Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старик посмотрел в окно:
— Идут. Подвинтесь, ребятушки, к стеночке, может, Арон Яковлевич сюда заглянет, осчастливит. Мы с Ароном Яковлевичем не один пуд соли съели, вместе зимовье содержали.
Сторож открыл дверь:
— Милости прошу, дорогие гости! Добро пожаловать!
В комнату вошел невысокий горбоносый человек дет пятидесяти. Глаза большие, черные, навыкате. Над ними густые, сросшиеся на переносице щеточки бровей. Весь вид у вошедшего какой-то мятый, видно, несколько дней не брился, спал не раздеваясь. Сразу запахло дорогими папиросами и потом. Следом за горбоносым ввалились два дюжих матроса.
— Располагайтесь. Арон Яковлевич, как дома, — засуетился сторож. — Не прикажете ли чайку с дороги, покрепче? Вот тут свободное местечко, прилягте, пока я приготовлю завтрак.
Фризер сел на орон рядом с Федором, повернул к нему голову.
— Это мои постояльцы, Арон Яковлевич, — успокоил важного гостя старик, — парни смирные.
Фризер поудобнее устроился на ороне:
— Ты, старый, помалкивай, не распространяйся, чей это баркас и кто к тебе пожаловал. Пенял? Что-нибудь придумай, если кто будет спрашивать. — Старик вышел, поманив за собой матроса. Фрезер опять повернулся к Федору и грубовато спросил:
— Ты знаешь, кто я такой?
— Знаю. Ты зарезал своего постояльца из-за золота. Не шевелись. — Федор наставил на него револьвер.
Джемалдин и Белоголовый тоже выхватили пистолеты.
— Пощадите, — взмолился Фрезер. — На баркасе у меня пять ящиков золота. Отдаю… Только не убивайте.
— Одноглазый выкупа не берет, — ответил Федор.
Из глотки Фризера вырвался крик ужаса. Федор в упор выстрелил прямо в его открытый рот и бросился к двери:
— За мной!
Федор с Джемалдином заранее приглядели на берегу рыбацкую долбленую лодочку старика и теперь все втроем бежали к ней. Сели, оттолкнулись от берега. Лодку закружило на стремнине. По берегу метались люди, разносился крик. Федор обернулся и увидел, что баркас пустился за ними в погоню. Гребцы вовсю нажимали на четыре весла. А при долбленке одно ввело. Баркас стал настигать лодку. Федор и Джемалдин начали отстреливайся из пистолетов. Из баркаса тоже открыли стрельбу.
— Сдавайтесь! — кричал Илья Чернигов. — Сдавайтесь!
Белоголовый вскрикнул и упал, выронив весло. Пуля попала ему в шею. За весло сел Джемалдин. А Федор продолжал отстреливаться. Вдруг долбленка опрокинулась, Федор и Джемалдин очутились в воде. Их втащили на баркас.
— Попался, Одноглазый! — ликовал Илья Чернигов, скручивая Федору руки. — Долго же за тобой гонялись!..
Баркас причалил… к другому берегу, возле Тамараанского станка, где стоял казачий кордон. Из закопченного деревянного дома вышли трое казаков.
— Здорово, Черниговы! — радушно поздоровался унтер и подбежал к баркасу. — Кого это вы заарканили? Уж не Одноглазого? — В голосе унтера слышалась насмешка.
— А ты что смеешься? — обиделся Илья. — Его самого, Одноглазого, и поймали, пока вы тут отсиживались. Принимай. Что, не веришь?
— Который? Этот или этот? — Унтер посмотрел на Федора, потом на Джемалдина. — Да глаза-то у них целые!
— Этот. — Илья толкнул прикладом Федора в спину.
Унтер пристально оглядел Федора с ног до головы. Похоже было, не верит, что перед ним знаменитый разбойник.
Арестованных обыскали. При них не оказалось никакого оружия, кроме кинжала, висевшего на поясе у Джемалдина. Пистолеты они утопили.
Заперли их в маленькой комнатушке с одним окном. Федору на руки и руки надели кандалы, цепью привязали к стене. Вторых наручников у казаков, видимо, не оказалось, поэтому Джемалдину скрутили руки веревкой, на ноги надели кандалы и тоже привязали цепью к стене.
За дверью долго слышались пьяные песни, пол вздрагивал от пляски. Казаки гуляли.
К ночи все затихло, и только мощный храп оповещал, что рядом люди.
Федор лежал на полу в мокрой одежде. Был он в каком-то полудремотном состоянии, ему казалось, что все это сон. Временами, как бы просыпаясь, он начинал ощупывать себя. Цепи были холодные. Федор продрог и никак не мог согреться.
Рядом завозился Джемалдин.
«Перестань ерзать», — хотел сказать Федор, но было лень пошевелить языком.
— Развяжи мне руки, — ворчливо сказал Джемалдин.
Федор сел и начал распутывать тугой узел жесткой веревки. Наконец распутал и освободил Джемалдину руки.
Молчаливый, замкнутый Джемалдин даже Федору не сказал, что носит при себе маленькую пилочку, зашитую в подкладку. Этой пилочкой он перепилил кандалы, когда бежал с каторги, и с тех пор ревностно хранил ее. Повезло и при обыске — казаки не нашли. Нащупав кольцо на запястье Федора, он стал пилить.
Задремавший Федор, услышав скрежет металла, вскинулся. Рука нащупала пилку.
Пилили они попеременно, обливаясь потом. Чтобы заглушить скрежет, один из них громко храпел. И за дверью разноголосый храп не смолкал ни на минуту.
Освободившись от оков, они на цыпочках подошли к окну. Рамы были двойные. Федор стал потихоньку расшатывать внутреннюю. Она легко поддавалась. Расшатал, вынул, поставил у стены. За окном стояла тишина, только слышно было, как у берега плескались волны.
Первым вылез Федор, за ним — Джемалдин. При свете луны они у видели прикорнувшего у наружной стены часового. Он спал сидя, склонив набок голову. Федор в два прыжка очутился возле казака, схватил его за горло и, навалившись всей тяжестью, стал душить. Часовой захрипел. Джемалдин подбежал и подвернувшимся под руку камнем ударил часового по голове. Федор взял винтовку, снял патронташ.
Острые глаза Джемалдина заметили на берегут баркас. Крадучись, они подошли к нему. Ни души. Джемалдин с Федором тихонько взобрались на борт. На ящиках, растянувшись, спал длинный человек. Это был Илья Чернигов. По левую и правую сторону ящика спали его младшие братья в обнимку с винтовками. Пахло водочным перегаром.
Федор проткнул штыком вначале Илью, потом Степана и Андрея. Трупы выбросили за борт.
Джемалдин оттолкнул баркас от берега, вскочил на корму и сел за весла.
Река дохнула ночной прохладой. Луна щедро серебрила шумливые волны стремнины, будто указывая дорогу в широкий вольный неведомый мир. Волны подхватили баркас и с плеском понесли по течению.
Запрокинув голову, Федор тихонько засмеялся. Джемалдин заложил пальцы в рот — хотел свистнуть. Федор сделал рукой знак — не смей.
На востоке румянилась заря нового дня…
ГЛАВА ВТОРАЯ
I
Наступила осень 1917 года. С севера на юг, со стороны устья речки
