Том 10. Письма, Мой дневник - Михаил Булгаков

Совершенно очевидно, что резолюция эта была продиктована Генриху Ягоде Сталиным.

Самое примечательное в резолюции — это ее дата: «12 апреля»! А сие означает, что Сталин принял это принципиальное решение до убийства Маяковского (если, конечно, Сталин не знал, что Маяковский будет убит). Смерть Маяковского подтолкнула Сталина к другому невероятному шагу — он сам позвонил Булгакову и побеседовал с ним. Но это было уже деталью, правда, важной, но не более того. Решение о сохранении жизни Булгакову он принял раньше! Решение это, надо сказать, оказалось гениальным во всех отношениях. Неожиданное, яркое и подтвержденное телефонным разговором!

Потрясенный писатель возликовал. Кабала, оглушенная неожиданным ударом, сникла (на время, конечно). Публика пустилась в сочинительство: в столице появилось множество легенд, мифов, небылиц... А в ОГПУ стали поступать такие свидетельства, что их не грех было бы переправить на самый верх. Вот одно из таких свидетельств:

Сов.секретно

НАЧСООГПУ тов. АГРАНОВУ

Агентурно-осведомительная сводка 5-го Отд. СООГПУ

от 24 мая 1930 года № 61

Письмо М.А. Булгакова.

В литературных и интеллигентских кругах очень много разговоров по поводу письма Булгакова.

Как говорят, дело обстояло следующим образом:

Когда положение БУЛГАКОВА стало нестерпимым (почему стало нестерпимым, об этом будет сказано ниже), БУЛГАКОВ в порыве отчаяния написал три письма одинакового содержания, адресованные на имя И.В. СТАЛИНА, Ф. КОНА (Главискусство) и в ОГПУ.

В этих письмах со свойственной ему едкостью и ядовитостью БУЛГАКОВ писал, что он уже работает в сов. прессе ряд лет, что он имеет несколько пьес и около 400 газетных рецензий, из которых 398 ругательных, граничащих с травлей и с призывом чуть ли не физического его уничтожения. Эта травля сделала из него какого-то зачумленного, от которого стали бегать не только театры, но и редакторы и даже представители тех учреждений, где он хотел устроиться на службу. Создалось совершенно нетерпимое положение не только в моральном, но часто и в материальном отношении, граничащем с нищетой. БУЛГАКОВ просил или отпустить его с семьей за границу, или дать ему возможность работать.

Феликс КОН, получив это письмо, написал резолюцию: «Ввиду недопустимого тона оставить письмо без рассмотрения».

Проходит несколько дней, в квартире БУЛГАКОВА раздается телефонный звонок.

— Вы тов. Булгаков?

― Да.

— С вами будет разговаривать тов. СТАЛИН (!).

БУЛГАКОВ был в полной уверенности, что это мистификация, но стал ждать.

Через 2—3 минуты он услышал в телефоне голос:

— Я извиняюсь, тов. БУЛГАКОВ, что не мог быстро ответить на ваше письмо, но я очень занят. Ваше письмо меня очень заинтересовало. Мне хотелось бы с вами переговорить лично. Я не знаю, когда можно сделать, т. к., повторяю, я крайне загружен, но я вас извещу, когда смогу вас принять. Но во всяком случае мы постараемся для вас что-нибудь сделать.

БУЛГАКОВ по окончании разговора сейчас же позвонил в Кремль, сказав, что ему сейчас только что звонил кто-то из Кремля, который назвал себя СТАЛИНЫМ.

БУЛГАКОВУ сказали, что это был действительно СТАЛИН. БУЛГАКОВ был страшно потрясен. Через некоторое время, чуть ли не в этот же день БУЛГАКОВ получил приглашение от т. КОНА пожаловать в Главискусство. Ф. КОН встретил БУЛГАКОВА с чрезвычайной предусмотрительностью, предложив стул и т. п.

— Что такое? Что вы задумали, М. А., как же все это так может быть, что вы хотите?

— Я бы хотел, чтобы вы меня отпустили за границу.

— Что вы, что вы, М. А., об этом и речи быть не может, мы вас ценим и т. п.

— Ну, тогда дайте мне хоть возможность работать, служить, вообще что-нибудь делать.

— Ну, а что вы хотите, что вы можете делать?

— Да все что угодно. Могу быть конторщиком, писцом, могу быть режиссером, могу...

— А в каком театре вы хотели быть режиссером?

— По правде говоря, лучшим и близким мне театром я считаю Художественный. Вот там я бы с удовольствием.

— Хорошо, мы об этом подумаем.

На этом разговор с Ф. КОНОМ был закончен.

Вскоре БУЛГАКОВ получил приглашение явиться в МХАТ 1-й, где уже был напечатан договор с ним как с режиссером.

Вот и вся история, как все говорят, похожая на красивую легенду, сказку, которая многим кажется просто невероятной.

Необходимо отметить те разговоры, которые идут про СТАЛИНА сейчас в литерат. интеллигентских кругах.

Такое впечатление, словно прорвалась плотина и все вдруг увидали подлинное лицо тов. СТАЛИНА.

Ведь не было, кажется, имени, вокруг которого не сплелось больше всего злобы, ненависти, мнений как об озверелом тупом фанатике, который ведет к гибели страну, которого считают виновником всех наших несчастий, недостатков, разрухи и т. п., как о каком-то кровожадном существе, сидящем за стенами Кремля.

Сейчас разговор:

— А ведь СТАЛИН действительно крупный человек. Простой, доступный.

Один из артистов театра Вахтангова, О. ЛЕОНИДОВ, говорил:

— Сталин раза два был на «Зойкиной квартире». Говорил с акцентом: хорошая пьеса. Не понимаю, совсем не понимаю, за что ее то разрешают, то запрещают. Хорошая пьеса, ничего дурного не вижу.

Рассказывают про встречи с ним, когда он был не то Наркомнац, не то Нарком РКИ: совершенно был простой человек, без всякого чванства, говорил со всеми, как с равными. Никогда не было никакой кичливости.

А главное, говорят о том, что СТАЛИН совсем ни при чем в разрухе. Он ведет правильную линию, но кругом него сволочь. Эта сволочь и затравила БУЛГАКОВА, одного из самых талантливых советских писателей. На травле БУЛГАКОВА делали карьеру разные литературные негодяи, и теперь СТАЛИН дал им щелчок по носу.

Нужно сказать, что популярность СТАЛИНА приняла просто необычайную форму. О нем говорят тепло и любовно, пересказывая на разные лады легендарную историю с письмом БУЛГАКОВА.

Уже пошли анекдоты.

Вчера, 24/V, на премьере «Три толстяка» в 1-м МХАТе опять было много разговоров по поводу письма БУЛГАКОВА. Между прочим, рассказывали еще об одном инциденте со СТАЛИНЫМ, очень похожим на анекдот.

Передавал это кто-то из артистов Художественного театра О. ЛЕОНИДОВУ.

Тов. СТАЛИН был второй раз на «Отелло», сидел будто бы в ложе один. К нему подсел актер ПОДГОРНЫЙ и начал говорить, что он очень болен, что за границей хорошо лечат, там хорошие доктора, хорошо бы проехать за границу, но как это сделать?

Тов. СТАЛИН хранил молчание. ПОДГОРНЫЙ почувствовал себя в неловком положении, думая, что СТАЛИН обиделся. Тогда он стал говорить, что, в сущности, конечно, и в СССР есть хорошие доктора, лечебницы, что можно, конечно, полечиться и в СССР.

Тов. СТАЛИН хранил молчание и не отвечал.

Тогда уже в отчаянии, дрожащим голосом ПОДГОРНЫЙ опять переменил разговор:

— Вот Вы, тов. Сталин, кавказец, Вы там долго жили на юге, не можете ли Вы мне посоветовать, на какой курорт мне поехать?

СТАЛИН внимательно посмотрел на Подгорного и, помолчав, вдруг отрывисто сказал:

— В Туруханский край!

ПОДГОРНЫЙ как ошарашенный выскочил из ложи.

Все это очень похоже на анекдот. Но надо заметить, что говорят об этом, подчеркивая не грубость СТАЛИНА, а бестактное поведение ПОДГОРНОГО.

Вообще чувствуется удивительное изменение т. н. «общественного мнения» к тов. СТАЛИНУ.

P.S. Никого из вождей вчера на премьере не было. Все думали, что будут ЛИТВИНОВ и СТАЛИН. («Я не шепотом в углу выражал эти мысли»).

По поводу этой сводки можно сказать только одно: среди осведомителей ОГПУ были виртуозы своего дела.

427

Источник, 1996, № 5. Печатается и датируется по первому изданию.

428

Письмо через знакомых было вручено секретарю Сталина с сопроводительной запиской: «Многоуважаемый т. Товстуха! Убедительно прошу Вас прилагаемое при этом письмо передать Иосифу Виссарионовичу Сталину. С уважением Михаил Булгаков. P.S. Не откажите уведомить меня о получении Вами этого письма. М. Б. 5 мая 1930».

10 мая Булгаков был зачислен в штат МХАТа.

429

Знамя. 1988. № 1. 3 Затем: Письма. Публикуется и датируется по второму изданию.

430

Есть все основания присоединиться к мнению авторов публикации писем М.А. Булгакова к В.В. Вересаеву в журнале «Знамя» о дате написания письма, поскольку Булгаков был зачислен режиссером в МХАТ в мае 1930 г.

431

Смидович Мария Гермогеновна (1875—1963) — жена В.В. Вересаева.

432

Письма. Печатается и датируется по первому изданию.

433

Эти письма — из рукописных воспоминании Л.Е. Белозерской. Она сама и комментирует их; «Делаю пояснения к письму от 16 июля. Оленька — Ольга Сергеевна Бокшанская, секретарь В.И. Немировича-Данченко, Федя — Федор Николаевич Михальский, администратор Художественного театра, Комиссаров и Лесли — актеры этого же театра. В скором времени после приезда из Крыма М. А. получил вызов в ЦК партии, но бумага показалась Булгакову подозрительной. Это оказалось „милой шуткой“ Юрия Олеши. Вообще Москва широко комментировала звонок Сталина. Каждый вносил свою лепту выдумки, что продолжается и по сей день.