О понимании - Бхагаван Раджниш

— А она в гараже неплохо смотрится, — ответил он.

Все шины у этой машины были пробиты, толку от нее не было никакого. Чтобы передвинуть ее с места на место, ее нужно было толкать. Она просто гнила там. Но мой знакомый сказал:

— Я ее купил по хорошей цене.

Хозяйкой этой машины была старушка, которая работала здесь няней. Теперь она уехала в Англию.

— Если ты собирался купить машину, то по крайней мере ты мог купить такую, которая ездит! — воскликнул я.

— А мне не хочется водить машину, — ответил он, — меня вполне устраивает мой велосипед.

Велосипед у него тоже был выдающийся. Он так грохотал при езде, что о его приближении все догадывались за километр. У него не было ни крыльев на колесах, ни защитного чехла на цепи. Наверное, это был самый древний велосипед из всех известных человечеству. Звонка на нем тоже не было. Мой знакомый сказал:

— Тут не нужен звонок. Мой велосипед такой шумный, что люди разбегаются за полкилометра. И это здорово, ведь его нельзя украсть — никто, кроме меня, не может на нем ездить. Его крали два раза, и вора очень быстро ловили, ведь от него столько шума. К тому же все знают, что это мой велосипед. Я могу оставить его где угодно. Я иду в кино и не ставлю его на стоянку для велосипедов, за нее же нужно платить. А я могу его поставить где вздумается, и когда возвращаюсь, он всегда на месте. Все знают, что с моим велосипедом будут одни неприятности, так что лучше не связываться. Это раритет.

Чего у него в доме только не было... К примеру, поломанные радиоприемники. Он купил их по очень дешевой цене. Он был джайном, но у него хранилась поломанная статуэтка распятия Иисуса. Я его спросил:

— Зачем ты ее купил?

— Мне ее бесплатно отдала та женщина, у которой я покупал машину, — она мне ее предложила в качестве подарка. Я не верю в Иисуса Христа, но не мог отказаться от произведения искусства, — ответил он.

Я сказал ему о своем условии:

— Если я буду жить в этом доме, мои комнаты должны быть пустыми.

Он с радостью забрал все вещи из моих комнат. В доме уже было не повернуться, но он все забрал на свою половину. У него было так много мебели, что часть он сложил кучей на диван, так что сидеть на нем уже было нельзя. Я спросил его:

— Зачем?

— Ты не понимаешь, — ответил он, — я купил все эти вещи по такой хорошей цене! Когда-нибудь я женюсь, у меня будут дети. Им все это может пригодиться. Не беспокойся, когда-нибудь это понадобится.

Он подбирал даже то, что валялось на дороге, выброшенное кем-то за ненадобностью. Однажды мы шли с ним из сада к дому. Он заметил лежавший на земле руль от велосипеда и подобрал его. Я его спросил:

— Что ты с ним будешь делать?

— Сейчас я тебе покажу, — ответил он.

Я пошел за ним в его ванную. Там стоял почти собранный велосипед — ему не хватало всего нескольких деталей.

— Все части этого велосипеда я подобрал на дороге, — сказал он. — Я их собираю и соединяю между собой. Сейчас не хватает всего парочки деталей. Нет цепи и сидения, но я их достану. Когда-нибудь их выбросят. У меня впереди долгая жизнь, так что же тут плохого? В ванной велосипед отлично смотрится.

Жадность означает лишь то, что внутри ты ощущаешь глубокую пустоту. Ты хочешь заполнить ее любыми средствами — не важно какими. Когда ты это осознаешь, с жадностью уже ничего не нужно делать. Тебе нужно позаботиться о том, чтобы войти в контакт с целым, так исчезает внутренняя пустота. А с ней уходит и жадность.

Это не означает, что отныне ты живешь голым и босым; это значит, что ты живешь не только для того, чтобы накапливать вещи. Когда тебе что-то нужно, ты можешь получить это. Но во всем мире много сумасшедших, которые собирают вещи. Кто-то собирает деньги, хотя никогда не использует их. Странно — вещи нужно использовать. Но если ими не пользуются, значит, в них нет потребности. Эта ситуация принимает различные формы. Люди едят: они не чувствуют голода, но продолжают глотать еду. Они знают, что будут из-за этого страдать, что это приведет к болезням и ожирению, но не могут остановиться. Еда — это тоже процесс заполнения. Итак, есть много способов заполнить пустоту, но все равно она остается пустой, и ты продолжаешь страдать, ведь достаточно никогда не бывает. Тебе нужно еще и еще, и эта жажда бесконечна.

Я не считаю жадность разновидностью желания — это некая экзистенциальная болезнь. Ты не находишься в гармонии с целым. Только это может вылечить тебя, гармония с целым может сделать тебя святым. Интересно, что слово «здоровье» и слово «святой» происходят от одного корня «целостность»[2]. Когда ты чувствуешь свое единство с целым, исчезает всякая жадность. А что же делают религии? Они неправильно толкуют жадность как желание, поэтому стараются его подавить: «Не будьте жадными». Тогда случается другая крайность — полное отрицание. Жадный человек копит, а тот, кто хочет от жадности избавиться, начинает все отрицать. Здесь тоже нет предела.

Мастер-джайн Махавира никогда не признавал Гаутаму Будду просветленным по той простой причине, что у того было три комплекта одежды — всего лишь три, причем совершенно необходимых. Один, который вы носите, один нужно постирать, и еще один на всякий случай; может случиться так, что вещи не вернулись из стирки, или еще не высохли, или весь день шел дождь. Так что три — это минимум. Любые непредвиденные обстоятельства, и тебе понадобится еще один наряд. Махавира — категорический противник жадности и возвел это в абсолют — он живет голым. Будда носит чашу для подаяний. Махавира этого не признает, ведь даже такая чаша — это собственность, а просветленный, согласно Махавире, не должен владеть ничем. Чаша для подаяний... она сделана из скорлупы кокосового ореха. Ты раскалываешь кокос напополам, вынимаешь мякоть и из половинок скорлупы у тебя получается две чаши. Это самая дешевая вещь, которую можно себе представить, ведь иначе скорлупу выбросят, есть-то ее нельзя. Неправильно называть человека «собственником» за то, что у него есть такая чаша для подаяний.

Но если жадность воспринимать как желание и упрямо выступать против нее, тогда все можно назвать владением. Махавира жил нагишом, и вместо того, чтобы пользоваться чашей для подаяний, он складывал в чашу свои ладони. Ему было сложновато: две его руки были заполнены едой, и ел он как животное, потому что не мог использовать для этого руки. Ему приходилось ртом брать еду из чаши, сложенной из его рук.

Все на свете едят сидя, но Махавира считал, что, когда ты ешь сидя, ты съедаешь больше. Поэтому он учил своих монахов, что они должны есть стоя. Стоять и есть из своих рук. Один прием пищи — это все, что помещается в твои руки за один раз. Нужно съесть это стоя, и всю еду нужно есть вместе, и сладкую, и соленую. Махавира считал, что таким образом еда становится безвкусной, а наслаждаться вкусом еды — это значит наслаждаться телом, то есть материальным миром.

По моему мнению, жадность — это вообще не желание. Так что тебе ничего не нужно с ней делать. Тебе нужно разобраться с той пустотой, которую ты пытаешься заполнить, и задать себе вопрос: «Почему внутри меня пусто? Все сущее так наполнено, почему же внутри меня пустота? Может быть, я сбился с пути, я больше не иду в том же направлении, я больше не связан с Сущим. Вот в чем причина моей опустошенности».

Так что будь экзистенциален.

Отпусти себя, подойди ближе к реальности в тишине и покое, в медитации. И однажды ты увидишь, что полон, — ты переполнен, тебя наполняют радость, блаженство, благословление. У тебя так этого много, что ты можешь поделиться этим со всем миром, и все еще не исчерпаешься.

Тогда впервые ты не почувствуешь жадности — ни к деньгам, ни к еде, ни к вещам, ни к чему. Ты будешь жить, но исчезнет та вечная жадность, которую невозможно удовлетворить, та рана, которую нельзя исцелить. Ты будешь жить естественной жизнью, и все, что тебе будет нужно, придет к тебе.

Глава 2

Вера versus опыт

Истинная религия — впрочем, как и наука — может быть только единой. Не существует мусульманской, индуистской или христианской физики; это было бы нелепо. Но религии сделали именно это — их стараниями весь мир превратился в сумасшедший дом. Если наука едина, почему бы духовной науке тоже не стать единой? Наука изучает объективный мир, а религия занимается миром субъективным. Они выполняют одну и ту же работу, но делают это в разных областях.

В грядущие, более просвещенные времена религии не будет, будет только два вида науки: объективная и субъективная. Объективная наука будет изучать материальный мир, а субъективная займется миром духовным. Я против религий, но не против религиозности. Правда, такая религиозность все еще в зачаточном состоянии. Старые религии будут делать все от них зависящее, чтобы ее уничтожить: ведь рождение духовной науки будет означать смерть для всех этих так называемых религий, которые тысячи лет эксплуатируют человечество. Что же случится со всеми их церквами, синагогами и храмами?