Воля к власти. История одной мании величия - Альфред Адлер

выдает себя на каждом шагу. Иногда жизнь еще столь милосердна, что позволяет эту суровую выучку благоприобрести: допустим, через многолетний недуг, потребовавший чрезвычайного напряжения воли и самососредоточенности; или внезапно обрушившаяся беда, не только на самого, но и на жену с ребенком, что вынуждает к деятельности, которая снова сообщает энергию дряблым тканям, черпая тугую упругость из жизненной воли… Однако при любых обстоятельствах наиболее желательным вариантом остается суровая дисциплина в нужное время, то есть еще в том возрасте, когда высокий уровень предъявляемых требований вызывает в человеке гордость. Ибо именно это отличает суровую выучку как выучку истинно хорошую от всякой иной: что тут от человека требуют многого; что хорошего, даже отличного требуют как чего-то вполне нормального; что похвала скупа и редка, а индульгенция отсутствует; что порицание высказывается резко, по существу и без скидок на талант и происхождение. Такая выучка необходима во всех отношениях, что в физической сфере, что в умственной, и было бы роковой ошибкой пытаться отделить здесь одно от другого! Одинаковая дисциплина формирует дельного военного и дельного ученого; а при ближайшем рассмотрении — не бывает дельного ученого, у которого не было бы «в крови» инстинктов дельного военного… Умение приказывать и умение с гордым достоинством подчиняться; стоять в строю, но быть способным в любой момент взять на себя предводительство; уюту предпочитать опасность; не взвешивать на мелочных весах дозволенное и недозволенное; быть большим врагом всему убогому, хитрому, паразитическому, нежели просто злу… Чему научаются в суровой этой школе? Умению подчиняться и приказывать.

413. Наград и отличий не признавать, но делать то, что выше всякой похвалы — и даже выше всякого понимания.

414. Новая форма моральности: обет верности в договоренности о том, что делать, а чего не делать, вполне осознанное отрешение от многого. Испытывать себя: достаточно ли зрел для этого.

415. Я хочу и аскетизму вернуть права естественности; вместо прежней установки на отрицание — установка на укрепление; гимнастика воли; самоограничения, определенное себе время поста любого рода, в том числе и в духовной сфере; казуистика дела в отношении к нашему мнению о собственных силах — опыты с приключениями и произвольными опасностями. (Diners chez Magny[105] — сплошь духовные лакомки с испорченными желудками.) — Следовало бы так же изобрести испытания и в умении держать слово.

416. Что испорчено превратным употреблением со стороны церкви:

1. аскеза: уже почти ни у кого нет мужества снова извлечь ее на свет, показать ее естественную полезность и незаменимость в деле воспитания воли. Наш абсурдный педагогический мир (которому в качестве эталона все время грезится «достойный подданный государства») полагает, что задачи его исчерпываются «преподаванием», дрессировкой мозгов; у него даже не хватает ума понять, что сперва потребно нечто иное, а именно воспитание силы воли; экзамены сдаются и принимаются в чем угодно, кроме главного — умеет ли человек хотеть, вправе ли он давать обещания; молодой человек считается готовым к жизни, ни разу даже не задавшись вопросом, не дрогнув любопытством к этой высшей ценностной проблеме своей натуры.

2. пост — в любом смысле, — в том числе и как средство сохранить тонкую восприимчивость, «охоту» и вкус ко всем хорошим вещам (например, временами вовсе не читать, или не слушать музыку, или не жить «достойно» — для добродетели тоже нужно иметь свои постные дни).

3. «монастырь» — временная изоляция, строгая отрешенность, с отказом, например, от писем; своего рода глубочайшее самоосмысление и новообретение себя, стремящееся избежать не «искушений», но «долга», «обязанностей»: выход из привычного хоровода среды, выход из-под тирании внешних раздражителей и воздействий, которая обрекает нас на то, чтобы расходовать наши силы только на «реакции», не позволяя этим силам накапливаться и прорываться спонтанной активностью. Посмотрите внимательней на наших ученых: они способны думать уже только реактивно, то есть им, чтобы начать думать, сперва нужно что-то прочесть.

4. праздники. Надо быть совсем уж толстокожим, чтобы не воспринимать нынешнее присутствие христиан и христианских ценностей как гнет, под которым всякое истинно праздничное настроение летит к черту. Ибо праздник включает в себя: гордость, озорство, раскованность; дурачество и шутовство; издевку над занудством и тупостью всех мастей; божественное согласие с собой, подтверждение себя из всей своей анимальной полноты и цельности — то есть все сплошь состояния, которым ни один христианин не имеет права честно сказать «да».

Праздник — это язычество par excellence.

5. малодушие перед собственной природой: костюмировка в «моральность» — чтобы не нужна была моральная формула, дабы относиться к какому-то своему аффекту одобрительно: масштаб, насколько человек способен сказать «да» природе в самом себе, — сколь далеко или сколь близко ему потом к морали «возвращаться»…

6. смерть. Глупый физиологический факт надо обратить в моральную необходимость. Жить так, чтобы в свое время иметь свою волю к смерти!

417. Чувствовать себя сильнее — или, иными словами: радость — она всегда предполагает сравнение (но не обязательно с другими, а с собой, внутри своего состояния роста, даже не зная, насколько ты сам себя сравниваешь).

— Искусственное укрепление сил: за счет ли тонизирующих химических препаратов, за счет ли тонизирующих заблуждений («навязчивые представления»). Например:

— чувство уверенности, какое свойственно христианину. Он чувствует себя сильным в своем праве доверять, в своем праве быть терпеливым и собранным: он обязан этим чувством вполне безумному представлению, что его оберегает Бог;

— чувство превосходства, какое должен испытывать, допустим, халиф Марокко, когда ему показывают только такие карты мира и глобусы, на которых три его соединенных королевства занимают четыре пятых земной суши;

— чувство единственности, когда, допустим, европеец воображает, будто все развитие культуры свершается в Европе, а самого себя при этом видит этаким всемирным процессом в миниатюре; или когда в глазах христианина все существование вертится вокруг «спасения человека»

— Все зависит от того, где, в чем испытываешь гнет и несвободу: в зависимости от этого и воспроизводишь в себе соответствующее чувство укрепления собственных сил. Философ, например, как раз в процессе самой холодно-отвлеченной, самой транс-вершинной умственной гимнастики чувствует себя как рыба в воде, тогда как краски и звуки его угнетают, не говоря уж о смутных вожделениях, то есть о том, что другие именуют «идеалом».

418. Всякий нормальный мальчишка глянет иронически, если спросить его: «Хочешь стать добродетельным?» Зато он же восторженно раскроет глаза, если спросить его: «Хочешь стать сильнее, чем другие ребята?»

Как же стать сильнее? —

Долго решаться, но твердо держаться того, на что решился. Остальное придет.

Натуры скоропалительные и изменчивые — обе из разряда слабых натур. Не смешивать себя с ними, чувствовать дистанцию — заранее!

Беречься добродушных! Общение с ним расслабляет. —