Птица не упадет - Уилбур Смит

Марк отвез Марион в Ледибург, завернув тело в брезент и привязав в коляске мотоцикла.

Он присутствовал на похоронах и на семейных поминках.

— Если бы ты не забрал ее в буш, если бы только она оставалась с нами. Если бы только…

На третий день он вернулся к Воротам Чаки. Пунгуше ждал его у излучины реки.

Они сидели на солнце под утесами, и когда Марк дал Пунгуше папиросу, тот тщательно отломил ее кончик; они курили молча, пока Марк не спросил:

— Ты прочел следы, Пунгуше?

— Прочел, Джамела.

— Расскажи мне, что случилось.

— Львица переводила детенышей через реку, перетаскивая их по одному из логова в кустах.

Пунгуше неторопливо и тщательно восстанавливал разыгравшуюся трагедию по следам, которые изучал в отсутствие Марка, а когда договорил, они снова долго молчали.

— Где она сейчас? — негромко спросил Марк.

— Повела детенышей на север, но медленно, и три дня назад, через день после… — Пунгуше поколебался, — после сделанного убила самца импалы. Львята немного поели с нею. Она начала отлучать их от груди.

Марк встал, они перешли реку и медленно начали подниматься лесом к дому.

Пока Пунгуше ждал на передней веранде, Марк вошел в маленький покинутый дом. Дикие цветы в вазах завяли, они придавали комнате печальный, заброшенный вид. Марк начал собирать личные вещи Марион, ее одежду, дешевые, но дорогие ей украшения, ее расчески и щетки, несколько флаконов с косметикой. Все это он уложил в самую большую сумку, чтобы отправить сестре Марион, а когда закончил, вынес сумку и закрыл в пристройке для инструментов. Оставлять все это в доме было слишком больно.

Потом он вернулся в дом и сменил городскую одежду.

Взял со стойки «манлихер» и зарядил его медными патронами из свежей пачки. Гильзы желто блестели под слоем воска, пули были с мягкими головками — такие вызывают при ударе максимальный шок.

Когда он с ружьем в руках вышел на веранду, Пунгуше по-прежнему ждал его.

— Пунгуше, — сказал Марк, — есть работа.

Зулус медленно встал. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Потом Пунгуше опустил глаза и кивнул.

— Возьми след, — негромко приказал Марк.

Они нашли место, где львица убила импалу; стервятники буша успешно очистили всю территорию.

Осталось несколько осколков костей, выпавших из пасти гиены, немного шерсти, вырванной пучками, кусок засохшей шкуры и часть черепа с изогнутыми черными рогами, все еще целыми. Но след давно остыл.

Ветер и лапы стервятников: шакалов, гиен, грифов и журавлей марабу — стерли с земли все.

— Она пойдет дальше на север, — сказал Пунгуше, и Марк не спросил, откуда он это знает, потому что зулус не смог бы ответить. Он просто знал.

Они медленно двинулись вверх по долине, Пунгуше шел перед мулом, далеко отклоняясь в стороны; он внимательно искал признаки пребывания львов и на второй день взял след.

— Теперь она повернула. — Пунгуше сидел на корточках над следом: отпечатками больших, размером с блюдце, лап и множеством меньших следов львят. — Думаю, она возвращается к Усути. — Он кивком указал на след, коснувшись его стеблем тростника — своей палочкой следопыта. — Она вела детенышей обратно, но потом изменила намерение. Повернула на юг; должно быть, прошла недалеко от того места, где мы вчера заночевали. Она остается в долине. Теперь это ее долина, и она из нее не уйдет.

— Да, — мрачно кивнул Марк. — Больше она не уйдет из долины. Иди по ее следу, Пунгуше.

Львица двигалась не спеша, и след с каждым часом становился все горячее. Они нашли место, где она неудачно охотилась. Пунгуше показал, где она затаилась, показал глубокие царапины в земле — следы, оставленные когтями задних лап, когда львица прыгнула на спину взрослой зебре. В двадцати шагах она тяжело упала, сброшенная диким прыжком зебры. Она ударилась плечом, — сказал Пунгуше, — а зебра убежала, но теряла кровь из-за ран на боку. Львица ушла хромая и долго лежала под колючим деревом, потом встала и медленно вернулась туда, где она оставила львят. Вероятно, падая, она порвала мышцу или жилу.

— Когда мы ее найдем? — спросил Марк. Его лицо превратилось в каменную маску мести.

— Может быть, до заката.

Но они потеряли на каменистом хребте два часа, и Пунгуше пришлось далеко уходить в стороны и приложить все свое умение, чтобы найти след там, где он был сдвоен, а потом резко повернул на запад, к откосу.

Пунгуше и Марк заночевали у маленького костра, прямо на земле.

Марк не спал. Он лежал и смотрел на медленно восходящую над вершинами деревьев убывающую луну, но только когда Пунгуше негромко заговорил, Марк понял, что зулус тоже не спит.

— Детеныши еще не отняты от груди, — сказал он. — Умирать они будут долго.

— Нет, — ответил Марк, — их я тоже застрелю.

Пунгуше приподнялся и взял понюшку, опираясь на локоть и глядя на угли костра.

— Она попробовала человеческую кровь, — сказал наконец Марк. Даже в своем горе и гневе он чувствовал неодобрение Пунгуше и хотел оправдать то, что собирался сделать.

— Она не кормилась, — заявил Пунгуше, и Марк снова ощутил горечь во рту, вспомнив искалеченное тело. Но Пунгуше прав: львица не стала есть разорванную плоть.

— Пунгуше, это моя жена.

— Да, — кивнул Пунгуше. — Это так. И ее детеныш.

Марк обдумал его слова и впервые заколебался. Львица действовала, подчиняясь одному из древнейших жизненных инстинктов — стремлению защитить своих детей. А что движет им?

— Я должен ее убить, Пунгуше, — сказал он ровно, и в животе у него шевельнулось что-то скользкое и недостойное: это произошло впервые, и он попытался отрицать его существование.

Марион мертва. Милая, верная, послушная Марион. Мужчина может только мечтать о такой жене. Умерла страшной смертью, и теперь Марк один. Или на ум ему слишком легко пришло слово «свободен»?

Неожиданно он увидел стройную смуглую женщину и маленького голого мальчика, идущих вдоль края моря.

Вина — эта скользкая тварь — снова шевельнулась в животе и начала извиваться, как змея, а он не мог ее раздавить.

— Она должна умереть, — повторил Марк; возможно, с этой очистительной смертью умрет и его вина.

— Хорошо, — согласился Пунгуше. — Мы найдем ее завтра до полудня. А теперь поспешим к великой пустоте.

Львицу они нашли на следующий день рано утром. Она перебралась поближе к откосу, и когда детеныши, ослабев от начинающейся дневной жары, уже не шли, а мрачно плелись за ней, она выбрала дерево с плотной зонтикообразной кроной, с ветвями, отходящими от прямого ствола, и легла в тени на бок, показав мягкую кремовую шерсть на брюхе и двойной ряд плоских черных сосков.