Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева

— Амрокс переподчиняют Ведомству Крови.

— Вот как? Хреново.

— Не то слово.

Значит… значит, в следующие годы набора — полноценного, хотя бы на один класс — уже не будет, «кровянщики» и раньше не делились «сырьём», даже отходов на «мясо» не давали.

Они молча смотрели друг на друга, всё понимая: это конец училищу, дадут доучить уже принятых и… конец? Да. Впереди именно это. Но конец училища — это и конец всему спецвойску. Выбраковки, небоевые потери, отставки по возрасту… а пополнения не будет, Юрденал сделал систему замкнутой, помимо училища никто не попадал, остались последние… монстры-ветераны, что начинали ещё до Яр-методики, но они не в счёт. И мало их, и опора из них слабая, они все себе на уме. Так что, расформирование? Или тоже переподчинение? Но кому? А ведь кто-то же отдал приказ на операцию с Юрденалом. Что провернули это свои, было ясно с самого начала. Так могли сработать только прошедшие эту уникальную, что признаётся даже врагами, школу холодной расчётливой жестокости. А с Юрденалом у многих счёты, и внутри, и снаружи. Вплоть до кровных. Но… сработали свои, а приказал внешний, внутренний бы неизбежно засветился. А вот этого, приказавшего, вряд ли он лично разрабатывал операцию, детализировали явно свои, но они — только исполнители, приказавшего надо найти. Потому что переподчинение будет ему, и при расформировании основные кадры уйдут тоже ему. А такие вещи надо знать заранее.

— В Офицерском клубе нас не любят.

— Да, но у нас все права.

Показаться в офицерском клубе в форме спецвойск — это сидеть в одиночестве за отдельным столом. Да никто не остановит, но и не заговорит, в лучшем случае — официальный сдержанный кивок. Проклятые чистоплюи! У них, видите ли, честь и традиции! У нас тоже… свои традиции и своя честь! А в штатском туда не зайдёшь, не принято и даже запрещено. А идти надо. Хотя бы посмотреть на бывшего командира и увидеть, как с ним обходятся остальные. И вообще посмотреть на расклады.

— Тихая разведка?

— Согласен.

И там же присмотреть варианты на случай переподчинения и — аггелы своевольничают, когда Огонь пригашен — тоже вполне вероятного расформирования.

Ещё пара незначащих для постороннего уха фраз, и молодой соратник отправился к своему классу. Так, а что там на плацу? Строевая заканчивается и без потерь с обеих сторон. Безобразие! Разгильдяйство и халатность! Шестнадцать лет оболтусам, год до выпуска, и ни одного восьмилетку не смогли завалить. И те ни одной подлянки старшим не устроили. Придётся вздрючить капралов, чтобы жёстче работали, а то, в самом деле, без «мяса» останемся.

* * *

Дамхар. Усадьба капитана Корранта

573 год

Лето

1 декада

Летняя страда потому и страда, что всё как всегда, как испокон веку велось, а всё равно каждый год хоть в чём, да наособицу. Ну то жара, то дожди, и всё не вовремя, то ещё что, но это-то ладно, это всё ж-таки по-всякому бывало, а вот с людьми… никогда не знаешь, куда и как шарахнет голозадых и как из этого выпутываться, чтоб ни себя, ни других не подставить. И началось… странно, и продолжилось… небывало. Для всех. И в малом, интересном и важном только семье, и в большом, затрагивающим многих, не взирая на кровь и клейма.

Приезд на каникулы старшего сына, а теперь к тому же не бастарда, а законного наследника и раньше сумятицу, небольшую и, в общем, привычную, но создавал.

И в этот раз началось с суеты приветствий, раздачи подарков, предъявления табеля и похвальных грамот — молодец, всерьёз за учёбу держится, зарабатывает баллы для будущего распределения — и обустройства малой веранды под его комнату. В общем ничего необычного. Работая у себя в кабинете, Ридург Коррант слышал этот, в общем-то, обыденный шум дневной усадьбы, не вслушиваясь. Потому как, если что, то есть кому навести порядок, а если совсем серьёзно, то его известят. Ага, а заказов на детскую одежду стало больше, и не так по посёлкам, как личных, так что пометим: детских каталогов прибавить, а там уже и для школ начнут заказывать…

Пронзительный женский визг, крик, топот… Это ещё что?! Опять Гирр Малуше мешает? Вот неугомонный! Было же уже, когда он стакан маринада со смесью перцев выпил и со злобы миску с уже нарезанными овощами перевернул. И кричал, что ему нарочно подсунули, а Малуша потом полдня ревела, что ей заново всё готовить.

Коррант невольно усмехнулся, понимая, что придётся идти разбираться, поскольку шум не затихал, а усиливался, но тут распахнулась дверь, и Милуша с непритворным испугом крикнула:

— Хозяин! Рыжий с ума сошёл!

Её оттолкнули, почти отбросили, и в кабинет ввалились Рыжий и Гард. Рыжий, взлохмаченный с бешеным лицом, как из рукопашного боя. Правая рука вздёрнута к потолку и на ней висит Гард, тщетно пытаясь опустить и отобрать… что там у Рыжего в кулаке?

— Отдай! Не смей! … — захлёбываясь и по-детски взвизгивая, кричит Гард, а Рыжий злобно рычит большим фронтовым загибом.

И, конечно, толпа ахающих и охающих следом, и Гирр тут же…

— Смирно! — рявкнул, вставая из-за стола, Коррант.

Это подействовало. Все замолчали, как выключенные. Внешне небрежным и очень точным движением руки и плеча Гаор стряхнул Гарда на диван и, шагнув к столу, поставил перед Коррантом маленький пузырёк из тёмного стекла с ярко-зелёной закручивающейся пробкой-колпачком.

— Вот, — его голос стал ровен и спокоен до безразличия, за которым еле угадывалось продолжавшее клокотать бешенство. — Это энергин, или пойло, или зелёнка. В чай, или в ликёр, или ещё во что капают. Одна капля и сотню оттрахаешь, а назавтра две капли нужно, а послезавтра в ногах валяешься и сапоги целуешь, чтобы глотнуть дали, а дети потом рождаются без рук, без ног, без мозгов. Ты отец, ты и решай, сколько сыновей и внуков тебе нужно. И каких.

Тяжёлая, пригибающая головы, действительно гнетущая тишина обрушилась на людей. И в этой вязкой тишине неестественно медленными движениями Коррант взял двумя пальцами за пробку и донышко пузырёк, поднял, вгляделся в этикетку — бессвязный, нет, бессмысленный для непосвящённого набор цифр и букв — и развернулся к полке с храмовыми безделушками за своей спиной, сдвинул её, открывая сейф. С каждым мгновением его движения убыстрялись, а тишина сменялась возбуждённым дыханием людей, толпящихся в кабинете и в дверях. Хлопок закрывающейся дверцы, стук встающей на место полки и спокойный