Холодное блюдо - Иван Бушман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чудно, — проворчал Корсак. — Я еще и виноват. Людмиле вы, кстати, сразу не понравились.
— В вашей паре Людмила как раз больше склонна к анализу, — кивнул Румянцев и щелкнул пальцами, подзывая проходящего мимо официанта. — Будьте добры, гаспаччо и шашлык из из свинины. Будете что-нибудь, Сергей Александрович? Я угощаю.
— Нет, спасибо, — отказался Корсак. — Надо отдать должное, вы уверенно держитесь. Мне уже как-то и неловко в вас стволом тыкать.
— Я просто уже ничего не боюсь, — безмятежно улыбнулся Павел. — То, о чем я горячечно мечтал восемнадцать лет, сделано. Если вы вдруг сочтете, что я достоин смерти прямо сейчас, я уйду на тот свет с улыбкой.
— А вы достойны смерти? — внимательно глянул на него Сергей.
— Не думаю, — покачал головой Румянцев. — Я никого не убивал.
— А Сорокин?
— Он застрелился, — пожал плечами Павел. — Сам. Я всего лишь позвонил ему, как звонил и Завгороднему, и Шевчуку. Девятнадцать лет назад Сорока сильнее всех приложил руку к моему осуждению…вот и получил по полной программе.
— Что тогда случилось? — спросил Корсак, пряча «Осу» в карман. Угрожать этому человеку ему окончательно расхотелось.
— На одной из наших юношеских попоек эта троица изнасиловала мою любимую девушку, — сухим голосом сообщил Румянцев. Видимо, ему до сих пор было очень больно вспоминать те времена. — А потом Сорока ударил и убил ее старенькую маму, которая их застукала, а после — и саму Дашу. Всё свалили на меня, хотя я к тому времени мертвецки спал. У Сороки папа был председателем райкома, дело выгорело, а меня осудили на двадцать пять лет.
— Понятно, как он выбился в чиновники, — кивнул Корсак. — А что такого можно было сказать человеку, чтобы он застрелился?
— Что его карьера у меня в руках, — углом рта усмехнулся Румянцев. — Что я знаю про Эдика-Эльвиру, что у меня на руках видеосъемка их встреч, что завтра это будет во всех газетах и в интернете. И это только первый этап. А потом всплывут все взятки, что он брал за жизнь, его с треском погонят отовсюду, а в тюрьме «опустят» в первый день отсидки — мол, у меня есть связи, за столько-то лет. Процентов на шестьдесят это всё, конечно, блеф, но ему хватило.
— А что с Шевчуком?
— А Шевчук мне не поверил, — развел руками Павел. — Сначала вообще не узнал, потом даже слушать не стал — разозлился и заорал, что найдет и снова засадит. Ну, его воля, ваши записи тут же легли на стол следователю из Службы Собственной Безопасности.
- Шевчука сейчас трясут по-крупному, — информировал Корсак. — Этот его Стас оказался хлипким товарищем и сдал всех и вся. Так что там зреет большой скандал в полиции. А самому майору светит лет пятнадцать, не меньше.
— Ну и славно, — усмехнулся Павел. — Значит, всё не зря. Все мои восемнадцать лет.
— Да уж… немало пришлось ждать, — покрутил головой Корсак. — Вот уж воистину: «месть — это блюдо, что подают холодным». Но, тем не менее, Шевчук не умер. Как вы будете действовать дальше?
— Никак, — ровно ответил Румянцев. — Плохой из меня граф Монте-Кристо. Завгородний и Сорокин умерли за мою Дашу и ее маму. Двое за двое. Шевчука осудят, и дальше я не хочу иметь с ним дел. Баста. Надо начинать новую жизнь. Если вы мне ее позволите начать, конечно, а не станете сейчас, например, стрелять.
— Не стану, — поднялся из-за стола Корсак. — Кушайте свой гаспаччо, вон его вам несут. И прощайте.
— Спасибо, — усмехнулся Румянцев. — Если вдруг понадоблюсь, я буду во Франции, в городе…
— Если вы мне понадобитесь, я вас отыщу даже на Луне, — прервал его Корсак. — У меня работа такая. Всего хорошего и приятного аппетита, мне еще свои устройства из камер доставать. Я-то остаюсь в России, а у нас такими полезными штуками разбрасываться не принято.
Он коротко кивнул Румянцеву и направился куда-то в подсобные помещения ресторана.
— Ваш гаспаччо, — сказал подошедший с его заказом официант. — Только это холодный суп, я забыл вас предупредить. Если вы хотели горячий…
— Нет-нет, — покачал головой Румянцев. — Я хотел именно холодный. Я, знаете ли, ценю холодные блюда.