Рыцарь короля - Сэмюэл Шеллабарджер

Затем он снова поспешил к маркизу в надежде, что тот обеспечил ему желанную аудиенцию. Но удача, увы, изменила ему, — Франциск уже отдал приказ, чтобы миледи Руссель привели к нему в большой зал. Король и регентша заняли свои места. Для разговора с глазу на глаз не оставалось времени.

Самое большее, что удалось сделать де Сюрси, — это получить для Блеза сердечное приглашение присутствовать при вынесении приговора.

— И правда, — сказал король, — это я ему должен.

Глава 56

Переступив порог большого зала, Блез почувствовал, как у него похолодело в груди от страха. У стены сидели Франциск и регентша. Рядом с ними стоял ла Палис. При короле несли дежурство де ла Гиш, де Брюж и де Монпеза, имевшие подобающий случаю удрученный вид. У дверей и вдоль стен были расставлены часовые — кавалеристы маршала. Чтобы говорить перед такой аудиторией, Блезу потребуется вдвое больше смелости и красноречия, чем если бы он беседовал с королем наедине.

Однако при мысли о де Норвиле он успокоился и приободрился. Разве этот подлец растерялся бы даже перед полным залом людей? Де Норвиль сумел бы великолепно воспользоваться таким случаем. Он просто держался бы ещё более нагло и самоуверенно. А что под силу мерзавцу, то может сделать и Блез, — тем более, что ему абсолютно безразлично, что с ним произойдет в случае провала.

Увидев его и маркиза, король поманил их рукой:

— Подойдите сюда, господа. Справедливость требует, чтобы вы, мои добрые друзья, стояли рядом со мною при завершении дела, в котором вы сыграли столь достойную роль. Я надеюсь сейчас вознаградить вас за… — король помедлил, — за досадные неудобства, которые вы, возможно, претерпели в связи с… этим делом, — вознаградить, свершив правосудие над вашим и моим врагом.

Блез отвесил королю и регентше такой поклон, что и сам де Норвиль не постыдился бы его.

Луиза улыбнулась ему:

— А-а, господин де Лальер! Я слыхала о вас просто поразительные вещи. Вы с лихвой оправдали мои надежды. Будьте уверены, я этого не забуду.

— И я в восторге, — с удовлетворением вставил король, — оттого, что вижу вас восстановившим силы после трудов прошлой ночи. Клянусь честью, вы просто преобразились…

Он прервал речь, потому что господин де Люпе, стоявший у двери, объявил о прибытии арестованной.

Улыбки исчезли. Лица окаменели. Под суровыми взглядами, в полной тишине, Анна Руссель в одиночестве направилась через зал к своим августейшим судьям. С невозмутимым лицом, высоко подняв голову, она медленно шествовала, словно принимала участие в какой-то придворной церемонии.

На ней был длинный зеленый плащ, который оттенял бронзу её волос и как бы прибавлял ей роста. Бесстрашная, стройная, величественная, как королева, она произвела впечатление даже на враждебно настроенных зрителей; молчание ещё более сгустилось, когда она приблизилась к королю.

Ее поведение облагораживало происходящее. Она была не просто женщиной, подлежащей суду, — она была знатной дамой великой державы, воплощением славного рода Русселов, гордости Англии.

Она остановилась в нескольких шагах от короля и сделала глубокий реверанс, какого требовало хорошее воспитание; однако на колени она не встала, и никто не оказался настолько мелочным, чтобы добиваться исправления этой ошибки.

Последовало непродолжительное молчание. Как, в отчаянии думал Блез, как заговорить в таких обстоятельствах? Каким предлогом воспользоваться, чтобы его выслушали прежде, чем король предъявит обвинение Анне, за которым сразу же последует приговор? Очень многое зависит от правильного выбора момента!

И тут удача неожиданно повернулась к нему лицом: вместо того, чтобы обратиться к Анне, король взглянул на него.

— Господин де Лальер, некоторое время назад, в Сен-Жюсте, введенный в заблуждение коварством негодяя, которого вы отправили прошлой ночью в ад и тем оказали мне большую услугу, я приговорил вас к смерти в присутствии этой женщины — сообщницы и приманки де Норвиля. Тогда она праздновала победу. Ныне будет только справедливо, чтобы торжествовали вы, зная, что она понесла заслуженное возмездие за свои происки, для расстройства которых вы сделали столь многое. Я поздравляю вас.

Блез глубоко вздохнул. Он взглянул на Анну: она смотрела на него странным взглядом, которого он не мог понять. Она слегка улыбнулась.

— Ваше величество, — ответил он в лучшем де-норвилевском стиле, — вы — воплощение доброты. Это дает мне смелости молить ваше величество о разрешении раскрыть тайну, которую из-за обилия событий прошлой ночи и нынешнего дня я не успел сообщить вашему величеству. Я убежден, сир, что сведения, которые я, если позволите, представлю вам на рассмотрение, сослужат должную службу правосудию и вашей королевской воле.

— Вот как? — Король пристально взглянул на него. — Ну что ж, говорите.

Де Сюрси поджал губы и отрицательно качнул головой, но Блез не смотрел на него.

— Прежде всего, сир, невозможно поверить, чтобы миледи Руссель была сообщницей мерзавца де Норвиля, поскольку она так же всем сердцем принадлежала мне, как была предана всей душой вашему величеству. И это нисколько не удивительно, ибо я имею честь сообщить вашему величеству, что миледи — моя нареченная невеста.

Если бы прямо в середину просторного зала ударила молния с ясного неба, то её действие не было бы столь поразительным. Всеобщее изумление выразилось в безмолвном оцепенении. Однако никто из присутствующих не выглядел столь ошеломленным, как сама Анна Руссель. Ее губы приоткрылись. Широко распахнутые глаза уставились на Блеза с видом полнейшего непонимания.

— Ваша нареченная невеста! — наконец выдохнул Франциск. — Но она была помолвлена с де Норвилем.

Теперь, проломив брешь в стене и став ногой в пролом, Блез решил любой ценой удержать позицию. Нагромождать ложь на ложь. Не давать тем, кто её слышит, времени на размышление. Однако в полном соответствии с методами де Норвиля добавлять иногда каплю истины — для большего правдоподобия.

— Да, сир, она была помолвлена прежде, чем встретилась с ним, — это сделали её брат, милорд Руссель, и кардинал Йоркский. Но она с гордостью отказалась от такой помолвки и сделала мне честь, пообещав свою руку.

— Когда это было? — резко спросила регентша.

— Мадам, если бы я не старался всеми силами строго придерживаться истины, то сказал бы, что во время нашей поездки в Женеву, потому что именно в то время мы по-настоящему поняли свои чувства друг к другу. Но миледи состояла тогда на службе у своего короля, я же, конечно, принадлежал его величеству королю Франции. Мы согласились подождать окончания её службы и лишь после этого обручиться и дать друг другу обеты верности, чтобы оба могли чувствовать себя свободно, поступая по велению совести и в интересах наших враждующих государей. И в самом деле, она блестяще действовала в пользу Генриха Английского… Однако, чтобы быть точным, мадам, скажу, что мы обменялись обетами в охотничьем домике господина де Шамана, после того, как она так провела меня. Ибо тогда она решила, что её служба Англии подошла к концу. Этим, сир, — он повернулся к Франциску, — этим и объясняется, почему миледи Руссель не скрывалась от ареста, несмотря на самые пылкие мои настояния. Она отправилась в Лион не для того, чтобы участвовать в заговоре против вашего величества, но чтобы спасти мне жизнь.