Эпоха мёртвых. Прорыв - Андрей Круз

— Может, и сможете, — сказал он, как-то странно посмотрев на меня. — Давайте, уделите нам пару часиков, а друг ваш — Василий, правильно? — Василий подождёт, мы его в столовую сводим пока и на ночлег определим. А вас — сухпайком, бутербродами. Согласны?

— Ну а что остаётся? — пожал я плечами. — Согласен. Давайте вопросы.

— Минутку, тогда организационно порешаем всё, что надо… — сказал Гордеев, взявшись за телефон.

Вскоре за Васькой зашёл солдат, который увёл его, а ещё через пару минут в кабинет пришли двое, майор и человек в полувоенном, в свитере с горлом под «горкой» и с автоматом на плече, но без каких-либо знаков различия. Поздоровались, ни к кому конкретно не адресуясь, расселись, шумно задвигав стульями.

Происходящее меня немного напрягло, словно что-то повисло здесь в воздухе, но, с другой стороны, пришедшие оружие у меня изымать не пытались, уселись только молчком напротив.

— Ну, вроде все в сборе, — сказал Гордеев. — Начнём?

— Все — это кто? — уточнил я. — Меня здесь уже знают, вас с Мелиховым я узнал. А кто ещё?

Пришедшие явно расценили моё заявление как борзость, но я решил, что ничего, перетопчутся, если нежные такие. Мне они никто, и звать их никак, пока, по крайней мере.

— Я майор Величко, из Управления «П», слышал о таком? — сказал военный.

— Нет, откуда? — слегка удивился я. — ФСБ, насколько я понимаю?

— Управление по контрразведывательному обеспечению промышленности, — пояснил тот. — Со мной майор Зудин из Управления по борьбе с терроризмом. Достаточно?

— Вполне, — усмехнулся я. — Правда, в толк не возьму, что теперь может быть загадочного по вашей линии?

— Расскажем сейчас.

— Загадочного много, — заговорил Гордеев. — Наш Центр был на связи все первые дни после начала событий, это уже потом всё развалилось. Как только мне Володя Дегтярёв позвонил, я сразу начал тревогу поднимать. И нельзя сказать, что на неё не реагировали, мы организация такая, что к нам все прислушиваются. И выход прямой на первых лиц. Но вот не помогло страну спасти, да и весь мир. Странным не считаешь?

— Считаю, наверное, — озадачился я. — Я вообще-то полагал, что на все ваши предупреждения наплевали по обычной нашей привычке.

— Не наплевали, — покачал он головой. — Точнее, наплевали не полностью и не везде, хотя без головотяпства не обошлось. А страна между тем развалилась. Хочешь знать, почему?

— Хочу.

— Вот, а ты говоришь, что нам обсуждать нечего, — усмехнулся он. — Одновременно с сигналами из Москвы аналогичные начали поступать ещё из пяти городов. Крупных.

— В смысле? — не понял я. — Это когда?

Зудин открыл папку, которую держал на колене, полистал её, нашёл нужный листок и прочитал, водя пальцем по строчкам таблицы:

— Первое официальное подозрение на начало серьёзной эпидемии поступило в Центр из Москвы двадцатого марта, около семи утра. А аналогичное сообщение из Екатеринбурга пришло минут на двадцать раньше. И почти одновременно с ним из Кемерова.

— Не понял, — честно и откровенно сказал я. — Взрыв был ночью, считай что в полночь. За это время до Кемерова толком бы самолёты не долетели. Ерунда какая-то.

— Ерунда, — согласился Гордеев. — Если принять за аксиому то, что взрыв был первопричиной.

— А что ещё могло быть? — не понял я. — До взрыва всё шло в идеальном штатном режиме. Ни проблем, ни нарушений. Да и режимник у нас был такой, гнусный, но мимо не проскочишь.

— Я знаю, Володя жаловался на него, — кивнул Гордеев. — Но между тем у нас картина чёткая — очагов заражения только у нас в стране пять. Пять, — ещё раз повторил он и для вящей убедительности поднял ладонь с растопыренными пальцами, повторив: — Пять.

— Только у нас в стране, — повторил я его фразу. — А было где-то ещё?

— Точных сведений не имеем, но даже по тому, чем располагаем, можно сказать уверенно: были очаги и в Западной Европе, и в Америке. Началось почти одновременно и по всему миру. Как объяснить?

— Хм… — совсем растерялся я. — Не знаю. Разве что руководство заранее планировало конец света и проводило отбор материала. Но тут момент…

— Какой? — вскинулся Зудин.

— О свойствах вируса мы узнали буквально перед самым взрывом, — обернулся я к нему. — Даже если взять за основу то, что кто-то, например Бурко, решил устроить всемирный абзац, он бы просто не успел. Мы узнали — и сразу взрыв. Всё. Когда?

— А мы не знаем, — вступил в разговор Величко. — Попытаемся выяснить с вашей помощью.

— Хорошо, — кивнул я. — Но есть вопрос.

— Какой?

— У вас с кем связь есть?

— С кем угодно теперь, — ответил тот. — Глушилки сегодня заткнулись. С кем хотите?

— С «Пламенем»? — с тихой надеждой спросил я.

— Связь есть с Гороховцом. Они с «Пламенем» общались?

— Так точно.

— Свяжем. Ещё с кем?

Татьяна Лапина

29 мая, воскресенье, утро

День начался с того, что с новостями от связистов, успевших с вечера накануне развернуть свои машины, пришёл Белявский. Разбудил их, вернувшихся вчера от хлебозавода, принёс текст радиограммы, пришедшей от неожиданно появившегося на связи секретного города, в который ушёл Серёга. Новость была скорбная — во время прорыва погиб Сергей Сергеевич, и известие о его смерти накрыло всех, как взрыв. Первая потеря в отряде, до сих пор им везло. Как ни планировали каждый шаг, как ни старались этого избежать, но всё равно всё не предусмотришь. И вот результат — их друг, человек, прошедший с ними весь путь с первых дней Беды, погиб.

Сёстры Дегтярёвы, которых Сергеич спас, Маша, Вика, да и сама Татьяна — все плакали. Хотя Татьяна в глубине сознания таила другую мысль: «Хорошо, что не Серёгу». И вовсе себя за неё не осуждала. Да и остальные успокоились относительно быстро. Привыкли люди к смертям, и потери в отряде тоже предполагались, все были к такому готовы. Так всегда на войне и бывает — и по павшим скорбят, и втихую радуются, что сами пока живы. Так уж человек устроен.

Ещё в радиограмме был приказ отойти к Нижнему, где и дожидаться их возвращения. Повторять свой маршрут на обратном пути ушедшая группа не хотела. Правда, Белявский на свой страх и риск отправил встречное сообщение в Горький-16, в котором сообщил о том, что территория взята под контроль войсками и оставшимся уже ничего не грозит, никакая опасность. Татьяна просто расцеловала сообразительного старлея, когда тот об этом ей рассказал. Она понимала, что даже знание того факта, что «базе» ничего не грозит, сделает жизнь ушедших намного проще. Когда за своих не волнуешься, планировать свои действия куда легче.