Голливудские триллеры. Детективная трилогия - Рэй Брэдбери

— Стоп! Баста! — выкрикнул я, скрестив руки перед грудью. — Давайте вернемся к Констанции.

— Ну, с ней лично я знаком мало, — сказал он. — Зато хорошо помню ее в качестве Кэти Келли… Двадцать шестой год, первое творение Пигмалиона!

— Пигмалиона? — прошептал я, мгновенно сложив в уме фрагменты головоломки.

— А Молли Каллахан, двадцать седьмой год, помните?

— Смутно.

— А Полли Риордан, двадцать шестой?

— Что-то припоминаю.

— Кэти была Алисой в Стране чудес, Молли — Молли в «Безумной Молли О’Дэй», а Полли, соответственно, — «Полли из цирка», в том же году. Так вот, и Кэти, и Молли, и Полли на самом деле все — Констанция. Представьте себе волшебный котел: ныряет в него никому не известное имя, а выныривает уже знаменитость. Это я подучил ее: кричи громче: «Я — Полли!» Чтобы продюсеры закричали в ответ: «Да! Да, детка, ты — Полли!» И все получилось: первый фильм с ней сняли за шесть дней. Потом я переделал ее — и натравил на самого льва Лео[474], чтобы вцепилась ему в глотку. «Я — Милашка Кэти Келли…» — «Да! Да!» — завопил весь львиный прайд. Второй ее фильм сварганили дня за четыре. Потом Келли исчезла, Молли взобралась на радиобашню RKO[475], и — понеслось. Молли, Полли, Долли, Салли, Герти, Конни плодились как кролики и вместе с Констанцией резвились на студийных лужайках!

— И никто за все годы так и не догадался, что Констанция играла не одну роль, а несколько?

— Это я, Альберто Квикли, добыл для нее славу, богатство и почет! Превратил ее в жар-птицу, несущую золотые яйца! Никто так и не узнал, что некоторые имена на Голливудском бульваре придуманы Констанцией. А сколько туфель она впечатала в бетон у Граумана своей кукольной ножкой — и все разного размера, от тридцать шестого до тридцать девятого.

— И где теперь эти Молли, Полли, Салли, Герти, Конни?

— Этого не знает никто — даже она сама. Наверное, поросли быльем… Вот, у меня остались шесть разных адресов — за двенадцать летних сезонов… Годы — вот где легче всего спрятаться. В них тебя прячет сам Господь… Стоять-бояться! Как меня зовут?!

Шаркая ногами, он прошелся по кругу. Мне кажется, я даже слышал скрип его старых костей.

— Ну! Ну же! — Он изобразил на лице муку.

— Мистер Метафора!

— Ты знал! — Он свалился без чувств.

Я тут же склонился над ним, в полном смятении. И вдруг он вытаращил на меня один глаз.

— Это же было кулуарное имя, не для всех! Приподнимите меня повыше. Раттиган сбежала… из-за меня, — выпалил он без всякого перехода. — Я ее напугал. Я хотел… это была инсценировка. Кто-то ведь должен был, наконец, заинтересоваться, когда жили все эти Полли-Молли и существовали ли они вообще. И мне сам бог велел это сделать — не будь я Фейджин, Марли Скрудж, Гамлет и Квикли в одном лице… Признаюсь, с годами меня все больше мучила ревность. Я все сильнее злился, вспоминая, как сначала заполучил, а потом потерял ее. Злился, но ничего не предпринимал. Помните, как Гамлет откладывал расправу над коварным злодеем, убившим призрака его отца? В это время Офелия и Цезарь жаждали крови… Шли годы, злоба накапливалась… Вскоре одно только воспоминание о Констанции поднимало у меня в груди целую армию мстителей. И вот, когда мне перевалило за девяносто, все во мне поднялось и потребовало возмездия. Я не нашел ничего лучшего, как послать Констанции эту дурацкую Книгу мертвых. Старый дурак! Наверное, это из-за меня она от всех и сбежала…

Мистер Метафора помолчал, переводя дыхание.

— Вызовите «Скорую», — сказал он. — У меня сломаны берцовые кости и грыжа в паху. Вы записали все это?

— Потом запишу.

— Не откладывайте. Пишите сразу. Через час я буду уже в Валгалле[476] излагать все это статуям. Где моя кровать?

Я уложил его в кровать.

— Ради бога, успокойтесь, — сказал я. — Вы говорите, послали Констанции Книгу мертвых?

— В прошлом месяце Женская Лига кино организовала какую-то вшиво-блошиную распродажу актерского барахла. Мне перепало несколько карточек Фербенкса, рукопись песни Кросби[477] …но это не важно. Главное, что там же я откопал старую записную книжку Раттиган, всю исписанную телефонами ее бывших хахалей. И вот тут-то меня и переклинило. Старый хрен, я почувствовал себя змеем-искусителем. Продался дьяволу по дешевке — испил яду… Подумал: почему бы не отнять у Раттиган спокойный сон? Дождался, когда ее не будет, подкинул ей Книгу мертвых и был таков… Наверное, она там чуть не обделалась от страха?

— Да уж не без этого… — Я вгляделся в ухмылку, блуждавшую на лице мистера Квикли. — Так-так. Значит, к смерти почтенного господина с Маунт-Лоу вы не причастны?

— Вы про того губошлепа, которого Констанция бросила первым? Что — этот старый болван дал дуба?

— Представьте, его убили газеты.

— Представляю — газетные критики делают это на раз-два.

— Да нет, не критики. На него свалились две тонны старых номеров Tribune.

— Какая разница как, — главное, что убили.

— И Царица Калифия — тоже не ваших рук дело?

— А-а-а… Эта. Ноев ковчег, каждой твари — с три короба наврали. Высоко/низко, холодно/горячо. Верблюжье дерьмо, лошадиные яблоки. Это которая сказала Констанции, куда идти, — и та пошла? Что — тоже скончалась?

— Упала с лестницы.

— Не, я не сталкивал.

— А потом еще священник…

— Братец ее? Тоже не я. Калифия сказала ей, куда идти. А священник — прямиком отправил к дьяволу! Ну, Констанция и пошла… Скажите, а этот-то от чего? Нет, вы посмотрите — все! Все уже поумирали, прости господи!

— Она просто… слишком сильно на него накричала. Я так думаю, что это она.

— Накричала? И вам известно, что именно она кричала?

— Нет.

— А мне — да.

— Вам?..

— Вчера ночью я слышал голоса, думал, что во сне. Вернее, один голос — кажется, ее. Думаю, мне она кричала то же самое, что и бедолаге священнику. Хотите узнать что?

— Жду с нетерпением.

— Ну, так вот. Она кричала: «Как мне вернуться, где следующий след, как мне вернуться?»

— Вернуться?

Веки Квикли дрогнули, как стрелки прибора, который показывал движение мысли. Он всхрапнул.

— Брат указал ей, куда идти, и она пошла… Но потом она сказала: «Я заблудилась, покажите мне дорогу»… Значит, Констанция хочет, чтобы ее нашли… Верно?

— Да. Или нет… Бог ее разберет!

— Похоже, она и сама ничего не разберет. Наверное, из-за этого и все ее вопли. А мне плевать. У меня дом крепкий — из кирпича. Мой — уж точно устоит.

— У других что-то не очень устоял.

— У первого мужа, у Калифии и у братца?

— Боюсь, это слишком долгая история.

— И путь до дома ваш далек?[478]

— Да.

— Только вот не надо строить из себя бешеную курицу — куда меня посадят, такие я и снесу яйца… Красный галстук? Будут красные яйца. Синий ковер? Вот вам синие. Розовый лифчик? Розовые… Как я. Видите вон ту клетчатую простыню?

— Клетчатую?

На самом деле простыня была белая — и я сказал ему об этом.

— У вас плохое зрение… — Он уставился на меня. — И вы, уж точно, слишком много болтаете. Вы меня утомили. Всего хорошего… — Веки его захлопнулись.

— Но, сэр…

— Я занят, — пробормотал он. — Как меня зовут?

— Фейджин, Отелло, Лир, О’Кейси[479], Бут[480], Скрудж…

— Да-да-да-да… — И он захрапел.

Глава 36

Такси отвезло меня обратно к морю, в мое бунгало с видом на океан. Я должен был все переварить и обдумать.

И тут в мою дверь словно ударил отбойный молоток: бумс!

Не дожидаясь второго удара, с которым она вылетит к чертям, я бросился открывать.

Луч фонарика, бьющий сквозь бриллиант дверного глазка, чуть меня не ослепил.

— Наш пламенный привет Эдгару Уоллесу![481] Давай уже, открывай, ты, мудила! — раздался голос из-за двери.

Я чуть не провалился сквозь землю от такой наглости — назвать меня Эдгаром Уоллесом, поставить рядом с этим дешевым статистом из массовки!

— Кого я вижу — Фриц! — выкрикнул я, открывая дверь. — Давай уже, заходи, от мудилы слышу!

— Захожу, захожу!

Фриц Вонг прошелся по ковру так, как будто выбивал из него пыль или разнашивал армейские ботинки. Затем со скрипом остановился, и, выхватив откуда-то из воздуха монокуляр, уставил его прямо на меня.

— Постарел! — радостно воскликнул он.

— Ты тоже! — парировал я.

— Нарываешься?

— Учусь у тебя!

— Осади лошадей.

— Ты первый начал! — набычился я. — Сам-то понял, кем ты меня обозвал?

— А что — Микки Спиллейн[482] было бы лучше?

— Да пошел ты!

— Ну, а если… Джон Стейнбек?

— Ладно, пойдет… Только не ори — достал уже.