Золотой Лис. 1-2 часть - Валерий Иващенко

— Вы бьётесь за жизни — а я за их смерти… где-то я ошибся в расчётах и оказался не на той стороне, — невесело признал эльф. А потом сделал блестящий и, как признал впоследствии сам Ридд, беспроигрышный ход — со сдавленным вздохом швырнул к его ногам свою старинную, напоследок печально блеснувшую витиеватым эфесом шпагу.

— Признаю себя побеждённым.

Ну, знаете ли! Умный, сволочь остроухая… — кому принадлежали эти мысли — ему или дриаде — Ридд толком разобрать не сумел. Некоторое время ещё препирался со вдруг ставшей неуступчивою Флорой, а затем наконец сдался. — Хорошо. Сейчас, пусть моему противнику окажут помощь… а утром все трое перворождённых, извольте покинуть мои владения. И после того лучше б нам подольше не свидеться.

Толком не отведавший крови врага клинок в руке шипел и плевался, однако оказался вынужден смириться. С волнующим шелестом он вернулся в своё уютное лёжбище, а дракончик эфеса вновь обрёл своё обманчиво-серебряное спокойствие. А затем, с непонятной для всех пристальностью некоторое время глядя в темноту за пределами круга света, Ридд медленно и печально покивал.

— Впрочем, принц Элендил, будет просьба передать сестре — она может взять себе на память, что ей захочется…

Чуть сгорбившись, смертельно раненый лис уползал во тьму. Его обычно гордо задранный хвост сейчас бессильно обвис, а в груди то не огонь пылал — плакало человеческое сердце. Ридд уже не помнил, как и когда многомудрый Патрик залил в него полпинты крепкой, выгнанной из вина граппы. Стёрлось из памяти, и как миновались подвалы, да и весь путь наверх.

Лишь зев огромного, нетопленного ещё камина в нижней зале мделенно и как-то чуть скособочившись надвинулся на почти приползшего к нему зверя. Впрочем, в нём почти тотчас покорно вспыхнуло пламя…

Вера в лучшее никак не хотела поддаваться. Корчилась и визжала, сопротивлялась, но всё же покорно занялась. Следом полетела надежда, мстительно обжигая горючими, так и терзавшими душу слезами. И последней в жар нырнула… эх ты, любофф-моркофф…

И когда уже весь немалый замок пылал, объятый всепожирающим пламенем, бесконечно усталый Лис последний раз обвёл взглядом гудящий стеной огонь — и упал в него.

Глава 23. Лисий след

Стоило признать, ярлу Иллидару терпения и настойчивости оказывалось не занимать. Отступив на некоторое время, он призадумался и вновь, с самой продувной физиономией приступил опять к делу. Похоже, нынче перворождённого настолько мучило знакомое каждому пьющему утреннее недомогание, что он перепутал Ридда с бочонком и всерьёз намеревался утолить жажду кувшинчиком отменного портвейна.

Так и есть — эльф деловито приставил к боку весьма зловещего вида бурав и со всем усердием принялся его крутить. И хотя больше всего парню хотелось заорать от свербящей боли да отшвырнуть этого ушастого пройдоху подальше, но вот ни рук, ни голоса бочонку вина иметь не полагалось. Всё же, видимо, дёрнуться удалось, потому что коловорот болезненно извернулся в холёных руках и таки выскользнул в сторону.

Ай, придурок!

Однако не зря молва описывала перворождённых гораздыми на всякие хитрости. Не говоря уж о пакостях… ярл Иллидар полез за пазуху. А потом достал оттуда деревянный молоток и вбивной краник такого душераздирающего размера, что Ридд поневоле заворочался в самых недобрых предчувствиях. Так и есть — злодей зашёл чуть с другой стороны. Деловито примерился, приставил к представлявшейся ему вожделенной ёмкости инструмент и стукнул по нём со всей своей эльфячьей дури.

На этот раз под рёбра стрельнуло так, что Ридду волей-неволей пришлось перевернуться на другой бок и даже проснуться…

Ну наконец-то!

Столь досаждавшая бокам помеха оказалась деревянным брусом весьма непонятных пропорций. Мало того, если прислушаться, опора под собою едва ощутимо покачивалась. Ридд припомнил весьма мерзкий, обжигающий вкус вчерашней виноградной водки и едва сдержался, чтобы не сплюнуть. Впрочем, голова ничуть не болела, а во всём теле вовсе не ощущалось той болезненной вялости, когда с вечера маленько или нет переберёшь.

"Спасибо, милая"

Флора не была бы самой собой, если бы не ответила весьма ядовито. И всё же, под конец своей нотации разгневанная совесть посоветовала одному лентяю наконец продрать глаза.

Если честно, открывать их не хотелось. Ну вот никак не улыбалось! Даже забавно было лежать, пусть и в неудобной позе на упрямо давившей под рёбра деревяшке, и пытаться понять, отчего и зачем оные непонятки проистекают. Тем более, что опасности и даже поводов к ней один хитрый лис вовсе не ощущал…

Если принюхаться, то несколько отдавало сыростью. И чуть ли не речной, да с рыбным душком. Хотя, с чего бы это? Уж баронский замок хоть и стоял на берегу, но отнюдь не произрастал из воды. Но если прислушаться, то можно было бы поклясться, что и журчание не почудилось — это уж и совсем странно. Так и не придя ни к каким выводам, Ридд наконец распахнул ресницы.

Первое, что он увидел, оказался взгляд. Зеленоглазый, слегка заплаканный и жутко симпатичный. А ещё, весьма знакомый.

— Меана — что — ты — здесь…

Многие поколения странствующих рыцарей посвятили себя поиску истины. Пылили по дорогам и месили грязь, сносили дурные головы супостатам и теряли собственные. Не менее многочисленны и аскеты, прожигавшие жизнь в книжной пыли, пытаясь бессонным разумом поймать упрямо ускользавшую от их пытливого внимания беглянку.

А настоящее вот оно. Пусть даже и оказалось последовательно прилетевшей плюхой, непоследовательно капнувшим с небес солёным дождиком и затем изумительно сладким теплом поцелуя.

— Ты вчера разрешил мне взять из замка что-нибудь на память. Вот я тебя и…

Удивительно было видеть Меану одновременно плачущей и смеющейся. В конце концов Ридд сгрёб эльфийку в охапку, прижал к себе. И вот так, наконец-то опять зарывшись носом в золотой шёлк, твёрдо приказал себе все непонятки считать свершившимся и непреложным фактом. Родная, родная — и пропадите вы все!

А приподнявшись, обнаружил, что обретается вместе с девчонкой в лениво болтающейся на реке лодке. И как раз в том месте, где рио-Гранде образовала то ли большую заводь, то ли маленькое озеро с крохотным посередине островком. Мало того, столь досаждавшая бокам деревяшка обнаружилась одним из рёбер лодки.

Шпангоуты. Гномы называют это шпангоуты.

"Не ворчи, маменька — сам знаю"

Но самым интересным из открытий оказалось то, что совсем рядом на корме восседал принц Элендил и собственной, весьма изысканной персоной держал румпель — причём с этаким задумчивым и чуть ли не одухотворённым видом.