Замри и прыгни - Наталья Нечаева

— Доброе утро, Зойчик, — скажет Ритуля. И начнет заваривать себе кофе.

В этом, пожалуй, было одно из немногих их отличий: Зоя по утрам пила исключительно чай с молоком, а Ритуля — непременно кофе. Завтракать в такую рань, понятно, они не могли. Поэтому черед бутербродов наступал часа через два, когда обе женщины, уже собранные, намакияженные и вкусно пахнущие духами, снова появлялись на кухне перед отъездом в офис.

После завтрака кто-то из них уезжал первой. Оставшаяся мыла посуду и приводила в порядок кухню. В офисе они никогда не появлялись вместе. Это тоже было частью разработанной и успешно претворяемой в жизнь легенды.

Поэтому пробуждение в одиннадцать часов, да еще насильственное (ведь если бы не позвонила Ритуля, она наверняка спала бы еще!), представлялось не просто удивительным — невозможным!

Зоя быстро вскочила с кровати, застелила постель и юркнула в душ. С удовольствием подставляя затекшую от долгого сна шею под сильные горячие струи, прикидывала, что именно она сумела проспать. Получалось — ничего. С утра особых дел не намечалось. Переговоры с мюнхенским родственным агентством — в полдень, потом — деловой обед, ресторан она заказала еще три дня назад. А уж после обеда… Зое неожиданно стало зябко под потоком горячей воды. После обеда она должна сделать ЭТО. В шестнадцать часов. Без пары минут. Потом необходимый официоз и неожиданный визит.

Зоя поежилась и выскользнула из-под парящего водопада. Закрыла воду, растерлась жестким полотенцем, не жалея нежной, размякшей под горячим душем кожи. Установила переключатель до отказа на синий сектор и резко подняла ручку, открывая кран. Из душа ринулась холодная вода. Неудержимая, она обжигала тело долетающими брызгами — как угольками, отлетевшими от костра. Зоя подождала, пока водоизвержение станет абсолютно ледяным, и смело шагнула в сердцевину жгучего потока.

Воздух исчез, дыхание остановилось, тело отчаянно завопило, требуя немедленного освобождения из смертельно холодных пут. Женщина, однако, спокойно досчитала до шестидесяти, глубоко вдохнула и повела обратный отсчет. С последней цифрой — один — Зоя с громким гортанным рыком выскочила из душа. Снова растерлась.

Вот если бы ей полгода назад кто-то сказал, что она сможет каждое утро истязать себя подобными водными процедурами, это вызвало бы лишь недоверчивое хихиканье. Ее нетренированное, рыхлое, хоть и окантованное изрядной прослойкой жира тело совершенно не было приспособлено к подобному экстриму. Как Ритуле удалось уговорить ее на этот эксперимент в первый раз? Хотя и уговаривать-то не пришлось. Зое было настолько все равно, что она спокойно дала поставить себя в ванну и включить воду. Правда, в тот самый первый раз Маргарите пришлось силком продержать ее под ледяными струями целых десять секунд, после чего Зоя, рыдая и отплевываясь, еще час приходила в себя.

Но у них уже тогда был план. И для его исполнения нужны были силы. Поэтому на следующий день под строгим присмотром подруги Зоя влезла под душ сама. И теперь спокойно выдерживает ледяной водопад почти три минуты. Причем ощущение после этого — словно святое крещение приняла. Радостное, светлое, словно снова стала ребенком, хочется петь, кружиться, летать.

Длинное зеркало старинного, годов шестидесятых прошлого века, шкафа отразило обнаженную женскую фигуру. Длинные стройные ноги, очень тонкая — пальцем перещипнуть — талия, красивая высокая грудь. Впечатление капельку портил чуть обвисший живот, но Зоя мгновенно втянула в себя воздух, выпятила грудь и сравняла плоскость живота и грудной клетки. Повертелась влево-вправо, критически обозрела бедра: не худо бы еще подкачать. Щипнула себя за талию, свободно зацепив пальцами кусок кожи: и здесь еще многовато висит…

В общем же и целом осмотром своей фигуры Зоя осталась довольна. «Потрясающий успех молодого спортсмена», — буркнула она себе под нос, впрочем, весьма удовлетворенным тоном. Надела нижнее белье, ажурное, жарко-золотого цвета с серебряной изморозью узора, дорогое и изысканное (раньше о подобном белье да еще за такие деньги она и помыслить не могла), влезла в тугой обтягивающий джемпер цвета густой бирюзы, серые, с едва заметной голубой искоркой, мягкие брюки и такой же пиджак. Придирчиво оглядела себя с ног до головы. Женщина, стоящая напротив, представлялась стильной и загадочной.

Так, теперь макияж. За прошедшие полгода под чутким руководством подруги Зоя овладела этим искусством вполне виртуозно.

Водяной пар в ванной уже рассеялся, зеркало очистилось, и женщина с удовольствием занялась своим лицом. Подкрасила ресницы, очертив большие ясные глаза, слегка подправила кожу тональным кремом и едва розовыми румянами, мазнула мягкой кисточкой с коралловым блеском по красивым пухлым губам, отчего рот стал влажным и блестящим.

Последний штрих. Зоя оттянула веки и умело вставила контактные линзы. Голубые глаза мгновенно приобрели глубокий темно-зеленый оттенок. Как лесное озеро в пасмурный день.

Все? Из таинственного зазеркалья на женщину смотрела Зоя и не Зоя. Ежедневно сталкиваясь в зеркале взглядом с этой незнакомкой, она некоторое время недоуменно вглядывалась в ее лицо. Такое близкое и такое непривычное. С кардинальной сменой собственного облика она так и не смогла окончательно свыкнуться, каждый раз заново удивляясь: что тут, в их ванной, делает эта посторонняя юная и очень эффектная особа?

Короткий, в полсантиметра черный ежик на голове выгодно подчеркивал идеальный овал черепа, делая физиономию невероятно молодой и задорной. Особенную стильную игривость и женственность придавала и единственная длинная прядка, упругим локоном завивающаяся от правого уха почти до плеча.

Зоя задумчиво накрутила локон на палец, дернула и отпустила. Прядка подскочила чуть выше, щекотнув тонкую бледную кожу щеки.

Привет из прошлой жизни — так называла Ритуля этот остаток некогда пышной Зоиной гривы. Тот самый, что жуткие бандиты оставили на ее голове после незабываемой «модельной» стрижки. Зоя тогда механически заправила одинокую прядку за ухо и обнаружила ее лишь через неделю, когда они с Ритой вышли из страшного запойного ступора и, наконец, оглядели себя, узнавая и не узнавая. Вот на кухонном окне стоит их последняя бутылка, убогого серого стекла, с дешевой этикеткой, приобретенная ночью из-под прилавка в местном дворовом киоске. Что в ней на самом деле находилось — одному Богу известно. Хорошо, что выжили.

Хорошо?

Конечно, хорошо.

Сейчас бутылка перевязана по горлу, как дорогой подарок, огромным красным бантом. Вместо пробки торчит белая потрепанная бумажка, распушенная по краям, как неуклюжий бумажный цветок — рецепт на транквилизаторы. Подруги специально соорудили эту «икебану», чтобы ни на минуту не забывать, что с ними произошло. Чтобы не завяла злость и не развеялась сигаретным дымком потребность отомстить. Бумажку с рецептом у самого бутылочного горла тоненько перехватывает металлическое колечко, на котором висят два старых ключа. От этой самой квартиры. Замки они поменяли и теперь пользуются другими ключами. А эти висят тут, на почетном месте, как символ того, что прошлая жизнь закрыта навсегда. И дверей, которые могли бы отпереть эти старые железячки, больше не существует. Зоя легонько, ногтем, тронула ключи.

Металл тонко звякнул, женская голова, лежащая на руле, поднялась, на Зою уставились заплаканные припухшие глаза.

— Чья квартира? — спросила Рита.

— Не знаю, — пожала плечами Зоя. — Какая разница?

— Но нас хоть за взлом не заметут?

— Сегодня — точно нет, а утром — посмотрим.

Квартира оказалась крохотной уютной «двушкой», со старой, хорошо сохранившейся мебелью и чистенькими синтетическими паласами по всему пространству. Видно было, что хозяева свое жилье любили и лелеяли, соответственно и обихаживали, насколько позволяли средства. Панельная пятиэтажка, в которой размещалась квартира, притулилась на самой окраине города. Впрочем, к городу это место стало относиться совсем недавно, с тех пор как расформировали воинскую часть и снесли ограждающий ее железный забор.

Все три окна нечаянного жилища выходили в чистое поле, за которым маячил редкий болотистый лесок, правда, разглядеть окрестности женщины удосужились не скоро. А тогда, ночью, удовольствовались тем, что с высоты третьего этажа не просматривались никакие иные жилые строения. Темнота и дождь. Это было очень кстати. По крайней мере никто не мог заглянуть в окна, потому что штор на них отчего-то не было. По сравнению со всем остальным — чистеньким, аккуратным, ухоженным, это выглядело несколько странно: прозрачный тюль, который, что есть, что нет, едва прикрывал чисто вымытые стекла. А непременные тяжелые портьеры, которые должны были оградить жилище и от холода, и от утреннего раннего солнца, отсутствовали.