Аквамарин (часть 2): по моим правилам - Наталия Матвеева

– Срочно. Нужно выпить.

– Согласен. – тоже выдохнул Джонни и невозмутимо прошествовал к бару желающего быть очень страшным, как Фредди Крюгер для маленьких детей, влиятельного мафиозного босса Эйдена Мартинеса и, нисколько не стесняясь, изъял оттуда на свет две бутылки элитного коньяка. Сунув одну из них Максу, он первым вышел из кабинета с самым сумрачным видом, даже не взглянув на Лив.

Когда оба красавчика, наконец, исчезли из виду, Аврора недоуменно посмотрела на Лив и с любопытством спросила:

– Как ты узнала?! Ну, что они не будут бить друг друга…

Лив безразлично пожала плечами, желая остаться одной в своей собственной, пустой и тягостной раковине, в обнимку с прекрасным, вгоняющим мысли в соревновательную эстафету винцом, но все-таки пробубнила:

– Во-первых, как я уже говорила, они в расчете. Ну а во-вторых… Я не особо разбираюсь в мужских взаимоотношениях, но мне кажется, что бывшие друзья все равно не смогут стать настоящими врагами друг другу. Они понимают друг друга изнутри, знают друг друга… А враг – это всегда чужой человек.

Аврора недоверчиво приподняла брови и вздохнула:

– А ты не перестаешь меня удивлять, детсадовская малышка Лив. – она встала и вдруг, сквозь зубы, тихо проговорила:

– И спасибо, что выпустила вожжи моей лошадки.

Секунда – хлопнула входная дверь, и Лив наконец-то осталась одна.

Час шел за часом… Лив сидела, не вставая, на диване, медленно совершая глоток за глотком из бокала и все больше и больше отправляя свое тело в невесомость собственного Космоса. Никто не приходил, за окном темнело, темнело в кабинете, темнело в ее глазах…

Она думала о Джонни, о своей злости и любви к нему, о том, что никогда не сможет быть ни с кем, кроме него, ужасно скучая по нему, но, в то же время, не желая его больше видеть… Как было бы просто, если бы он перестал маячить перед ее глазами, как чертово темное пятно на сетчатке, исчез и никогда… Нет. Она не могла так думать. Это было бы совсем непросто. А главное – ее жизнь действительно потеряла бы смысл.

Она думала об Эрнесто, и внутри нее все рвалось. Ей ужасно хотелось найти его и попробовать объяснить снова, найти другие слова, привести более весомые аргументы… Она все время вспоминала его, такого сгорбленного и окровавленного, прижимающего руку к животу и искаженного собственной физической болью, столкновением с чем-то большим, чем его личная реалия, потерянного в себе и своих убеждениях, но не желающего признавать собственное поражение… Она чувствовала, что он хотел и мог быть другим… И именно поэтому он отдал ей флешку и прекратил издевательства… Но она не смогла помочь ему, вытащить из его собственного стеклянного шара, из собственных комплексов и противоречий, ведь ему так хотелось быть хищником! Он ощущал себя выше других, сильнее других, могущественнее и значимее, чем кто бы то ни было… Ну почему? Ну почему, почему он терзал ее душу своим образом то затуманенных легкой дымкой, то ясных и холодных серых глаз??? Почему она просто не забудет о нем, как о каком-то грустном и неприятном эпизоде из жизни?

Лив не шевелилась, пребывая будто внутри собственного тела. Это было странно и даже немного страшновато… Она почему-то видела его таким огромным и тяжелым над собой, что ей было трудно дышать, видела свою руку с бокалом, безвольно лежащую на диване, видела светлые пряди струящихся вдоль ее тела волос, но все это отмечалось ее мозгом как бы боковым зрением, потому что глаза ее смотрели в окно… или на окно, в одну точку… Там было грязное пятнышко на жалюзи… На него-то она и пялилась, не в силах сдвинуть глазные яблоки в другое место, не в силах пошевелить ни единым мускулом, потому что ее тело будто отделилось, и она утратила возможность управлять им.

Ее тело, или, в данном случае – живой саркофаг для ее души, глядящей сейчас на мир изнутри, слегка гудело от воздействия вина, но мозг работал очень ясно: она не была пьяна. Девушка понимала все, что происходит вокруг, понимала свою обреченность и причины собственной боли… Она видела в темноте кабинета тонкие, незримые обычному глазу, нити, светящиеся бело-голубым светом и тянущиеся к отцу (крепкая, прочная нить, самая толстая из всех), Брайану (тонкая, но не менее прочная), Эрнесто (тонкая, мерцающая и обрывающаяся где-то здесь, в пределах этой комнаты), Максу (все еще толстая, все еще прочная и очень яркая, как ни крути), и, наконец, Джонни (толстая, но делающаяся все тоньше и тоньше, по мере удаления от тела Лив, становясь хрупкой и едва заметной, но еще не оборванной на том конце). Лив старалась не дышать, ощущая, что если ее дыхание, или мысль, или слово заденут нить, то что-то больно резанет ее сердце, тот самый орган, из которого они берут свое начало… Мы не можем оставить тех, с кем нас связали бело-голубые нити. Мы всегда будем с ними, насколько это возможно, даже если придется наслаждаться их образами издалека, сохраняя вечную, тугую, как карамель, дистанцию…

Свет включился, и мир кабинета наполнился гулом голосов. Глаза Лив потеряли из виду нити, но зато уловили боковым зрением какое-то движение вокруг, однако, сил выбраться из глубин собственного тела и соединиться с ним, взять в руки центр управления движением глаз и всех остальных органов, у девушки не было.

– Лив… Лив? Ты… черт. – услышала она зов отца и его обеспокоенное восклицание. – Зачем ты столько выпила, дочь?

«Столько выпила??? Одна бутылка – и то, не прикончила до конца! Плохо же ты обо мне думаешь, папаша!» – пробежала в темноте головы бегущая строка зелеными буквами, и как объяснить отцу, что она, отчего-то, не может пошевелиться, угнетенная своими мыслями и настроением, подавленная собственной глупостью и бесполезностью?

Бутылка выскользнула из ее рук, и глухой стук ознаменовал, что ее донышко успешно столкнулось с паркетным полом кабинета.

– Что с ней, Эйден? Пьяна? – тихо и встревоженно спросил голос Брайана, и Лив испытала новую досаду.

– Похоже на то. – проговорил озабоченный голос Эйдена, а затем, через паузу и уже на отдалении:

– Ладно. Пусть пока посидит здесь. У меня переговоры с моим банкиром, она не помешает… Джулиан! Пригласи Белгрема.

– Оливия… Ты меня слышишь? – тихо, около уха прошептал Брайан, а затем, перед порядком раздраженной, но все еще запертой внутри себя девушкой пару раз помахали двумя пальцами, сложенными в букву «V».

«Клянусь, Брайан, если ты не прекратишь, я сломаю тебе эти пальцы в символ Макдональдса!»

К счастью для Брайана, этой милой угрозы он не слышал, так как, к всеобщему негодованию, телепатом, все же, как ни крути, не был. Еще секунду левое ухо Лив слышало его встревоженное дыхание, а затем вокруг стало явно пусто: все голоса переместились ближе к отцовскому столу.