Собрание сочинений святителя Григория Богослова - Григорий Богослов

Доколе ты оглашенный, дотоле стоишь в преддверии благочестия; а тебе должно войти внутрь, пройти двор, видеть Святыню, приникнуть взором во Святая Святых, быть с Троицею. Велико то, за что у тебя брань; великое потребно тебе и ограждение. Противопоставь щит веры; враг боится, когда вступаешь в сражение с оружием. Для того желает видеть тебя обнаженным от благодати, чтобы удобнее было победить безоружного и ничем неохраняемого. Он касается всякого возраста, всякого рода жизни, поэтому отражай его во всем.

Если ты молод — стань с споборниками против страстей, вступивши в воинство Божие, мужайся против Голиафа, плени тысячи и тьмы. Так пользуйся возрастом и не потерпи, чтобы увяла твоя юность, умерщвленная несовершенством веры.

Ты стар, и близок для тебя необходимый всем срок — уважь седину и требуемым ею благоразумием вознагради за немощь, какую имеешь теперь, окажи помощь немногим дням своим; вверь старости очищение. Зачем в глубокой старости и при последнем издыхании боишься свойственного юности? Или ждешь, чтобы омыли тебя мертвого, возбуждающего не столько сожаление, сколько ненависть? Или любишь останки удовольствий, сам будучи останком жизни? Стыдно, изнемогая возрастом, не изнемочь похотью, но, или действительно ей предаваться, или казаться похотливым, откладывая очищение.

У тебя есть младенец? Не давай времени усилиться повреждению; пусть освящен будет в младенчестве и с юных ногтей посвящен Духу. Ты боишься печати, по немощи естества, как малодушная и маловерная мать? Но Анна и до рождения обещала Самуила Богу, и по рождении вскоре посвятила, и воспитала для священной ризы, не боясь человеческой немощи, но веруя в Бога. Нет никакой тебе нужды в привесках и нашептываниях, вместе с которыми входит лукавый, привлекая к себе от легковерных благоговение, должное Богу. Дай своему младенцу Троицу — это великое и доброе хранилище [249].

Что еще? Хранишь ли ты целомудрие? — Запечатлей очищением, сделай его сообщником и собеседником в жизни; пусть оно управляет у тебя и жизнью и словом, и каждым членом, каждым движением, каждым чувством. Почти его, чтобы оно украсило тебя; да возложит на голову твою прекрасный венок, доставит тебе великолепный венец (Притч. 4:9). Ты связал себя узами брака, свяжи также и печатью. Сделай своей сожительницей эту охранительницу целомудрия, которая гораздо надежнее многих евнухов, многих придверников.

Если ты еще не сопрягся плотью — не страшись совершения, ты чист и по вступлении в брак. Я на себя беру ответственность; я сочетатель, я невестоводитель. Ибо брак не бесчестен потому только, что непорочность честнее его. Я буду подражать Христу, чистому Невестоводителю и Жениху, Который чудодействует на брак и Своим присутствием доставляет честь супружеству. Да будет только брак чист и без примеси нечистых пожеланий. Об одном только прошу: прими дар, как ограждение, и дару принеси от себя чистоту на время, пока продолжаются дни, установленные для молитвы, которые честнее дней рабочих, и то по взаимному условию и согласию (1 Кор. 7:5). Ибо не закон предписываем, но даем совет, и хотим взять нечто из твоего для тебя же и для общей вашей безопасности.

Кратко же сказать: нет рода жизни, нет состояния, для которого бы крещение не было всего полезнее. Имеющий власть — прими узду; раб — равночестие; унывающий — утешение, благодушествующий — руководительство, убогий — непохищаемое богатство, изобилующий — прекрасное распоряжение тем, что имеешь. Не умудряйся, не ухищряйся против своего спасения. Хотя и обманываем других, но самих себя обмануть невозможно. Да и самое опасное и безрассудное дело играть самим собой.

Но ты живешь в обществе, от обращения с людьми — не без осквернения; потому страшно, чтобы не истощилось Божие к тебе милосердие? Ответ на это прост. Если можно, беги и торжища со своим добрым сопутником. Подвяжи себе крылья орлиные, или, собственнее скажу, голубиные, ибо что тебе до кесаря и принадлежащего кесарю, пока не почиешь там, где нет ни греха, ни очернения, ни змия, жалящего на пути и препятствующего тебе шествовать по Богу. Похить душу свою из мира, беги Содома, беги пожара, иди не озираясь, чтобы не отвердеть в соляной столп, спасайся на горе, чтобы и тебя не постигла вместе гибель. Если же ты не волен уже в себе и обязался необходимыми узами, то скажи сам себе, или, лучше, я тебе скажу: всего превосходнее сподобиться блага и сохранить очищение. Если же невозможно совместить то и другое, то лучше очернить себя иногда несколько мирскими обязанностями, нежели совершенно лишиться благодати, как лучше, думаю, получить иногда выговор от отца и господина, нежели быть им вовсе отвергнутым, и лучше озаряться несколькими лучами, нежели быть в совершенной тьме. А благоразумному свойственно избирать как из благ большие и совершеннейшие, так и из зол меньшие и легчайшие. Поэтому не слишком бойся очищения. Ибо праведный и человеколюбивый Судия наших дел всегда ценит заслуги наши, соображаясь с родом жизни каждого. И неоднократно тот, кто, живя в мире, успел в немногом, имел преимущество перед тем, кто едва не успел во всем, живя на свободе, так как, думаю, большее заслуживает удивления — в узах идти медленно, нежели бежать, не имея на себе тяжести, и, идя по грязи, немного замараться, нежели быть чистым на чистом пути. В доказательство же слова скажу, что Раав блудницу оправдало одно только страннолюбие, хотя и не одобряется она ни за что другое, и мытаря, ни за что другое не похваленного, одно возвысило, именно смирение, чтобы ты научился не вдруг отчаиваться в себе.

Но скажешь: «Какая мне польза преждевременно связать себя крещением и поспешностью лишить себя приятностей жизни, когда можно насладиться удовольствиями, и потом сподобиться благодати? Ибо начавшим ранее трудиться в винограднике не оказано никакого предпочтения, но дана плата, равная с последними» (Мф. 20:1–15). Ты, говорящий это, чье бы ни было такое рассуждение, избавил нас от труда, открыв не без скорби тайну своей задержки, и не одобряя тебя за худое дело, хвалю за признание. Но выслушай и объяснение притчи, чтобы по неопытности не извлечь тебе вреда из Писания. Во–первых, здесь речь не о крещении, но о верующих и вступающих в добрый виноградник — Церковь в разные времена, ибо в который день и час кто уверовал, с того самого и обязан трудиться. Потом, пришедшие прежде, хотя больше сделали пожертвования, если мерить труд, но не больше, если мерить желание; а может быть, последние и больше заслужили, хотя такое суждение и странно несколько. Причиной позднего вступления в виноградник было позднее призвание к возделыванию его. Рассмотрим же, какое было различие во всем прочем. Первые уверовали и пришли не прежде, как по объявлении им условной платы; а последние приступили к делу без договора, что служит признаком большей веры. Первые обнаружили в себе зависть и склонность к ропоту, а последние не обвиняются ни в чем подобном. И данное первым, при всем их лукавстве, была плата; а данное последним — милость; почему первые, уличенные еще в неразумии, справедливо лишены большего. Спрашивается: что было бы им, если бы они опоздали? Очевидно, равная с прочими плата. Итак, за что же жалуются на дающего плату, будто бы он не уравнял трудившихся, дав поровну? Все это уменьшает цену пота, пролитого первыми, хотя они и прежде начали трудиться. Из чего видно, что раздел платы поровну был справедлив; ибо произволение измеряемо было наравне с трудом. Но если притча, по твоему толкованию, иносказательно изображает силу омовения, что препятствует, придя раньше и понеся вар, не завидовать последним, чтобы ты имел преимущество и в этом самом — в человеколюбии, и получил воздаяние, как долг, а не как дар? Наконец мзду получают те делающие, которые вошли в виноградник, а не около него ходят. А есть опасность, чтобы с тобой не случилось последнего. Поэтому, если бы ты знал, что сподобишься дара и при таких рассуждениях, когда злонамеренно сокращаешь несколько свой труд, то извинительно было бы прибегать к таким расчетам и желать нечто выторговать у человеколюбия Владыки, не говорю уже, что больший труд сам по себе есть большая награда для человека, у которого сердце не вовсе предано корчемству. Если же угрожает тебе опасность — через такой торг совсем не войти в виноградник, и выгадывая малое, можешь понести убыток в главном, то поверь моим словам и, оставив неправые толкования и возражения, без расчетов приступи к дару, чтобы не лишиться жизни прежде исполнения надежд и не узнать на опыте, что подобные лжеумствования делал ты сам против себя.

«Что же? — скажешь, — разве Бог не милосерд? Он знает помышления, испытует расположение, и желание креститься не приемлет разве за само крещение?» Ты говоришь похожее на загадку, если у Бога, по человеколюбию Его, непросвещенный есть то же, что просвещенный или с вошедшим в царствие небесное равен и тот, кто желает только получить иное, хотя и не творит дел царствия. Но осмелюсь сказать об этом, что думаю; полагаю же, что согласятся со мной и другие, имеющие ум. Из приявших дар, одни были совершенно далеки от Бога и спасения, вдавались во все роды порока и старались быть порочными. Другие были как бы наполовину плохи и держались средины между добродетелью и пороком; они хотя делали зло, однако же не одобряли сделанного, как больные горячкой не хвалят своей болезни. Иные же и до совершения были достойны похвалы, или от природы, или потому, что собственным тщанием очищали себя к Крещению, а по совершении оказались еще лучшими и осторожнейшими; очищали себя, чтобы получить благо, а соблюдали большую осторожность, чтобы сохранить его. Из всех них лучше совершенно плохих те, которые отстали несколько от порока, а лучше несколько отставших более ревностные и предвозделавшие себя к Крещению, потому что имеют некоторое преимущество, именно деятельность, а Крещение, сглаживая грехи, не уничтожает заслуг. Но лучше всех перечисленных те, которые возделывают и саму благодать и образуют себя до возможно большей лепоты. Равным образом между неприемлющими Крещения одни совершенно подобны скотам или зверям, по своему неразумию или злонравию. Сверх прочих зол в них есть и то, что они, как думаю, не очень уважают и дар Крещения, но действительно как дар, если дан им, любят, и если не дан, презирают. Другие хотя и чтут дар, но медлят принять его, то по нерадению, то по невоздержности. Иные даже не имеют возможности и принять дара, или, может быть, по малолетству, или по какому–то совершенно не зависящему от них стечению обстоятельств, по которому не сподобляются благодати, хотя бы сами того и желали. И как между первыми нашли мы большое различие, так находим и между последними. Совершенно презирающие хуже невоздержных и нерадивых; а последние хуже тех, которые по неведению или по принуждению лишаются дара, ибо сделанное по принуждению есть не что иное как невольное прегрешение, и думаю, что одни потерпят наказание как за другие пороки, так и за презрение Крещения. Другие же хотя потерпят наказание, но меньшее, потому что не столько по злонравию, сколько по неведению не получили Крещения. А последние не будут у праведного Судии ни прославлены, ни наказаны, потому что, хотя незапечатлены, однако же и не худы, и больше сами потерпели, нежели сделали вреда. Ибо не всякий, недостойный наказания, достоин уже и чести; равно как не всякий недостойный чести достоин уже наказания. Рассмотрю и следующее. Если ты признаешь убийством одно намерение убить, без совершения убийства, то считай крещеным желавшего креститься, но не крестившегося действительно. Если же не признаешь первого, то почему признать последнего? Не вижу причины. Но если хочешь, рассудим и так. Если достаточно желания вместо силы Крещения, и за одно желание присуждаешь себе славу, то и вместо славы довольствуйся одним желанием. И какой для тебя вред не сподобиться ей, когда имеешь желание?