Чаша отравы (СИ) - Герасимов Игорь Владимирович

— А народные предприятия? Ведь они, насколько я знаю, есть... — сказал Гена.

— Их очень мало. И они под «крышей» коммунистов. Не массово, увы, а только как исключение. И подвергаются прессингу. Многие сторонние хищники почему-то считают, что если где-то ресурс производится и распределяется эгалитарным способом, то его можно и нужно сожрать самому. А если этот же ресурс находится под властью такого же хищника, то нет. Многим представляется противоестественной и подлежащей уничтожению любая структура, где нет гедонистической верхушки и угнетенной массы.

— Богачи, кстати, гораздо более охотно объединяются во всякие клубные структуры, — заметил Денис.

— Да, именно, — согласился Смирнов. — Низы не очень-то жаждут объединяться помимо, в обход господ. Порой такие даже открыто говорят, мол, только частнику и государству дозволено организовывать людей, а самим, кооперативно — ни-ни. Не сметь!

— Стереотипность схем, в которые люди уже и так, худо-бедно, вовлечены? Нежелание бросать силы, время и запасы на нечто новое и рискованное? А у богачей и так избыток ресурсов, в том числе свободного времени, — предположил Гена.

— И это тоже... И еще, я уже говорил об этом, у многих представителей низов есть какое-то нездоровое, злокачественное, причем довольно искреннее, не из-под палки, стремление пожертвовать чем-то в пользу господ. Даже в виде отказа голосовать за коммунистов и их выдвиженцев, в виде поддержки откровенного жулья на выборах. Да, если бы массы низов не отключали собственное критическое мышление, не отказывались от собственных интересов, не жертвовали всем ради господ, прикрывающихся интересами веры и нации, то и устойчивых классовых, государственных структур не сложилось бы вовсе. Еще Ленин это подметил, помните? «Раб, сознающий свое рабское положение и борющийся против него, есть революционер. Раб, не сознающий своего рабства и прозябающий в молчаливой, бессознательной и бессловесной рабской жизни, есть просто раб. Раб, у которого слюнки текут, когда он самодовольно описывает прелести рабской жизни и восторгается добрым и хорошим господином, есть холоп, хам».

— Понятное дело, пожертвовать собственным благополучием, своим будущим... даже жизнью, ради всего общества — это оправданно. Но чтобы ради роскошной жизни верхушки, извращение какое-то, тут я согласен с Лениным... Такое действительно часто встречается... — произнес Денис.

— Угу, — сказал Смирнов. — Не все, правда, этот факт замечают с первого раза.

— Но у этих американцев всё же получилось, они ради себя стали жить, а не ради баев... — заметил Рахим.

— Да. Видимо, сошлось много факторов. То, что участникам, по сути, до объединения нечего было терять, они и так были бедны, ничего не имели, ни имущества, ни постоянной работы. То, что в коммуне у них стало всё общее, все стали всем обеспечены для нормальной жизни. То, что у них появилась общая судьба и общие цели. То, что каждый из них сознательно взял обязательство не стремиться к возвышению над другими. То, что их организовал такой уникальный, альтруистичный и в то же время умный человек, как Джонс. И этот уникальный практический опыт показал, что, в принципе, люди вполне способны вот так организовываться — и эта схема может быть очень устойчивой. Возможно, еще и потому, что менталитет у американцев более коллективистский, нежели у русских, которые испокон веков были коллективистами лишь по принуждению, в том числе под влиянием экстремальных климатических факторов, и такая модель всем осточертела. Русские на самом деле крайне индивидуалистичны, вопреки расхожим стереотипам.

— Может быть, может быть... — сказал Рахим. — Мы, таджики, стараемся держаться вместе, когда за границей. И узбеки, и киргизы. У нас, конечно, есть и свои господа. Но есть и организация, которая может хотя бы попытаться помочь в случае чего.

— Вот и я о том же... — сказал Иван. — В общем, удалось им. И власть увидела в этом крайне нежелательный прецедент. И убила всех. Клубные структуры — только для богатых. А бедняки обязаны грызть друг другу глотку за кусок хлеба. И подпирать снизу всю пирамиду угнетения. Чтобы все видели, каково быть там, на самом дне, и оставались послушными. А если всем будет куда смыться от этого инферно, то система рушится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А наши колхозы? — поинтересовался Гена.

— Коллективизация происходила в рамках построения социализма и была инициирована Советской властью. Хотя, даже несмотря на всемерную поддержку со стороны государства, вплоть до силового прикрытия, кулаки яростно сопротивлялись. Первоначально никто не планировал их раскулачивать — власть просто предложила всем желающим крестьянам объединиться в схему, выгодную им лично и обществу в целом. Но это означало, что бедняки переставали быть зависимыми от кулаков, которые опутали их кабальной зависимостью и заставляли вкалывать за гроши из года в год. Кулаки — это не те, кто сам лично, силами своей семьи, пахал от зари до зари. Кулаки — это те, кто давал деньги и продукцию в рост под грабительские условия, кто эксплуатировал батраков. И эти кулаки поняли, чем грозит им коллективизация — хотя первоначально их лично она не касалась. Не желая терять зависимых от них крестьян, они организовали кровавое сопротивление. Конечно, заведомо обреченное — раз власть была Советская... Беру примером первую коммуну, созданную питерскими рабочими на Алтае, сразу после революции, еще до того, как там окончательно установилась власть Советов. Про нее даже сняли фильм «Первороссияне», в очень необычном стиле, на полку положили, а, на мой взгляд, напрасно. Так вот, начали они пахать землю, и к ним стали приходить окрестные батраки. И местные землевладельцы, белоказаки, приказали сначала коммунарам закрыть коммуну и разойтись батраками по окрестным деревням, чтобы не больше определенного количества семей на деревню. Но не сломили духа коммунистов — они всё равно продолжали борьбу, агитацию. В условиях колчаковской власти их, конечно, всех вырезали тогда. Но это показательно — если люди сами хотят организоваться на принципах равенства и у них это получается, даже если это не затрагивает непосредственно имущественные интересы других, всё равно им мешают. Всегда. Доходит до убийств. Это, по-видимому, всеобщий социальный закон.

— Значит, этот путь уже бесперспективен? — уточнил Денис.

— По-видимому, да. Разве что такие поселения для желающих жить в равенстве устроить в той же Белоруссии или иной независимой от глобального капитала стране. Причем всем жителям поселений надо предоставить возможность и зарабатывать средства неотчужденным коммунарским трудом, и гарантировать минимально необходимый безусловный пакет благ для более-менее нормальной жизни. Чтобы высвободить значительное количество сил и времени для свободных действий по совершенствованию самих себя и мира вокруг, как индивидуально, так и коллективно, что, конечно, лучше. Дать всем возможность солидарно реализовывать высокое социальное жизненное предназначение, а не проедать и потреблять, соревнуясь, кто в чем преуспел по сравнению с остальными такими же бедолагами, крутящимися в угоду капиталу, словно белка в колесе. Возможно, это как раз и будут те самые зачатки нового коммунистического уклада в недрах старого, которые днем с огнем ищут некоторые левые теоретики.

— Отличная идея... — прокомментировал Рахим. — С удовольствием бы жил и работал там с семьей. Жилье строил бы, отделывал, ремонтировал...

— Еще вариант — с развитием информационных технологий можно было бы делать какие-нибудь удобные приложения, позволяющие гибко в режиме реального времени координировать действия людей, которые, например, открыто провозгласили бы неприятие элитарного принципа построения общества и взяли на себя соответствующие моральные, идеологические и организационные обязательства. Но сейчас я вижу другой вектор — предельное закручивание гаек, фашизация власти во всех капиталистических странах, лишение низов личного имущества, установление того, что сами же буржуазные идеологи, критиковавшие коммунизм, нарекли «тоталитаризмом».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})