Тени Пост-Петербурга - Андрей Дьяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто бы говорил, – скривился врач. – Ты воды больше других выхлебал, а вполне бы мог талым снегом обходиться. Все равно зеленее уже не станешь.
Геннадий, всегда отличавшийся отменным самообладанием, на сей раз отчего-то не пожелал пропустить издевку мимо ушей. Ноздри шишковатого носа раздувались от гнева, а свирепый взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего. Оппонент Дыма, в свою очередь, распалялся все больше. В мутных, с кровяными прожилками, глазах плясали черти. Непонятно, что послужило причиной подобной вспыльчивости, но Безбожника вдруг понесло:
– А мог бы и вовсе со снегом не возиться. Пил бы прямо из луж! Глядишь, как в сказке про Иванушку-козленка, во что-нибудь более приглядное мутируешь! В человека, например!
Врач зашелся в приступе спазматического, сквозь кашель, смеха. Смотреть на экстатически сотрясавшееся тощее тело было по меньшей мере неприятно. Глеб поймал себя на мысли, что в данный момент Самуил Натанович не вызывает у него никаких эмоций, кроме отвращения.
«Жалкий, мерзкий, опустившийся старик! Как смеешь ты потешаться над чужим горем!»
Негодование, клокотавшее внутри, по всей видимости, весьма красноречиво отразилось на лице мальчика. Наткнувшись на осуждающий детский взгляд, Безбожник затих, но было уже поздно. Зеленая пятерня подцепила обидчика за ворот фуфайки и грубо стряхнула со скамьи, прижав к переборке.
– Дым, оставь его! – Появившись из ниоткуда, Таран попытался преградить мутанту дорогу, но тот бесцеремонно смел сталкера с пути, свободной лапищей пригвоздив заступника к стене.
– Мы это уже проходили, Гена, – увещевал Таран, даже не пытаясь освободиться от давившей на грудь пятерни. – Легче не станет ни тебе, ни остальным.
– Я скормлю этому маразматику его собственный поганый язык!
– Натаныч, ты-то чего молчишь? Скажи, что погорячился, и хватит с нас этой комедии! – Сталкер покосился на притихшего врача, но тот вдруг зло оскалился в ответ:
– Зря влез, Таран. Хочешь чистеньким казаться? Не выйдет, командир… – Безбожник выплевывал слова с неприкрытым удовольствием, колючий, с прищуром, взгляд сочился ненавистью. – Перед кем выделываешься? Перед Глебом? Он хоть и сосунок еще, да и то давно понял, с кем связался! Тебе ж наплевать на всех! НА ВСЕХ, слышишь?! А понадобится – каждого под пули погонишь, лишь бы шкуру свою сберечь! Ты же по жизни одиночка! Выкидыш общества! Социопат!
Гневные выкрики сменились неразборчивым бормотанием, голова Безбожника безвольно опустилась, а болтавшиеся в воздухе ноги перестали выписывать замысловатые па. Мутант разжал пальцы, и врач кулем сполз на пол, да так и остался сидеть, отсутствующим взглядом уставившись в никуда.
– Да пусти ты! – стряхнув руку Геннадия, сталкер поднял с пола кружку, поставил на стол, украдкой взглянул на приемного сына, с ужасом распознав презрение на скрытом в тени лице.
Однако Глеб смотрел мимо, с примесью удивления наблюдая за Индейцем и его реакцией на происходящее. Огрызок забился в самый угол отсека, в руке парня блеснул металл.
– Дурак, брось пушку! – рявкнул Дым, могучим корпусом загородив детей.
– Стой, где стоишь, громила! Еще шаг, и я за себя не отвечаю!
Нацеленный на мутанта пистолет опасно подрагивал, зрачки в вытаращенных глазах огрызка беспокойно метались, а проступившая на смуглом лице бледность указывала на приближение очередного приступа.
– Чего, паря, опять зажурчал? – подал голос Безбожник, вновь оживая. – Ну, че завис? Вышиби на хрен мозги этому костолому! А заодно и себе! Двумя недоумками меньше станет. Тогда и воду экономить не придется!
Отвесив врачу звонкую оплеуху, после которой смутьян всхрапнул и уронил голову на грудь, Таран не таясь подошел к Индейцу, вырвал из трясущейся руки пистолет и потащил бедолагу в соседний отсек, долой с глаз и без того издерганного экипажа.
С лязгом захлопнулась дверь, заставив Аврору испуганно вздрогнуть. Привычно поджатые ноги, смятение в глазах, ссутуленные, не то от страха, не то от холода, плечи… Впервые за время путешествия привычное поведение подруги вызвало у Глеба раздражение.
– Здесь тебе не Эдем! Уже давно пора привыкнуть, размазня!
Паренек с удивлением осознал, что говорит вслух, и с не меньшим разочарованием услышал яд в собственных словах. Но поделать с собой ничего не мог. Набивший оскомину страх в глазах девочки, ее постоянное нытье и старательно скрываемая от других брезгливость, что временами проявлялась в едва уловимых жестах и мимике, на миг затуманили рассудок, выпустив наружу необъяснимую неконтролируемую злость.
«Что же я делаю?! – пронеслось в голове. – Сейчас она обидится и…»
Аврора сумела удивить напарника. Маска страдания мгновенно слетела с бледного личика. Подобравшись, девочка без тени эмоций бросила всего два коротких слова:
– Заткнись, чернь!
С усилием преодолевая всепоглощающее желание наброситься на подругу с кулаками, Глеб отвернулся, но лишь для того, чтобы стать очевидцем очередной сцены разыгравшейся безумной драмы. Из ходка со стороны водительской кабины показалась ссутуленная фигура Мигалыча. Бережно сжимая в руках увесистый разводной ключ и прищурив больной глаз, путеец хозяйским взглядом окинул кают-компанию, покивал непонятно чему.
– Я летчик, а не водила… Хватит с меня этой хренотени…
С противным лязгом инструмент обрушился на ближайший шкафчик. Полетела с полки посуда, брызнул осколками стекла разбитый вдребезги манометр, когда разводной ключ ударил по щитку управления вентиляцией. Дальнейшие разрушения пресек Геннадий, преградив старику дорогу. С легкостью вырвав импровизированную дубину из жилистых рук Мигалыча, мутант замер на мгновение, задумчиво рассматривая инструмент, словно увидел на тусклом металле пятна ржавчины.
– Хватит так хватит… – с добродушной улыбкой на лице Дым поднял ключ над головой, замахиваясь на старика.
Воображение уже рисовало размозженный череп, алые брызги на стенах, заляпанные мозговым веществом руки убийцы… Картинка получилась настолько реальной и отчетливой, что впору было ужаснуться собственным мыслям, но Глеб вдруг ощутил полнейшее безразличие к судьбе старика.
«По крайней мере, больше не будет этого назойливого брюзжания про экономию дизтоплива и шумы в движке…»
Мимо пронесся Таран, повиснув на руке гиганта, но мальчику уже было все равно. Пошатываясь на ставших вдруг ватными ногах, он вышел в тамбур и спустя полминуты вполне комфортно устроился в обзорном колпаке под крышей ракетовоза, бездумно глядя сквозь решетку вслед уплывающим облакам. Прогалина, уродливым шрамом пробороздившая лесной массив, с занятой пареньком позиции производила не столь гнетущее впечатление, как из кабины. Границы шоссе раздвинулись, а взгляду стали доступны оба конца убегавшего вдаль пути – уже пройденный и тот, что еще ждал впереди. Разница состояла лишь в снежной колее, оставленной «Малюткой». В остальном, никаких видимых отличий. Казалось, стоит лишь прикрыть глаза и покружиться на месте – и тотчас потеряешь нужное направление, заплутаешь и сгинешь без следа на этом бесконечном, будто бы наделенном бесовской силой шоссе.
У обочины маячил покосившийся столб с выцветшим до бледно-голубого дорожным знаком.
«Точно такой же повстречался несколькими часами ранее. Быть может, указатель один и тот же и мы всего лишь колесим по кругу? Надо бы поделиться соображениями с кем-нибудь из взрослых… – мысли текли вяло, превратившись в тягучий подстывший кисель. – Хотя, какая с того разница?… Уж лучше оставаться здесь, на шоссе, чем вновь соваться вглубь диких пустошей…»
На смену невеселым думам о превратностях нелегкого пути пришла твердая уверенность, что стоит съехать с дороги, и вездесущая тьма поглотит тягач вместе с экипажем, присовокупив к остальным трофеям – мертвым поселкам, что остались позади. Глеб снова поднял глаза на указатель. Снег залепил большую часть щита, не давая прочитать содержимое, и лишь номер шоссе проглядывал сквозь прозрачную корку наледи.
«Р-243, – прочитал паренек, мысленно проговаривая цифры. – Наверное, стоит порыться в картах… и посмотреть… куда ведет… А лучше вздремнуть немного, и уж потом… на свежую голову…»
Паренек почувствовал, как его ослабевшее тело выскальзывает из стального ложемента прямо в чьи-то заботливо подставленные руки. Лязгнула над головой створка, отсекая потоки ледяного воздуха, и, очутившись в уютном тепле нагретого отсека, Глеб сдался под натиском овладевшей сознанием дремоты.
Беспокойный сон не принес желаемого облегчения, оставив после себя лишь ощущение бесконечного падения в черную, доверху заполненную удушливой клубящейся мглой пропасть. Разлепив глаза, мальчик скатился с лежанки и надсадно закашлял, выхаркивая на ладонь сгустки нелицеприятной желтой слизи.
