11/22/63 - Стивен Кинг

– Если вы отдадите десятку прямо сейчас, красавица, – толстенький курильщик сигар повернулся к Сейди, – вы и ваш приятель успеете уехать до того, как возникнет пробка.

– Вот что я вам скажу, – ответила Сейди. – Я даю вам шанс отказаться от пари и сохранить ваши сорок долларов.

Толстенький курильщик сигар рассмеялся.

– Красивая и юморная. Если этот дылда, с которым вы пришли, неподобающе к вам относится, поедем домой со мной.

В углу Кейса секундант лихорадочно обрабатывал его левый глаз, что-то выжимал из тюбика и размазывал кончиками пальцев. Выглядело это вещество как «Крейзи глю», хотя я полагал, что его еще не изобрели. Потом секундант шлепнул Кейса по челюсти мокрым полотенцем. Ударил гонг.

Дик Тайгер сблизился с Кейсом, молотя его правой рукой и выискивая возможность ударить левой. Кейс ушел от одного левого хука, и в первый раз Тайгер провел правой апперкот в голову. Кейс успел отпрянуть, спас челюсть, но не щеку. От удара его лицо перекосило, превратив в гримасу ужаса. Он отшатнулся. Тайгер бросился на него. Зрители вскочили на ноги, требуя крови. Мы – вместе со всеми. Сейди прижала руки ко рту.

Тайгер загнал Кейса в один из нейтральных углов и молотил его левой и правой. Я видел, что Кейс плывет. Я видел, что свет перед его глазами меркнет. Еще один левый хук – или прямой правой, – и он бы рухнул.

– ДОБЕЙ ЕГО! – ревел толстенький курильщик сигар. – ДОБЕЙ ЕГО, ДИККИ! В НОКАУТ ЕГО!

Тайгер ударил низко, ниже пояса. Вероятно, не специально, но рефери вмешался. Пока он объяснял Тайгеру, что такие удары запрещены, я наблюдал за Кейсом, чтобы посмотреть, как тот воспользуется передышкой. И углядел в его лице что-то знакомое. Это выражение я видел на лице Ли в тот день, когда он устроил Марине скандал из-за не до конца застегнутой молнии на юбке. Оно появилось после того, как Марина ответила ему, обвинив в том, что он привел ее и малышку в свинарник, а потом еще и покрутила пальцем у виска.

И в тот самый момент для Тома Кейса происходящее на ринге перестало быть отбыванием номера, за которое ему полагалась заранее оговоренная сумма.

Рефери отошел в сторону. Тайгер двинулся на Кейса, но на этот раз и Кейс пошел на своего соперника. Следующие двадцать секунд стали самыми возбуждающими, самыми ужасающими, которые мне пришлось пережить, сидя в зрительном зале. Эти двое стояли нос к носу и колотили друг друга по лицу, груди, плечам, животу. Ни отходов, ни уклонов, ни танца на ринге. Боксеры превратились в двух быков, сошедшихся на пастбище. Из сломанного носа Кейса хлестала кровь. Нижнюю губу Тайгера расплющило о зубы. Кровь лилась по обеим сторонам подбородка, превратив Человека-Тигра в вампира, который только что плотно пообедал.

Все зрители вскочили и орали. Сейди подпрыгивала. Шляпа свалилась, открыв изуродованную щеку. Она и не заметила. Никто не заметил. На огромных экранах бушевала третья мировая.

Кейс наклонил голову, чтобы принять один из прямых правой, и я увидел, как Тайгер скривился, когда его кулак угодил в крепкую кость. Он отступил на шаг, и в этот момент Кейс провел чудовищный апперкот. Тайгер повернул голову, избегая худшего, но его капа вылетела на пол.

Кейс наступал, нанося размашистые удары справа и слева. О красоте речь не шла, их наполняла только примитивная, злобная сила. Тайгера отбросило назад, его ноги заплелись, и он упал. Кейс стоял над ним, похоже, не зная, что делать, а может, и не соображая, где находится. Потом краем глаза заметил отчаянно машущего руками секунданта и поплелся в свой угол. Рефери уже считал.

На четыре Тайгер поднялся на колено. На шесть – встал. После обязательных десяти бой возобновился. Я посмотрел на большие часы в углу экрана. До конца раунда оставалось пятнадцать секунд.

Недостаточно, времени недостаточно.

Кейс пошел на Тайгера. Тот попытался провести левый хук. Кейс отклонился в сторону и, когда перчатка пролетала мимо его головы, выбросил вперед правую руку. На этот раз лицо перекосило у Дика Тайгера, и, упав, он уже не поднялся.

Толстячок посмотрел на размочаленный огрызок сигары, швырнул его на пол.

– Иисус прослезился!

– Да! – выкрикнула Сейди, водрузив шляпу на положенное место, естественно, чуть набекрень. – Над оладьями с черникой, и ученики сказали, что таких вкусных они никогда не ели! А теперь платите!

К тому времени, когда мы добрались до Джоди, двадцать девятое августа перешло в тридцатое, но мы так переволновались, что спать совершенно не хотелось. Мы занялись любовью, потом пошли на кухню в нижнем белье и принялись за пирог.

– Ну? – спросил я. – Что думаешь?

– Что больше не пойду на боксерский поединок. Это же кровожадность в чистом виде. И я вскочила на ноги, орала вместе со всеми. Несколько секунд... может, целую минуту... я хотела, чтобы Кейс убил этого самовлюбленного пляшущего денди. А потом мне не терпелось вернуться и запрыгнуть с тобой в постель. Какая там любовь, Джейк. Это огненная страсть.

Я промолчал. Иногда сказать просто нечего.

Она наклонилась над столом, сняла крошку с моего подбородка, бросила мне в рот.

– Скажи мне, что это не ненависть.

– Ты о чем?

– О причине, по которой ты считаешь необходимым самолично остановить этого человека. – Она увидела, что я открываю рот, и протянула руку, показывая, что не закончила. – Я слышала все, что ты говорил, все твои доводы, но ты должен сказать мне, что дело именно в доводах, а не в том, что я увидела в глазах этого Кейса, когда Тайгер ударил его ниже пояса. Я смогу любить тебя, если ты человек, и я смогу любить тебя, если ты герой, хотя по какой-то причине это труднее, но не думаю, что я смогу любить линчевателя.

Я подумал о том, как Ли смотрел на свою жену, когда не злился на нее. Я подумал о подслушанном разговоре, когда он и малышка плескались в ванной. Я подумал о его слезах на автовокзале, когда он держал Джун на руках и щекотал под подбородком, прежде чем сесть в автобус.

– Это не ненависть, – ответил я. – Что я чувствую по отношению к нему...

Я замолчал. Она не отрывала от меня глаз.

– Сожаление о загубленной жизни. Но человек испытывает сожаление, когда хорошая собака подхватывает чумку. И это не останавливает его, поскольку он знает, что ее надо убить.

Она заглянула мне в глаза.

– Я хочу тебя снова. Но теперь ради любви. Не потому, что мы видели, как двое мужчин били друг другу морды и наш парень победил.

– Ладно, – кивнул я. – Ладно. Это хорошо.

И получилось хорошо.

– Посмотрите, кто идет! – воскликнула дочь Фрэнка Фрати, когда я вошел в ломбард в пятницу около полудня. – Наш боксерский свами с новоанглийским выговором. – Она одарила меня сверкающей улыбкой, обернулась и крикнула: – Па-па! Твой человек, который ставил на Тома Кейса!

Фрати вышел, шаркая ногами.

– Добрый день, мистер Амберсон. Явился не запылился, и красив, как Сатана в субботний вечер. Готов спорить, вы прекрасно себя чувствуете в этот чудесный день. Глаза горят и хвост трубой, верно?

– Конечно, – ответил я. – Почему нет? Мне повезло.

– Вам повезло за мой счет. – Он вытащил из заднего кармана мешковатых габардиновых брюк конверт из плотной коричневой бумаги, чуть больше стандартного. – Две штуки. Можете пересчитать.

– Незачем, – ответил я. – Я вам верю.

Он уже собрался протянуть мне конверт, однако согнул руку и постучал им по подбородку. Его синие глаза, выцветшие, но проницательные, прошлись по мне.

– Ни на что не хотите поставить? Футбольный сезон подбирается к финишу, как и Серии.

– В футболе я ничего не понимаю, а исход Серий «Доджерс» – «Янкиз» меня не интересует. Давайте конверт.

Он отдал.

– Приятно вести с вами дела. – Я улыбнулся и вышел. Чувствовал, что их взгляды следуют за мной, и испытал крайне неприятное ощущение дежа-вю. Сел в автомобиль, надеясь, что никогда больше не попаду в эту часть Форт-Уорта. Или на Гринвилл-авеню в Далласе. И никогда не поставлю деньги у букмекера с фамилией Фрати.

Можно сказать, загадал три желания, и все они исполнились.

Моим следующим пунктом назначения стал дом 214 по Западной Нили-стрит. Я уже позвонил арендодателю и сказал, что август – мой последний месяц. Он попытался меня отговорить, объяснял, что таких хороших арендаторов найти трудно. Наверное, говорил правду – полиция никогда не приезжала по мою душу, хотя появлялась здесь часто, особенно по выходным, – но я подозревал, что причина в другом: слишком много квартир и недостаточно съемщиков. Даллас переживал очередной экономический спад.

По пути я остановился в «Первом зерновом» и добавил на свой банковский счет две тысячи долларов, полученные у Фрати. В этом мне повезло. Позже – гораздо позже – я осознал, что лишился бы их, если бы приехал с ними на Нили-стрит.