Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прекрасное примѣчаніе сударыня. Я бы сказалъ первому салдату, котораго бы услышалъ кленущагося, что онъ презрительной человѣкъ.
Госпожа Гремъ засвидѣтельствовала мнѣ свой долгъ, такъ какъ угодно было Г. Ловеласу назвать ея учтивости. Она усильно меня просила ѣхать въ замокъ, говоря о томъ, что она слышала о мнѣ, не токмо отъ МилордаМ… но и отъ его двухъ племянницъ и всей фамиліи; также о надеждѣ, коею они ласкаются уже долгое время получить ту честь, которую не весьма отдаленною уже почитали. Сіи слова весьма для меня были пріятны; поелику я ихъ слышала отъ весьма доброй женщины, которая подтвердила все то, что Г. Ловеласъ мнѣ ни говорилъ.
Въ разсужденіи жилища, о коемъ я заблагоразсудила просить ея совѣта, она мнѣ рекомендовала свою своячиню, которая отъ нее жила въ семи или осьми миляхъ, и у которой я совершенно буду довольна. Наиболѣ принесло мнѣ удовольствія то, что слышала отъ Г. Ловеласа, которой оставилъ насъ въ коляскѣ, сѣвши на лошадей съ двумя собственными своими людьми, и конюхомъ Милорда М… служилъ намъ провожателемъ до конца нашей дороги, куда мы прибыли въ четвертомъ часу въ вечеру.
Но я уже тебѣ сказала въ предшествующемъ письмѣ, что покои весьма тамъ для насъ неудобны. Г. Ловеласъ, будучи не доволенъ, не скрылъ отъ госпожи Гремъ, что онъ находитъ ихъ не соотвѣтствующихъ тому описанію, которое она намъ начертала; что какъ домъ разстояніемъ на милю отъ ближняго предмѣстія; то ему не надлежитъ такъ скоро на такое разстояніе отъ меня отдалятся, опасаясь какихъ ни есть произшествій, которыхъ мы еще страшимся, и что впрочемъ покои были весьма тѣсны и не дозволяли ему жить со мною. Ты конечно признаешься, что сіи его слова очень были для меня пріятны.
Во время сего пути въ коляскѣ весьма долго разговаривали съ госпожею Гремъ. Она отвѣтствовала на всѣ мои вопросы вольно и простосердечно; она была откровенна, что мнѣ очень понравилось. Постепенно я ее довела до множества изъясненій, коихъ часть согласуется съ засвидѣтельствованіемъ его управителя, къ которому братъ мой писалъ, и я изъ того заключила, что почти всѣ служители имѣютъ равное мнѣніе о Г Ловеласѣ.
Она мнѣ говорила.,,Что онъ впрочемъ, человѣкъ великодушной; что не весьма легко можно различить любили ли его болѣе или боялись въ домѣ Милорда М… что сей господинъ любитъ его чрезвычайно; двѣ его тетки не менѣе его любятъ; двѣ его двоюродныя сестры Монтегю суть наилучшаго въ свѣтѣ свойства молодыя особы. Его дядя и тетки предлагали ему различныхъ невестъ прежде, нежели онъ началъ мнѣ оказывать свои тщательныя услуги даже и послѣ того, когда они отчаявались, что не получатъ моего и моей фамиліи согласія. Но она весьма часто слышала его повторяющаго, что онъ ни съ кѣмъ иннымъ не сочетается бракомъ, какъ со мною. Всѣ его родственники весьма были тронуты тѣми худыми поступками, которыя онъ отъ моихъ друзей претерпѣлъ: впрочемъ они всегда удивлялись моему свойству, и съ нетерпѣливостію ожидали нашего союза, они совершенно предпочли меня всѣмъ на свѣтѣ женщинамъ, въ томъ мнѣніи, что никогда и никакая особа не имѣла толикой силы надъ его склонностями, и толикаго вліянія надъ его разумомъ. Она согласна, что Г. Ловеласъ весьма разточительной человѣкъ; но ето такая слабость, которая сама собою излѣчится. Милордъ почиталъ за великое утѣшеніе находиться въ обществѣ съ своимъ племянникомъ; однако и сіе не воспрепятствовало имъ часто ссориться; и всегда дядя принужденъ былъ ему уступать. Онъ какъ будто всегда его боялся. Сія добрая женщина весьма сожалѣла, что ея молодой господинъ, [такъ она его называла,] не употребилъ на лучшее свои дарованія, однако, сказала она мнѣ, съ толь изящными качествами не надлежитъ отчаяваться о его исправленіи: будущее благополучіе затмитъ прошедшія слабости, и всѣ его свойственники столь сильно были тѣмъ убѣждены, что ничего съ толикимъ жаромъ пожелали, какъ видѣть его сочетавшагося бракомъ.,,
Сіе описаніе, хотя и посредственное; но лучше всего того, что мой братъ о немъ ни говорилъ.
Особы живущія въ семъ домѣ кажутся весьма честные люди; откупъ и домъ въ хорошемъ состояніи, и ничего тамъ не недостаетъ. Госпожа Сорлингсъ, своячиня Госпожи Гремъ, есть вдова и имѣетъ двухъ взрослыхъ сыновей разумныхъ и трудолюбивыхъ, между коими я усматриваю нѣкое соревнованіе къ общему благу, и двухъ весьма скромныхъ молодыхъ дочерей, съ которыми ихъ братья поступаютъ гораздо почтительнѣе, нежели какъ мой со мною. Мнѣ кажется, что я моглабъ здѣсь остаться долѣе, нежели насколько прежде прожить тутъ располагалась.
Я должна бы была тебѣ ето сказать еще до полученія благосклоннаго твоего письма и до прибытія моего въ сіе мѣсто! все пріятно мнѣ отъ столь дражайшей пріятельницы. Я признаюсь, что мой отъѣздъ долженъ былъ привесть тебя въ великое удивленіе, послѣ того рѣшительнаго намѣренія, которое я приняла съ такою твердостію. Ты видѣла даже до сей минуты, въ какое чрезъ то сама я была приведена удивленіе.
Какую ни вижу вѣжливость отъ Г. Ловеласа, но она нимало не подаетъ мнѣ о немъ лучшаго мнѣнія. Я нахожу излишество даже въ его засвидѣтельствованіяхъ; онъ говоритъ мнѣ о весьма прекрасныхъ вещахъ; онъ говоритъ также о весьма прекрасныхъ для меня принадлежащихъ дѣлахъ; но мнѣ кажется, что чистосердечное уваженіе и истинное почтеніе не заключаются въ краснорѣчивыхъ выраженіяхъ. Чувствованій никогда словами изобразить сильно не можно. Краткое молчаніе, потупленные взоры и томной голосъ, болѣе въ томъ удостовѣряютъ нежели все то, что Шакеспиръ называетъ громкимъ израженіемъ смѣлаго краснорѣчія. Сей человѣкъ говоритъ токмо о восхищеніяхъ и восторгахъ. Ето любимыя его два изрѣченія; но я истинно знаю, по моему смущенію, къ чему по справедливости должна я ихъ приписать; его торжеству, любезная моя, я говорю то въ двухъ словахъ, которыя не требуютъ другаго изъясненія. Жѣлать же онаго болѣе, значило бы вдругъ оскорблять мое тщеславіе и осуждать мою глупость.
Мы весьма безпокоились, по нѣкоторымъ о погонѣ за нами подозрѣніямъ, изъявленнымъ въ письмѣ Осипа Лемана. Сколь различно перемѣна обстоятельствъ принуждаетъ насъ судить о всякомъ дѣлѣ! то его осуждаютъ, то хвалятъ, слѣдуя той пользѣ, какую въ томъ находятъ. Съ какимъ слѣдственно раченіемъ надлежало бы пріобрѣтать твердыя правила въ различіи зла и добра, которыя бы не зависѣли отъ пристрастія! Я считала за подлость развратить служителя моего отца; теперь я могу доказать несправедливость онаго потому любопытству, которое безпрестанно понуждаетъ меня спрашивать у Г. Ловеласа, не знаетъ ли онъ чего, симъ или какимъ ни есть другимъ средствомъ, какое мнѣніе мои друзья имѣютъ о моемъ побѣгѣ. Онъ конечно долженъ имъ казаться условленнымъ, отважнымъ и хитрымъ. Сколь сіе для меня несносно! Въ такомъ будучи состояніи, могу ли я имъ подать истинныя изъясненія?
Онъ мнѣ сказалъ, что они совершенно оное узнали; но что теперь они болѣе оказываютъ ярости, нежели печали; что онъ съ великимъ трудомъ сноситъ тѣ обиды и угрозы, которыя мой братъ противъ него оказываетъ. Ты ясно видишь, что чрезъ то онъ хочетъ мнѣ уважить свою терпѣливость.
Коликаго удовольствія лишилась я, любезнѣйшая моя пріятельница, симъ безразсуднымъ и нещастнымъ побѣгомъ! Теперь я могу, но уже поздо, судить, какое по истиннѣ есть различіе между тѣми, которые оскорбляютъ, и тѣми, которые оскорблены. Чего бы я ни дала за то, дабы возвратить себѣ право, говорить, что со мною поступаютъ несправедливо, и что я ни кому зла не сдѣлала; что прочіе не оказываютъ мнѣ должной благосклонности, и что я въ точности исполняю мои права въ разсужденіи тѣхъ, которымъ я должна оказывать почтеніе и покорность.
Конечно я достойна презрѣнія, что могла рѣшиться на свиданіе съ моимъ обольстителемъ, и какъ бы я ни была благополучна, но во всю мою жизнь не престану терзаться угрызеніемъ совѣсти.
Другое безпокойство, которое не менѣе меня мучитъ, состоитъ въ томъ, что каждый разъ, когда съ нимъ ни увижусь, еще болѣе прихожу въ замѣшательство, нежели прежде, помышляю томъ, что должна я о немъ думать. Разсматривая его видъ думаю я, что вижу въ ономъ весьма углубленныя черты. Мнѣ кажется, что его взгляды изъявляютъ нѣчто болѣе, нежели должно. Однако они ни печальны, ни веселы. Я по истиннѣ не знаю какъ ихъ можно назвать; но усматриваю въ нихъ болѣе довѣренности, нежели прежде, хотя и никогда въ оной у него недостатку не было.
Однако кажется, что я проникла сію загадку. Теперь взираю я на нее съ нѣкіимъ ужасомъ, поелику знаю ту власть, которую по моей нескромности дала ему надъ собою. Онъ можетъ почесть за право принимать на себя важный видъ, когда видитъ меня лишенною того,что было важнѣйшаго для особы привыкшей быть почитаемою; которая, почувствуя свою подчиненность, признаетъ себя побѣжденною и какъ будто подверженною новому своему покровителю…