Русско-японская война и ее влияние на ход истории в XX веке - Франк Якоб

Азии на «до» и «после». В результате этой войны отчасти изменилось соотношение политических сил, и Япония неожиданно добилась гегемонии в Восточной Азии, тогда как победы азиатской державы над западной империалистической армией пробудили амбиции в странах Восточной и Юго-Восточной Азии, живших под колониальным управлением. При рассмотрении международных последствий событий 1904–1905 годов естественно будет изучить ситуацию в Азии, прежде чем переходить к другим частям света. События, которые привели к войне между Японской и Российской империями, были предопределены тремя важными факторами в Восточной Азии: слабостью Китая и империалистическими амбициями других милитаристских режимов; открытием Японии и ее быстрой индустриализацией благодаря Реставрации Мэйдзи; а также экспансией России на Дальний Восток, которая привела к конфликту интересов с Японией [Roxby 1920: 142].

С началом войны пробудилась надежда народа на то, что западному угнетению будет положен конец, а Япония зачастую рассматривалась как первая азиатская держава, которая борется за свободу жителей Азии [Shimazu 2008: 34]. Как утверждает Ихцак Шихор, этот конфликт «проложил путь радикальным и революционным способам мышления и действия» [Shichor 2007: 199]. Успех модернизированной азиатской армии воспринимался как начало конца колониального мироустройства; «Японию воспринимали как союзника, модель, метод» [Shichor 2007: 217]. В Южной и Юго-Восточной Азии многие представители интеллигенции вдохновлялись действиями Японии, надеясь, что и их страны смогут повторить путь, который Япония прошла за предшествующие пять десятилетий [Laffan 2007: 220–221].

Однако война также повлияла на японское общество и показала, что Японская империя не ведет войну во имя угнетенных, а сама превратилась в империалистическую экспансионистскую державу. Корея окончательно потеряла независимость именно в результате Русско-японской войны, а в среде китайской интеллигенции даже пришли к выводу, что Японию больше нельзя рассматривать как защитника интересов Азии. В настоящей главе будет рассмотрено влияние войны на Японию, Корею, Китай и Индию и то, как события 1904–1905 годов повлияли на историю этих регионов.

Япония

Для Японии война с Российской империей стала «колоссальным предприятием <…> во многих отношениях» [Partner 2007: 179]. На Русско-японскую войну было потрачено более 1,7 миллиарда иен; эти затраты легли финансовым бременем на японское общество на многие годы, а поскольку в армию и флот Японии было призвано более миллиона человек, значительная доля населения приняла непосредственное участие в этой войне. Этот конфликт унес жизни многих жителей островного государства – погибло около 80 000 японцев. Учитывая масштаб войны, для успеха в жестоком конфликте с Россией была необходима серьезная мобилизация экономических и человеческих ресурсов, поэтому прямо или косвенно этими событиями было затронуто множество людей. Таким образом, неудивительно, что во время войны усилился японский национализм, направленный против иностранной державы, которая угрожала интересам Японии в регионе. Также ввиду успеха в сражениях приобрели особое значение открытые притязания Японии на власть [Dickinson 2005: 523–524] и доминирующее положение в Корее [Kokaze 2004: 10–12]. Японцы смогут проявить солидарность со своей страной, поддержав войну, а понятия кокка (государство)[126] и кокумин (народ)[127] станут важны как для солдат на фронте, так и для людей в тылу [Shimazu 2006: 41][128].

Однако, несмотря на националистическую волну поддержки конфликта, более глубокий анализ японского общества во время и после Русско-японской войны не только выявляет разные соперничающие группы интересов, но также показывает, что многие в японском обществе того время испытывали к войне своего рода презрение. Наоко Симадзу убедительно объясняет сосуществование этих двух противоположных чувств: «Как известно, патриотическая лихорадка бросалась в глаза в публичном пространстве, но за этим фасадом скрывалась глубокая обеспокоенность войной, которую испытывало большинство» [Shimazu 2008: 35]. Также она подчеркивает, что во время войны японское общество было «плюралистичным и динамичным» [Shimazu 2008: 35], имея в виду, что более внимательное рассмотрение японского общества военного времени может в результате привести к лучшему пониманию конфликтов между основными группами интересов той эпохи. Эти конфликты существовали еще до войны, когда руководители страны делились на две фракции, провоенную и антивоенную, и обе пытались влиять на политический курс Японии [Окамото 2003]. Кажется естественным, что пропагандистская борьба между этими двумя лоббистскими группами должна была продолжиться и во время войны.

В то время как группы давления правого крыла, такие как «Гэнъёся» («Общество темного/черного океана»), «Кокурюкай» («Амурский союз») и «Тайгай кодосикай» («Общество сильной внешней политики»), которая позднее стала называться «Тайро досикай» («Общество противников России»), требовали защитить национальную гордость Японии, вступив в борьбу с Российской империей, сохранить влияние в Корее и заставить правительство действовать в национальных интересах Японии [Shimazu 2008: 36][129], некоторые антивоенные голоса пытались обратить внимание японской общественности на негативные последствия конфликта. Таким образом, японское общество совсем не было идеологически однородным, даже несмотря на то, что условия для формирования разных мнений отнюдь не были благоприятными. Конфликт критиковало «маленькое, но громкое антивоенное лобби» [Shimazu 2008: 37], опиравшееся на христианские, гуманитарные и социалистические идеалы. «Хэй-мин синбун» («Газета простолюдинов») станет главным изданием протеста в военные годы, в котором журналисты будут критиковать не только саму войну, но и ее капиталистические корни, призывая к всемирному объединению тех, кто верит в социалистические идеи борьбы с капитализмом. Несмотря на то что тиражи «Хэймин синбун» не были большими – сначала 3500 экземпляров, затем до 8000, – ее призыв к объединению пролетариата Японии и России для окончания войны показался настолько опасным, что государство установило за изданием надзор и предпринимало к нему меры воздействия.

Социалистические идеи проникли в Японию после Японокитайской войны (1894–1895), но это движение не получало развития, поскольку правительство стремилось предотвратить критику со стороны потенциально опасных левых сил [Kublin 1950: 323]. Становление левого движения произошло главным образом во время индустриализации Реставрации Мэйдзи, в особенности после войны с Китаем и импорта иностранных идей с Запада. Это были в том числе работы Карла Маркса (1871–1911) и Фридриха Энгельса (1820–1895), публикация которых в Японии – а именно Коммунистического манифеста в переводе Котоку Сюсуя (1871–1911) и Сакаи Тосихико (1871–1933) – совпала с началом Русско-японской войны в 1904 году [Uchida 2010: 205][130]. Поскольку социалистическое движение в Японии набирало обороты как реакция на изменившиеся социально-экономические условия в результате открытия Японии, Реставрации Мэйдзи и волны индустриализации после Японокитайской войны, Русско-японская война сопровождалась серией протестов против глобального конфликта, вызванного капитализмом. Как отмечает Хайман Кублин, немногочисленные пионеры социализма в Японии «обнаруживали основную эмоциональную, прагматическую и философскую мотивацию, характерную для социалистических движений на Западе», а «христианская любовь к человеку, сентиментальный утопизм, радикальный либерализм, профсоюзная и трудовая сознательность и чистый интеллектуальный дилетантизм образовали мозаику идеализма