словами неоконченного завещания. Но после всех ужасов опричнины признания самодержца приобрели зловещее звучание. Слова об убийстве напоминали о судьбе митрополита Филиппа Колычева, архиепископа Филофея Рязанского, солочинского архимандрита Исаака (он был казначеем рязанского епископа), троицкого архимандрита Памвы, архимандрита Антониева монастыря Геласия, нижегородского печерского архимандрита Митрофана, псковского печерского игумена Корнилия, других иноков и стариц. Все они были убиты или подверглись насилию. Убийство священнослужителей всегда считалось худшим смертным грехом, так же как и ограбление монастырей и церквей.

Непосредственным поводом для обращения царя к кирилловским инокам была смута, вызванная ссорой между двумя монахами из бояр — Шереметевым и Собакиным.

Иван Большой Шереметев был изгнан из Ближней думы царя после падения Адашева. Накануне опричнины он был посажен в тюрьму и подвергнут пыткам, а затем отпущен. 7 июня 1571 г. боярин принял пострижение в Кирилло-Белозерском монастыре.

Василий Степанович Большой Собакин по случаю брака дочери Марфы с царем был произведен в бояре. После смерти царицы Марфы он должен был покинуть двор и постригся в Кириллове. Осенью 1573 г. царь сетовал, что уже год, как длится ссора Собакина с Шереметевым, смущающая покой не только монахов, но и его, царя.

В конце 1572 г. племянники Варлаама пожаловались Ивану, что их дяде чинят притеснения «для Шереметева». Царь обещал вызвать тестя в Москву, но из-за немецкого похода «зимусь» (зимой) не успел послать за ним гонца. Гибель Малюты изменила ситуацию. «Веснусь» 1573 г. племянники Собакина послали в Кириллов некую «злокозненную грамоту» как бы от имени царя в защиту Варлаама. Но фортуна отвернулась от Собакиных. Грозный уведомил иноков, что велел казнить племянников Варлаама Собакина за то, что хотели извести чародейством царя и его сыновей. Имена казненных записаны в Синодик. Не ранее весны 1573 г. Варлаам был наконец вызван в столицу, где имел долгую беседу с зятем. «И он заговорил вздорную, — сообщил Грозный монахам, — на вас доводити учал, что будто вы про нас негораздо говорите с укоризною». Извет Собакина проясняет вопрос о целях его миссии в Кириллов.

Столкновение в обители имело характерную особенность, до сих пор ускользавшую от внимания исследователей. Шереметев и его сотоварищ Иона, в миру боярин Иван Хабаров, были земскими людьми, Варлаам Собакин был членом опричной думы. Царь послал тестя в Кириллов, по-видимому, как соглядатая, для «розыска» о кознях иноков-бояр. Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы Грозный не отменил опричнину.

Иван IV охарактеризовал конфликт достаточно точно, с помощью евангельской притчи. Он писал монахам: «Есть бо в вас Анна и Каияфа — Шереметев и Хабаров, и есть Пилат — Варлам Собакин, понеже от царские власти послан». Анна и Кияфа несли главную вину за погибель Христа, тогда как римский прокуратор Пилат подчинился им и «умыл руки».

В своем послании Грозный многократно подчеркивал, что Собакин явился в обитель как его личный представитель, и выражал обиду, что монахи стали на сторону Шереметева: «Собакин приехал с моим словом, и вы его не поберегли… моего слова болши Шереметев».

Грозный отменил ненавистную стране опричнину, но он все еще находился под властью представлений о великой боярской измене. Эти представления приобрели у него характер навязчивой идеи. Сквозь их призму он склонен был оценивать состояние монашеского благочестия в целом.

Жертвуя земли и прочие богатства монастырям, бояре, по мысли государя, приобретали непомерное влияние на весь строй жизни в монастырях. Прежние подвижники, утверждал монарх, не гонялись за боярами, не говорили слов: «Яко толко нам з бояры не знатся — ино монастырь без даяния оскудеет». Но нынешние монахи гоняются за боярами ради их богатств, что и приводит в упадок святые обители.

Пагубное влияние бояр на честное монашеское житие, заявлял царь, сказалось во всем. Поселяясь в обители, бояре нарушают строгие монастырские уставы и вводят свои, «любострастные уставы», не хотят жить «под началом», бесчинствуют, развращают братию пирами. Грозный называл по имени виновников гибели благочестия: знаменитый боярин Василий Шереметев, в иночестве Васьян, ниспроверг честное жительство в Троице-Сергиевом монастыре. Его сын Иона Шереметев тщился погубить последнее светило — Кирилло-Белозерский монастырь. Особым нападкам царь подверг за неблагочиние Симонов и Чудов монастыри, близкие к опричному руководству. Монахи, писал Грозный, ввели столько послаблений, что «помалу, помалу и до сего, яко же и сами видите, на Симонове, кроме сокровенных раб Божих, точию одеянием иноцы, а мирская вся совершаются, яко же и у Чюда быша среди царствующего града пред нашими очима — нам и вам видимо».

Давно минуло время, когда Иван с немногими близкими людьми без всякой охраны предпринимал длительные поездки на богомолье и усердно молился в храмах самых известных обителей страны. После опричной грозы он утратил многие иллюзии. В 1573 г. монарх пришел к заключению, что благочестие на Святой Руси угасает. «Ныне у вас Шереметев, — пенял государь чернецам, — сидит в келии что царь, и Хабаров к нему приходит, да и иныя черньцы, да едят, да пиют что в миру. А Шереметев нивести с свадьбы, нивести с родин, розсылает по келиям пастилы, ковришки и иныя пряныя составныя овощи», «а инии глаголют, будто де, вино горячее потихоньку в келию к Шереметеву приносили». Возмущало государя и то, что монастырские власти дозволили боярским людям выстроить для старца Ионы особую поварню и двор за монастырем для его людей да избу с годовым запасом еды.