Выброшенный в другой мир. Дилогия - Ищенко Владимирович

   - Значит, ты не любишь отца?

   - Я его ненавижу, а за Риту убила бы собственными руками, если бы могла!

   - А если это сделаю я?

   - Я тебя слишком люблю, чтобы потерять!

   - Я это сделаю так, что на меня не падет подозрение.

   - Не знаю, как такое можно сделать, но помогу всем, чем смогу, только увези меня отсюда! Я больше не могу жить среди этих чудовищ, притворяющихся людьми, ловить на себе презрительные или сочувствующие взгляды прислуги и ждать, когда отец решит меня продать или подарить нужному ему дворянину. Мне уже пятнадцать лет, Салан!

   - А если я не тот, за кого себя выдаю? Если я вовсе не дворянин?

   - Разве для меня ты от этого станешь хуже? Скажи, как ты ко мне относишься? Я тебе хоть немного нравлюсь?

   - Кажется, я впервые в своей жизни влюбился, - честно ответил он то, что чувствовал.

   - Я так рада! - засмеялась Глера, тесно к нему прижавшись и ловя ртом его губы.

   - Не сейчас. Извини, но я совершенно пуст. Давай сейчас оденемся, сделаем все, что нужно, и до утра расстанемся. Никто не должен знать, что между нами что-то есть.

   Они быстро оделись и вышли в коридор.

   - Нам надо пройти в трапезный зал, - сказал Салан. - Как это сделать, чтобы не попасться охране?

   - Какая охрана? - удивилась Глера. - Пост есть только возле покоев отца, и один стражник дежурит в коридоре у дверей матери и Вельта, а слуги сейчас все спят, даже повара.

   - Тогда ты пойдешь впереди. Если все же кто-нибудь встретим, то тебя ни в чем не заподозрят, а я успею укрыться в одной из стенных ниш. Они у вас здесь почему-то повсюду.

   - Их сделали по приказу моего прадеда, - засмеялась Глера. - Он строил этот замок и считался большим любителем скульптуры, а, может, им и был. Когда-то во всех нишах стояли скульптуры, которые он привез из военных походов или купил у имперских купцов.

   - Разве они торгуют скульптурами? - удивился парень.

   - Обычно нет, эти привезли по его заказам. Ладно, я пошла.

   Им никто не встретился, и дверь трапезного зала была открыта.

   - Как часто чистят стул твоего отца? - спросил Салан.

   - А зачем его чистить? Чистят столы и моют посуду, а стул могут чистить, если кто-нибудь перепил и излил содержимое желудка или опрокинул вино. Но такого у нас давно не было. Отец не любит пьяниц. Пока был дома старший брат, вино к обеду вообще не подавали, и отец его пил у себя.

   - Очень хорошо, что здесь мягкая обивка, - сказал Салан, наклонившись над стулом графа. - Все, можем уходить.

   - Что ты сделал?

   - Закрепил в обивке смазанную ядом рыбную косточку. Укол будет слабым, и граф наверняка посчитает это случайностью. Вчера за обедом была рыба. Ее у вас часто подают?

   - Примерно раз в три дня. Отец ее любит. Как быстро действует яд?

   - Очень быстро. У человека отказывает сердце. Это совсем не похоже на обычное отравление. У вас есть врач?

   - Конечно. Отец его поселил в замке из-за матери. Она очень трепетно относится к своему здоровью.

   - Как ты думаешь, как она отреагирует на его смерть?

   - А тут и думать нечего. Она придет в ярость и будет искать виновного.

   - Тогда тебе надо будет сделать следующее...

   Несмотря на ночные бдения, Салан рано проснулся и успел до прихода служанки привести себя в порядок. Время до завтрака еще было, и служанка, сделав вид, что забыла его вчерашнее поведение, стала активно заигрывать с парнем с целью довести свои шалости до известного финала. В его планы такое не входило, да и подло было забавляться с другой после того, что у него было с Глерой. Ловко уклонившись от девушки, он выскочил в коридор, оставив ее заниматься уборкой комнаты. В трапезный зал Салан шел не торопясь, с таким расчетом, чтобы прийти туда одним из последних. Переглянувшись с Глерой, он занял свое место за столом. Приветствовав всех и получив в ответ нестройное многоголосое пожелание здоровья и долгих лет, граф опустился на свой стул и досадливо поморщился от укола. Немного приподнявшись, он пошарил рукой в больном месте и, прихватив пальцами, вытащил из штанов рыбную кость. Пробурчав что-то по поводу нерадивых слуг, граф налил себе в кубок вина, не торопясь его выпил и принялся за еду. Все остальные тоже начали есть. Некоторое время ничего не происходило, слышались только чавканье и звон посуды. Внезапно граф откинулся на стуле, отшвырнул на стол ломоть мяса и так рванул рукой ворот камзола, что на пол полетели пуговицы. В следующее мгновенье он ничком упал лицом на блюдо с нарезанным мясом, опрокинув на пол стоящий рядом пустой кубок. Звон упавшего кубка слился с испуганным криком графини. К графу подбежал управляющий, приподнял его тело и облокотил на стул. Широко раскрытые остекленевшие глаза графа не оставляли никакого сомнения в том, что их обладатель мертв, но Эрик все-таки приложил пальцы к его виску, немного подержал и сказал то, что и без него уже всем было ясно:

   - Граф мертв!

   - Его отравили! - с исказившимся от гнева и страха лицом закричала графиня. - Где слуга, который разливал вино? Немедленно приведите!

   Растерянные придворные притащили пожилого слугу и заставили его выпить вино из стоявшего возле графа кувшина. Слуга пил с обреченным видом, пока не выпил все. Некоторое время все ждали результата, но выпивший не умер, а только сильно опьянел.

   - Он принял противоядие! - закричала Ольма. - Его надо казнить!

   - Может быть, вначале допросить, кто ему велел это сделать? - благоразумно предложил кто-то из придворных.

   - Да, сначала допросить, а потом непременно казнить!

   - Давайте позовем врача, - предложила Глера. - Может быть, он нам скажет, отчего умер отец?

   - Да, надо позвать врача, - ухватилась за это предложение графиня. - Почему его не было за завтраком?

   - У врача несварение, и ему готовили на кухне отдельный завтрак, - объяснил управляющий.

   - Он тоже в сговоре! - опять закричала графиня. - Врач дал слуге яд!

   - Надо его сначала позвать и выслушать заключение, а потом будем решать, - с настойчивостью, которой от нее никто не ожидал, сказала Глера, - Уважаемый, Эрик, пусть быстрее приведут врача.

   Графиня замолчала, со страхом глядя на дочь, и не стала мешать управляющему, когда тот направил одного из слуг за врачом. Вскоре тот прибыл и сразу занялся осмотром тела графа.

   - Слуга выпил вино из того же кувшина? - спросил он.

   - Да, - ответила Ольма. - Но противоядие...

   - Никакое противоядие не снимет все симптомы отравления, если сразу принять большую порцию яда. Ваш муж отпил совсем немного вина и почти сразу же умер, а слуга выпил почти полный кувшин и только мертвецки пьян.

   Слугу действительно развезло. Ноги его не держали, и, положенный на пол, он моментально заснул.

   - Я вообще не вижу никаких признаков отравления, - сказал врач. - Если вы мне не верите, можете послать в город за кем-нибудь из моих коллег, и они вам скажут то же самое. Скорее всего, у графа просто не выдержало сердце. В последнее время он мне на него жаловался.

   - И что же делать? - беспомощно спросила графиня, все остатки уверенности которой бесследно испарились.

   - Я думаю, что лишним нужно вообще покинуть этот зал, - предложила Глера. - Пусть отец пока побудет здесь, а уважаемый Эрик позже отдаст распоряжения слугам готовиться к похоронам. Матушка, отец ведь оставил завещание?

   - Да, но...

   - Вот и посмотрим, что в нем написано. Пройдем в кабинет, и там будем решать, что делать дальше. Кроме членов семьи, надо пригласить управляющего и помощника капитана стражи. И нужно приказать, чтобы пока никого не выпускали из замка.

   - Да, так все и сделаем, - подтвердила Ольма, бросив на дочь удивленный взгляд. - Вы слышали, Эрик? Отдайте мой приказ Краю, после чего оба поднимитесь в кабинет мужа. Мы вас там будем ждать. Всем прочим, кроме слуг, покинуть зал. Кто остался голоден, может взять еду в свои комнаты. Слугам здесь все убрать.

   Она величественно поднялась со своего места и, взяв за руку заплаканного сына, повела его к выходу, жестом пригласив Глеру следовать за собой.

   Салан, как и многие другие, взял с собой блюдо, на которое положил всего понемногу, и отправился в свою комнату. Все прошло так, как он и предполагал, и если Глера и дальше будет играть свою роль так же безукоризненно, то и закончиться должно наилучшим образом.

   Ольма пропустила детей в кабинет мужа, зашла сама и повернулась к дочери:

   - Сегодня ты не перестаешь меня удивлять. По-моему, ты была единственной, кто сохранил самообладание.

   - Отец меня никогда не любил, - пожала плечами Глера. - Заботился, и за эту заботу я ему благодарна. С его смертью я, в отличие от многих других, ничего не теряю. Что меня кому-нибудь продал бы отец, что это сделаешь ты, разницы для меня в этом нет никакой.

   - Ты очень откровенна.