Возмездие - Николай Кузьмин

Нарком юстиции Штейнберг на упрёк в безнравственности сделки изумленно возразил:

— Что за чушь? Нам же позарез необходимы деньги!

В Киев Блюмкин отправился в свите «железного» Петерса. Срочная командировка заместителя самого Дзержинского была вызвана прискорбным случаем: один из тамошних чекистов, Фаерман, сошёл с ума. Его связали и дали знать в Москву. А что делать дальше? Глазам примчавшихся москвичей предстала удручающая картина. В среде киевских чекистов царило полное разложение (то, что нынче называется беспределом). В огромном городе функционировало целых 16 «чрезвычаек». Помимо планомерного истребления определённых слоёв местного населения, эти «конторы» занимались безудержным обогащением. Способы для этого изобретались самые разнообразные. В Киеве вдруг объявился… консул Бразилии господин Пирро. По городу немедленно распространился слух, что в бразильском консульстве ничего не стоит получить визу на выезд за рубеж. К Пирро потянулись многие из уцелевших киевлян. Консул всех брал на заметку и… тут же сдавал в подвалы ЧК. А уж там с несостоявшимися эмигрантами умели разговаривать!

И «железный» Петерс, и Блюмкин отродясь не носили пресловутых «белых перчаток». Никакая кровь их не страшила. И всё же киевские нравы потрясли обоих. В «конторе» на Садовой улице орудовала некая Эда Шварц, недавняя проститутка. Эта дамочка, расправляясь со своими жертвами, изобрела «буржуйские перчатки»: с кистей обреченных перед расстрелом снималась кожа.

Завершив разборку в Киеве, Петерс направился на юг, в родной город Блюмкина.

В Одессе операция по отъёму денег была продумана тоньше. Там спасением буржуев занималась некая баронесса Штерн. У неё якобы имелись надёжные связи с германским консульством и с представительством «Международного Красного Креста». Визы добывались в основном в Константинополь. Уезжающие знали о жестоких обысках на таможне. Баронесса предлагала не рисковать и вручить драгоценности ей в руки под расписку. Получить их хозяева смогут уже в Константинополе. За свои хлопоты баронесса брала вполне приемлемый процент. Надо ли говорить о том, что всех сдатчиков арестовывало ЧК, а драгоценности и валюта обретали новых хозяев?

В Одессе, родном городе, Блюмкин задержался. Здесь он свёл близкое знакомство с Заковским, занимавшим должность заведующего статистическим отделом облздрава. Незаметный пост помог Заковскому раскинуть по Одессе сеть вербовщиков. Работали в основном женщины без предрассудков и с привлекательной внешностью. Они знакомились с уцелевшими офицерами, сводили их вместе, создавая организацию, а затем подводили под арест. Особенно успешно работали две тайные сотрудницы ЧУ Адочка и Лялечка. Примечательно, что обе чекистки любили собственноручно расстреливать своих недавних кратковременных возлюбленных.

На взгляд Блюмкина, изобретательный Заковский занимался тем, что «гнал туфту». Никаких организаций-то на самом деле не существовало! Но всё равно, метод массовых арестов заслуживал внимания.

Заковский доверительно открыл ещё один секрет гешефтов на крови: пограничный. Речь шла о так называемых «окнах» на границах. Издавна этими секретными путями за рубеж владели местные евреи-контрабандисты. За хорошую плату они помогали и политикам: переправляли беглецов из тюрем, а также принимали нелегальщину. Сейчас владельцы «окон» стали обслуживать желающих убраться за границу. Как правило, это были люди богатые и вce свои богатства несли с собой. Тёмной ночью, в непогоду, проводники заводили беженцев в глухой лес, приканчивали, а тела бросали в болотную хлябь. Не удержавшись, Блюмкин восхитился. Работа чистая, что и толковать! Не оставалось никаких следов…

Национальный пресс на завоёванный народ обеспечивали чёткие законы новой власти.

25 июля 1918 года, спустя неделю после уничтожения царской семьи, был принят «Декрет об антисемитизме». С 5 сентября того же года, как реакция на убийство Урицкого и покушение на Ленина, стал действовать декрет о «красном терроре». В идейном плане власть вроде бы вела жестокую борьбу с пресловутой «чёрной сотней». Однако со временем это звучало всё более неубедительно, фальшиво. Но вот в 1922 году Бенито Муссолини со своими чернорубашечниками захватил власть в Италии. Страна Петрарки стала фашистской.

Сам термин — «фашист» — был немедленно подхвачен на Лубянке. Борьба с сомнительными «черносотенцами» обрела высокий политический смысл, став войной с «русским фашизмом»!

Русских фашистов стали находить и преследовать повсюду: на заводах и стройках, в редакциях и научных учреждениях.

Скверное зрелище представляет собой осенняя Москва. Дождь вперемешку со снегом, сырой холодный ветер, слякоть под ногами. Нахохлились извозчики, сердиты милиционеры, злы и задирчивы по пустякам прохожие, с завистью поглядывая на освещённые двери ресторанов и пивных. Вот где настоящий рай в эту ненастную погоду!

Из пивной на Мясницкой улице выскочил измятый человечек и бросился к постовому милиционеру.

— Товарищ, там хулиганы проявляют антисемитизм. Идите и арестуйте их. Я требую!

В прокуренной пивной шумно гуляла компания подвыпивших поэтов. Они громко спорили, размахивали руками и часто употребляли слово «жид».

Подвыпивший детина с русыми всклокоченными волосами кричал, стуча кулачищем по столику:

— Ещё Достоевский предупреждал: «жид погубит Россию». Не читали? Так надо было читать!

На горластую компанию с соседних столиков поглядывали с тревогой.

Озябший милиционер подошёл к захламлённому столику и коротко предложил компании: «Пройдёмте!»

Так началось скандальное дело «Ордена русских фашистов». Членами «Ордена» были объявлены известные поэты: Есенин, Ганин, Клычков, Орешин и другие.

Из всех задержанных в пивной поэтов самым «фашиствующим» считался Сергей Есенин. Он уже несколько раз побывал в кровавых лапах Лубянки (всего 12 задержаний и приводов). Всякий раз его отпускали с миром, но с каждым арестом удавий глаз секретных служб становился пристальней, прилипчивей. В конце концов поэта поручили Блюмкину и ловкий Янкель сделался постоянным его спутником. Есенин в Баку — и Янкель за ним, Есенин в Тифлис — Янкель снова рядом. По неким деталям Блюмкин догадывался, что великого русского поэта готовили для какого-то слишком «громкого» политического экцесса. Персонажами его, по многим признакам, должны были стать такие фигуры, как Сталин, Ворошилов, Молотов, Киров и Чагин (журналист, друг Кирова и Есенина). Весь круг попавших в «разработку» бесспорно характеризовался подчёркнутой «русскостью», а следовательно, вполне мог сойти за «русских фашистов». Своим отточенным чутьём Янкель Блюмкин улавливал сложные ароматы «большой политики», основы которой в России заложили его кумиры Свердлов и Троцкий.

Поручая Блюмкину Есенина, шефы ВЧК учитывали его опыт точно такой же плотной опеки Николая Гумилёва. Тогда, три года назад, Блюмкин словно приклеился к поэту, ходил за ним по пятам и беспрестанно бормотал его стихи. Гумилёв нервничал, пробовал устраивать скандалы, однако Блюмкин смиренно объяснял свою навязчивость поклонением и продолжал наизусть шпарить целыми саженями стихи обречённого поэта.

Обрекающее внимание со стороны косоглазого чекиста Сергей Есенин воспринимал как близкое дуновение смерти. Именно Блюмкин стал мрачным персонажем поэмы «Чёрный человек».

Задержанных в пивной поэтов обвинили не только в антисемитизме, но и в терроризме. В их планы будто бы входило взорвать здание Коминтерна, здание ЦК на Старой площади и здание Моссовета. Намечались вроде бы и убийства членов правительства. Словом, весомый набор задуманных преступлений, достаточный для расстрельного приговора.

Следствие, к сожалению, располагало подлинными письменными доказательствами опаснейшего умонастроения русских поэтов. Алексей Ганин, близкий друг Есенина, возмущаясь невыносимым еврейским засильем в родной стране, сочинил своего рода воззвание к русскому народу. Блюмкин читал эти обличительные строки и наливался яростью. Проклятый гой! У него чесались руки поступить с автором воззвания точно так же, как с Гумилёвым. Алексей Ганин писал:

«Наша Россия по милости пройдох и авантюристов повержена в прах и бесславие, превратилась в колонию всех паразитов и жуликов, тайно и явно распродающих наше великое достояние… Если не принять какие-то меры, то России, как государству, грозит окончательная смерть, а русскому народу — неслыханная нищета, экономическое рабство и вырождение». Любопытно, что к преступным деяниям «русских фашистов» было притянуто нелепое происшествие в Курске. Там на улицах города вдруг появился козёл, к его рогам была привязана фанерка с надписью: «Бей жидов, спасай Россию!» Козла сопровождала толпа возбуждённых обывателей. Власти разогнали любопытствующих, а козла-антисемита арестовали. Вскоре в местной газете появилось извещение: «Решением Губчека козёл расстрелян».