Изувер - Анатолий Безуглов

В "Волге" продолжался разговор, начатый еще в городе. О том, насколько можно доверять показаниям Каменевой на последнем допросе, проведенном Гольстом. Действительно ли в момент выстрелов Борис находился в другой комнате?

- А что, если она по какой-то причине хочет насолить мужу? - высказал предположение Ворожищев.

- Мне показалось, что она была искренна, - ответил Владимир Георгиевич. Видно, что любит его, жалеет.

- И ревнует, - добавил Сергей Михайлович. - А где ревность, там такое может быть...

- Зачем же ей доставлять Борису крупные неприятности? - возразил Гольст. - Тем более, раз речь идет о таком серьезном, даже страшном деле.

Зачем ей давать нам повод подозревать Бориса в убийстве?

- У женщин на первом плане эмоции, а уж потом логика, если она вообще кому-то из них свойственна, - усмехнулся Ворожищев. - Разве не было в вашей практике случаев, когда ослепленная ревностью женщина без рассуждений шла на что угодно?

- Почему только женщина? - заметил капитан Самойлов. - И мужчина из ревности может такого натворить - не приведи Господь!

- Посмотрим, - неопределенно произнес Гольст. - Вернется с охоты Ветров - допросим.

- Удивляет, что Борис не поделился со следствием своими подозрениями о том, что Ларису убил отец, - сказал Ворожищев.

- Наверное, не хотел ворошить память об отце. Того все равно не воскресишь и не привлечешь к ответу... Да и подозрения эти в любом случае бросают тень на самого Бориса. Каково ходить в сыновьях убийцы невинной девочки, а?

Ворожищев ничего не ответил.

Машины въехали в поселок. "Газик" остановился возле здания отделения милиции. Следом за ним тормознула "Волга".

К группе, отправляющейся на обыск, присоединились участковый инспектор и заместитель председателя исполкома поселкового Совета.

От Ольги Каменевой Гольст узнал, что у Бобринской имелись ключи от дачи, Борис за небольшую плату попросил соседку, как и в прежние времена, присматривать зимой за домом. Дачу открыли и вошли в нее вместе с понятыми, за которыми сходил участковый.

- Начнем с погреба, - сказал Гольст, предварительно объяснив понятым, какие функции они должны выполнять.

В погребе имелась электрическая лампочка. Выключатель находился наверху, в комнате. Вместе с Гольстом и понятыми в погреб спустился сотрудник райотдела милиции со специальным приспособлением трупоискателем.

Пол был мягкий, посыпан песком.

Щуп легко входил в грунт. Сверху, через люк, за происходящим наблюдали Ворожищев, Самойлов и другие.

Стояла мертвая тишина.

- Есть, - вдруг раздался спокойный голос сотрудника милиции, когда щуп в очередной раз погрузился в песок.

- Лопату! - негромко скомандовал Владимир Георгиевич. Он старался быть спокойным, но все-таки не мог скрыть волнения.

Через несколько минут откопали красную детскую туфлю, две коробки с играми. Все напряженно замерли. Когда из песка показалась рука, одной из понятых стало плохо.

Это был полуразложившийся труп Ларисы Ветровой.

...Обыск вели почти до самой ночи.

Была тщательно осмотрена вся дача, а также сарай на участке. В большом деревянном ларе среди рухляди Гольст обнаружил металлический ящик. Вскрыли его. Там, в частности, оказалась толстая общая тетрадь с записями - что-то вроде дневника или памятной книжки.

Владимир Георгиевич изъял эту тетрадь.

Тело девочки отвезли в морг.

Гольст успел еще провести допрос Бобринской и двух соседей Ветровых, оказавшихся случайно в поселке. Затем поехали в город. В дороге, хотя все изрядно устали, разговор не прерывался ни на минуту. Вертелся он вокруг одного: кто же убил девочку? Есть ли связь между ее убийством и последующими трагическими событиями на даче Ветровых?

- Надо же, - сказал Ворожищев. - Слова Бориса о том, что сестра убита и закопана в погребе, подтвердились. Интересно, он знал это наверняка или интуиция?

- Ничего себе вопросик, - усмехнулся Гольст. - Ответ на него может стать разгадкой ко всему преступлению.

- Вы хотите сказать: он знал потому, что сам убил? - уточнил Сергей Михайлович.

- Это одна из версии, - ответил Владимир Георгиевич. - Вторая - Ларису убил отец и проговорился сыну.

Третья - Борис что-то заподозрил, когда обнаружил в подвале участок с рыхлой почвой, стал копать и увидел труп сестры...

- Но почему в таком случае он не сообщил в милицию? - задал вопрос Ворожищев.

- Возможно, боялся, что подозрение падет на него, - ответил Голыл. Вспомните, кто находился на даче, когда исчезла Лариса? Только Борис и отец.

Выходит, что убийца - один из них.

- Девочку могли убить и не на даче, - подал голос капитан Самойлов. - А потом уже перенесли труп и закопали в погребе.

- И это, конечно, не исключено, - сказал Гольст. - Хотя... Подумайте, какой риск нести тело в дом, лезть в погреб, рыть яму и так далее. Вспомните, что с момента исчезновения Ларисы на даче все время был кто-нибудь из Ветровых. Шли поиски девочки, люди в поселке были встревожены. К каждому подозрительному человеку или событию - особое внимание...

- Да, - согласился инспектор уголовного розыска. - Но после гибели Ветровых и их похорон дом пустовал.

Поселок тоже обезлюдел, почти все дачники съехали.

Аргументы Самойлова были вполне убедительны. Но тогда вставал вопрос:

кто же мог совершить такое страшное злодеяние? Совершенно посторонний человек - вряд ли, убийца должен был хорошо знать план дачи, иметь ключи.

Значит, кто-то из родственников, знакомых, соседей?

Время в дороге пролетело незаметно. Перед тем как расстаться, наметили конкретные мероприятия, которые следовало провести на следующий день.

Обнаружение трупа девочки круто меняло ход расследования.

В эту ночь Владимир Георгиевич так и не смог уснуть. Все думал, сопоставлял, анализировал. Его очень заинтересовала тетрадь, обнаруженная в сарае на даче. В том, что она принадлежала Борису Ветрову, сомневаться не приходилось: стоило лишь сверить его почерк в документах, находящихся в деле, с записями в тетради.

В своем дневнике Ветров записывал мысли, казавшиеся ему значительными, изречения, чем-то поразившие его, отражал в нем некоторые события из своей жизни. Борис не удосуживался, как правило, помечать, кому принадлежат те или иные высказывания. Могло даже показаться, что они - плод размышлений самого Бориса. Но, вчитываясь все глубже, Гольст понял: многие из мыслей не его. Некоторые Владимир Георгиевич уже где-то встречал, да и стиль афоризмов выдавал принадлежность их разным авторам.

Вот, например, какие перлы вычитал из дневника Владимир Георгиевич:

"Деньги - это то, что есть у других и что нужно добыть мне".

"Бескорыстно любите деньги".

"Нет такой высокой стены, через которую не мог бы перешагнуть осел, нагруженный золотом".

"Отсутствие денег у людей - порок.

Человек без денег - просто не человек".

Гольст отметил, что деньги и все связанное с ними очень занимало воображение Ветрова. Это был его, если можно так выразиться, пунктик.

Заинтересовали следователя и такие записи:

"Дети начинают с любви к родителям, а потом судят их".

"Зачем надо работать на потомство, когда потомство для тебя все равно ничего не сделает?"

Чем больше Гольст углублялся в чтение, тем ярче представал перед ним человек, писавший этот дневник.

Ветрову нельзя было отказать в целенаправленности. Но что это была за направленность!

"Мораль - это выдумка человека, а не вывод из жизненного опыта".

"Совесть непобедима лишь для слабых духом. Сильные, быстро овладевая ею, подчиняют ее своим целям".

"Коллектив - это сброд, где каждый человек теряет свою индивидуальность".

"Народ - раб, лишь немногие призваны быть господами".

Владимир Георгиевич все больше поражался: откуда у молодого человека такое преувеличенное самомнение? То, что Ветров не считал себя "сбродом", заурядностью, было совершенно явно.

Каждая строка его дневника вопила о том, что именно он, Ветров, - один из "немногих", которые стоят выше других.

"Что это? - думал Гольст. - Больная психика? Бред?" Но на бред писанина Бориса не походила. Ход его мыслей, сами идеи - все отдавало холодной рассудительностью, трезвым, циничным расчетом.

"Времена святош и старинных добродетельных рыцарей миновали давно.

Все, что становится поперек дороги, - буква ли закона, чужая ли воля надо сметать или умело обходить". Тут же Борис делает запись, вероятно, отвечающую его жизненным планам: "Жениться, чтобы сделать карьеру. Сделать карьеру, чтобы иметь независимость и власть. Иметь власть, чтобы иметь деньги". После этого откровения он добавляет по-латыни. "Ум кумо", что означает "любым способом". Владимир Георгиевич уже встречал это изречение: оно было выведено на обложке дневника крупными буквами...

Когда Гольст кончил читать дневник, он подумал: "Неужели все это писал молодой человек, только-только вступающий в жизнь? Ни одной светлой, романтической мысли. Ни единой строки, в которой бы проглядывали возвышенность устремлений, восторженность юности". Владимир Георгиевич словно прикоснулся к чему-то холодному - куску льда, железа... И еще.