Клянусь, я твой (СИ) - Эндри Полина

Поражение в моем голосе обжигает горло:

— Ким… Что ты такое говоришь?

Откуда вдруг взялась эта рваная пустота в моей груди, это гулкое отчаяние?...

— По правде, я не могу… Я не могу выносить прощания.

Ким собирается говорить что-то ещё, но она не успевает открыть рта, как воздух прорезает тонкий всхлип. Кимберли поворачивает голову и я вижу, как на короткий миг она замирает, у нее перехватывает дыхание, когда она видит Оливию. Малышка потрясённо стоит, ее коленки дрожат, а из глаз вот-вот готовы сорваться слёзы. Судя по виду Оливии, она сама не ожидала от себя такого проявления чувств.Кимберли медленно поворачивается к малышке, по ее щекам уже градом катятся слёзы, которые она игнорирует. Ким делает шаг и опускается перед ней на корточки. Короткий ремешок ее сумки сползает аж до локтя, но она не обращает на это внимания.

— Оливия, — она спокойно растягивает губы, но видно, что улыбка эта полна горечи и печали. Ее голос, вздрогнувший и вдруг упавший, режет напополам мое сердце. Из ее горла вырывается всхлип, Кимберли качает головой, берет над собой контроль и снова улыбается, продолжая надрывным голосом: — Девочка моя, я хочу, чтобы ты знала. Я никогда не хотела бросать тебя. Мой папа… Мой папа всё сделал так, чтобы мы с Кейном расстались. Я всегда тебя очень сильно любила и до сих пор люблю.

Ее слова несут за собой тягучую пустоту тишины.

— Даже больше, чем Кейна? — спрашивает наивно ребенок.

— Даже больше, чем Кейна, — губы Ким трогает самая нежная улыбка, какую я когда-либо видел. — Обнимешь меня?

Оливия внимательно смотрит на нее из-под припущенных век. Наверное, она думает, что-то решает в своей маленькой голове, но затем она не выдерживает и бросается к Ким на шею, обхватывая маленькими ладошками ее волосы. Я вижу, как по лицу Ким прошлась гримаска облегчения, как она отчаянно прижимает к себе малышку и прикрывает глаза, несмотря на слёзы, что продолжают градом катиться по ее щеках. Когда их руки разъединяются, Кимберли уже держит в руках белого пушистого зайчика. Она улыбается сквозь слёзы.

— Это тебе, моя девочка. Я надеюсь, что когда-нибудь ты простишь меня.

Кимберли наклоняется и целует ее в лобик, осторожно убрав перед этим волосы. Она вытирает ладонью щеки, сделав глубокий вдох, встаёт и оборачивается ко мне. Наши глаза встречаются и я чувствую вставший ком в горле, когда понимаю, что пришел мой черед. И я не понимаю, откуда оно?.. Это незнакомое чувство схоже с ощущением, будто на месте сердца у меня крутится железное веретено с металлическими шипами и пиками, которое при каждом вздохе рвёт на части мои внутренности. «Нет», — шепчу я одними губами. Ким медленно подходит ко мне. На ее лице всё та же полная горечи улыбка. По щекам уже текут новые беззвучные слёзы.

— Ты спрашивал, что это за мужчина, которого ты видел со мной, — от звука ее севшего гортанного голоса мое сердце уже в который раз за сегодня замирает. — Это Том. Том Брукс. Мой оператор, мы вместе работаем уже год. Между нами ничего нет, хотя могло быть. Они… Многие мужчины предлагали мне отношения, но ничего не вышло. Потому что после тебя я так и не смогла, — в конце ее голос всё-таки срывается, из-за чего Ким прикусывает губу, чтобы унять её дрожь. У меня леденеет дыхание.

— …Потому что я не забыла тебя. Даже зная, что ты предал меня… Боже, — из ее груди вырывается надрывной всхлип, она задирает голову вверх и зажимает рот ладошкой, ей трудно продолжать говорить. Сделав пару глубоких вдохов, она берет себя в руки и снова смотрит на меня. — Всего слишком много и я не могу… Это слишком больно. Мне больно даже просто смотреть на тебя. Я пыталась… Я правда думала, что справлюсь, но это выше меня, прости, — Кимберли делает шаг ко мне и вкладывает что-то в мои ладони. Я чувствую обжигающее тепло ее пальцев, но так же быстро оно пропадает. — Я хочу, чтобы мы оба запомнили всё только самое хорошее. Будь счастлив, Кейн Тернер.

Она дарит мне последнюю сжигающую душу улыбку и поворачивается, стуча каблуками по полу. Я медленно опускаю голову и заторможенно шевелю пальцами, я смотрю на самодельное сердце, вырезанное из дерева, которое я дарил ей пять лет назад… Она сохранила его. Вот он, тот самый знак.

Кимберли уходит, оставив дверь открытой.Что-то меняется в моих глазах, я смотрю на сердце в своей руке и словно впервые его вижу. Мои брови задумчиво опускаются, пульс начинает учащаться, сердце ускоряет удары… Я пулей бросаюсь за ней и лихорадочно вылетаю на улицу.

— Ким. Кимберли, погоди! — зову я, но такси уже тронулось с места.

24

Я стою в долгом ожидании, постучав в дверь номера, по кончикам пальцев проходится ток, мышцы нервно гудят, а может, это только для меня секунды застыли в неопределенном промежутке вечности.Она улетает через два часа.Я не выдержу, если она уедет. Я просто этого не переживу. Она нужна мне как воздух, как свет. Всю ночь я не спал в раздумьях и пришел к выводу, что я буду полным идиотом, если позволю ей уйти. В ушах снова звучит ее отчаянная, полная боли мольба:будь счастлив, Кейн Тернер.

Любимая, ты правда думаешь, что без тебя это возможно?.. Когда дверь передо мной распахивается, меня почти что застают врасплох эти невероятной глубины ошеломленно распахнутые глаза, растерянность на красивом лице и лёгкая нескординированность в движениях. Кимберли замирает, сжав золотисто-белую рубашку в пальцах руки, я вижу где-то позади нее чемодан и разбросанную по стульям одежду.

— Кейн? — теперь уже ее очередь удивляться.

Быть может, я бы насладился этим зрелищем, оттянул время, дал ей прийти в себя, но в моих глазах уже пламенеет огонь, он разгорается с такой силой, что я боюсь, как бы не сжечь пламенным пожаром здание. И я делаю то, что окончательно выбивает из меня контроль, я напрочь теряю голову, остервенело врываюсь в номер, обхватываю ее лицо и самозабвенно целую, с жаром впиваясь в мягкий рот.

Из горла Ким вырывается тихий болезненный всхлип, от которого мое сердце сжимается так, будто внутри бьют в набат. Я с титанической силой воли отрываюсь, только чтобы взглянуть на нее, но ужеслишком,слишкомпоздно, – меня трясет от бешеного тока крови по телу, мои глаза горячо горят, по венам уже течет бурная смесь из расплавленной магмы и пламени, и возможно, я бы всерьез испугался за свою способность держать над собой контроль, если бы не ее взгляд. В ярко-серых глазах я нахожу все, что побуждает меня двигаться дальше: я вижу в них смесь восторга и тревоги, жажду любви и ничем неприкрытый страх. Она обезоружена передо мной и так беззащитна, выражение ее лица вдруг становится чувственным и таким ранимым.

Я притягиваю ее еще ближе, завожу ладони дальше, запустив обе руки в светлые густые волосы. Выдав судорожный вздох, я прижимаюсь своим лбом к ней, мотая головой. Ким издает звук, борясь с сжимающим горло спазмом.

— Неужели ты думала, что я отпущу тебя? — я шепчу, задыхаясь собственными словами. — Неужели… Неужели после всего ты решила, что моей любви будет недостаточно, чтобы исцелить нас обоих?

Ким глотает, кусая губу, и по её левой щеке скатывается слеза.

— Кейн, прошу, не надо...

Ее бессильный шепот оседает в моих ушах глухой, отчаянной мольбой, как последнее взывание, что пытается остановить бурю-цунами, которая надвигается.

Я вижу, до какой степени ей больно. Ким наивно полагает, что сбежав от меня, эта боль пройдет. Но она станет только хуже, поверьте, я знаю.Тебе не деться от меня, Ким Уильямс.

Я ласково глазу ее волосы, кусая изнутри щеку, чтобы сдержаться самому.

— Ким. Я ведь тоже думал, что так будет лучше, я правда был готов отпустить тебя, - я смотрю ей просто в глаза, тревожно кусая щеку. - Но ведь я просто сдохну без тебя, Ким.

Она болезненно прикрывает глаза.

— Не говори так, ты делаешь мне больно.

— Тогда нам лучше обоим ничего не говорить, — я не могу больше сдерживаться, я тянусь и целую её так крепко и страстно, что у меня самого уже на второй секунде кружится голова. Я обнимаю ее так сильно, прижавшись всем телом, обвиваю руками хрупкое тело, мои пальцы уже исследуют ее кожу, скользят вдоль изгибов тела, ласкают, дразнят, тянут за одежду. И что самое удивительное и завораживающее, — она целует меня с не меньшей одержимостью, стоит мне оказаться вблизи, прижать ее к себе и Ким плавится, она поддается мне, словно нежный податливый шелк, и я хочу верить, что воздействую на нее с такой же непомерно большой силой, как она действует на меня. Мы оба сгораем в чувственном наслаждении, наше дыхание рваное, губы обжигающие, как раскалённое железо.