Беглянка (сборник) - Элис Манро

Счастье, что у них с Энн не было детей. В самом деле счастье.

– Рассказываешь людям, а они считают себя обязанными приговаривать: какой ужас. Какая трагедия. И так далее.

– Можно ли их винить? – спросила Джулия, которая как раз собиралась произнести что-то в этом духе.

Нет, ответил он. Только дело обстояло сложнее. Ощущала ли Энн эту трагедию? Видимо, нет. А он? Человек ко всему привыкает, для него просто началась другая жизнь. Вот так-то.

Для Джулиет приятные знакомства с мужчинами были из области фантазий. Один-два киноактера, дивный тенор – не тот бессердечный мужественный герой – со старой пластинки с записью оперы «Дон Жуан». Генрих Пятый, каким его описал Шекспир и сыграл в известном фильме Лоуренс Оливье[7].

Нелепо, печально, только кому какое дело? В реальной жизни были только унижения и разочарования, которые она старалась поскорее забыть.

Ей случалось подпирать стену на школьных вечерах, возвышаясь над стайкой таких же лишних девчонок, и скучать, но неумело изображать радость на студенческих свиданиях с юношами, которые не слишком ей нравились и сами не питали к ней особых чувств. А в прошлом году ее угораздило поздно вечером отправиться на прогулку в Уиллис-парк с заезжим племянником своего научного руководителя и подвергнуться надругательству (она твердо решила не называть это изнасилованием).

На обратном пути он объяснил, что она не в его вкусе. А она от унижения не смогла ответить (и в тот момент – даже понять), что он тоже не герой ее романа.

У нее никогда не бывало фантазий, связанных с конкретными живыми мужчинами, а уж тем более с преподавателями. Мужчины постарше (в реальной жизни) виделись ей слегка отталкивающими.

Какого же возраста этот человек? Женат по крайней мере восемь лет, плюс еще два-три года, а то и больше. Значит, ему где-то тридцать пять – тридцать шесть. Волосы темные, вьющиеся, с сединой на висках, лоб широкий, обветренный, мощные, чуть сутулые плечи. Ростом примерно с нее. Широко посаженные глаза, темные, внимательные и вместе с тем настороженные. Подбородок округлый, с ямочкой, задиристый.

Она рассказала ему о своей работе, упомянула название школы – «Торранс-Хаус». (На что поспорим – ее называют «Транс»?) Призналась, что она не настоящий педагог, но там готовы были взять любого студента, занимающегося древнегреческим и латинским. За эти языки нынче мало кто берется.

– А вы почему взялись?

– Ну, наверное, чтобы выделиться.

А потом она сказала ему то, что, по своему убеждению, никогда не смогла бы открыть ни одному мужчине, ни одному юноше, чтобы их тотчас же не отпугнуть.

– И еще потому, что я это люблю. Люблю эти науки. Правда.

Ужинали они вместе (выпив по бокалу вина), а потом поднялись в неосвещенный панорамный вагон, где оказались наедине. В этот раз Джулиет не забыла свитер.

– Люди, наверное, думают, что вечером здесь не на что смотреть, – сказал он. – Но взгляните на эти звезды – они видны только в ясную погоду.

Вечер и в самом деле был ясным. В безлунной – пока еще безлунной – темноте плотными гроздьями висели звезды, слабые и одновременно яркие. Как всякий, кто живет и трудится на море, он знал карту звездного неба. Джулиет смогла распознать только Большую Медведицу.

– Это ваша исходная точка, – сказал он. – Отметьте для себя две звезды на боку ковша, против рукоятки. Нашли? Это указки. Смотрите, куда они ведут. Смотрите хорошенько – и увидите Полярную звезду.

И так далее.

Он показал ей Орион – по его словам, главное созвездие Северного полушария в зимнее время. И созвездие Сириус, и отдельно звезду Сириус, самую яркую на всем северном небе в это время года.

Джулиет радовалась, что с ней делятся знаниями, но порадовалась и тогда, когда настала ее очередь. Он знал названия, но не знал историю.

Орион, рассказала она, был ослеплен Энопионом, однако же вернул себе зрение, посмотрев на солнце.

– Его ослепили за красоту, но ему на помощь пришел Гефест. Потом он, правда, погиб от руки Артемиды и превратился в созвездие. Такое нередко случалось, когда какой-нибудь герой попадал в беду: он превращался в созвездие. Где находится Кассиопея?

Он показал ей не слишком отчетливое «W»:

– Говорят, это сидящая женщина.

– Она тоже пострадала за свою красоту, – заметила Джулиет.

– От красоты были неприятности?

– Еще какие. Кассиопея была женой эфиопского царя и матерью Андромеды. Она похвалялась своей красотой, и ее в наказание изгнали на небо. Андромеда ведь тоже существует, да?

– Это галактическая туманность. Вероятно, сегодня она будет видна. Это самый удаленный небесный объект, видимый невооруженным глазом.

Даже направляя ее внимание, показывая, куда смотреть, он ни разу ее не коснулся. Естественно. Женатый человек.

– Кем была Андромеда? – спросил он.

– Она была прикована к скале, но Персей ее спас.

Уэйл-Бей.

Длинный причал, несколько больших судов, бензоколонка и магазинчик; объявление в витрине гласит, что это еще и автобусный вокзал, и почта.

У магазина припаркован автомобиль; в окне – самодельный знак такси. Она останавливается там, где вышла из автобуса. Автобус отъезжает. Ревет клаксон. Шофер выходит и направляется к ней.

– Одна как перст, – говорит он. – Тебе куда?

Где, спрашивает она, останавливаются туристы? Вряд ли тут есть гостиница.

– Понятия не имею, сдает ли кто нынче комнаты. В магазине можно узнать. У тебя тут знакомых нету?

Ей ничего не остается, кроме как назвать имя Эрика.

– Вот и ладно, – с облегчением говорит он. – Запрыгивай, домчу с ветерком. Только бдение ты пропустила.

Сначала ей слышится «падение». Падение за борт? Она не знает, что и думать.

– Грустное время. – Шофер устраивается за рулем. – Ну, что поделаешь, на поправку она все равно бы не пошла.

Бдение. У гроба жены. Энн.

– Ну ничего, – говорит шофер. – Зато люди в доме будут. На похороны ты всяко опоздала. Вчера были. Народу пришло! А ты пораньше-то не сумела вырваться?

Джулиет отвечает:

– Нет.

– Бдение – это я неправильно выразился, да? Бдение прежде похорон устраивают, так ведь? А после – это поминки. Могу тебя отвезти – посмотришь, сколько цветов да приношений, ага?

Вдали от моря, в четверти мили от шоссе по ухабистой грунтовой дороге находится мемориальное кладбище города Уэйл-Бей. Возле ограды – свежий холмик, целиком скрытый цветами. Увядшие срезанные цветы, яркие искусственные цветы, небольшой деревянный крест с именем и датой. Ветер гоняет по кладбищенской траве бахромчатые завитые ленты. Шофер обращает ее внимание на выбоины и колеи, оставленные накануне множеством автомобилей.

– Половина людей ее в глаза не видели, но его-то они знают, вот и приехали. Эрика все знают.

Они разворачиваются и едут назад, но не по шоссе. Она хочет сказать водителю, что передумала, что больше не желает никого видеть, а просто посидит в магазине и дождется ближайшего автобуса. Может, кстати, сказать, что перепутала день, а теперь стыдится, что пропустила похороны, и решила вовсе не показываться.

Но как начать – она не знает. А он в любом случае донесет Эрику.

Путь их лежит по узким извилистым проселочным дорогам, мимо редкого жилья. Всякий раз, когда они минуют поворот к очередному дому, наступает временная передышка.

– Вот так сюрприз, – удивляется водитель, когда они наконец сворачивают на подъездную дорожку. – Куда ж они подевались? Час назад мимо проезжал – с полдюжины машин стояло. Даже грузовика его не видать. Кончилась гулянка. Извиняюсь… не то сказал.

– Если здесь никого нет, – порывисто говорит Джулиет, – поеду-ка я назад.

– Ну, кто-нибудь да есть, не волнуйся. Айло здесь. Вон ее велосипед. Ты с ней знакома? На ней – слыхала, наверно? – весь дом держался.

Он выходит и открывает для нее дверцу.

Как только Джулиет появляется из машины, навстречу ей с лаем несется здоровенный желтый пес, а с крыльца дома кричит какая-то женщина.

– Иди отсюда, Пет, – говорит шофер, опуская в карман плату за проезд, и ныряет в машину.

– Тихо. Тихо, Пет. Уймись. Он не тронет! – кричит женщина гостье. – Щенок совсем.

Может, он и щенок, думает Джулиет, но с ног собьет запросто. А тут еще подоспела маленькая рыжевато-бурая собачонка. Женщина спускается по ступенькам, крича:

– Пет, Корки! А ну пошли прочь! Ты страху не показывай, а то не отстанут.

«Прочь» у нее звучит как «прошь».

– Я и не боюсь, – говорит Джулиет, отскакивая назад, потому что желтый пес ощутимо тычет носом ей в руку.

– Заходи тогда. Да заткнитесь вы, или я вам головы снесу. Ты никак день похорон перепутала?

Джулиет покачивает головой, как будто сокрушается. Называет себя.

– Плохо. Меня Айло зовут.

Они обмениваются рукопожатием.

Айло – рослая, широкоплечая женщина, крупная, но не дряблая, с распущенными по плечам соломенно-седыми волосами. Голос у нее сильный, настойчивый, гортанный. Что это за акцент: немецкий, голландский, скандинавский?