Капкан для пешки - Александра Шервинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скрежет повторился, и я увидел, что крышка саркофага сдвинулась ещё на несколько сантиметров. А что если единственный выход отсюда находится именно там – в этом каменном ящике? И для того, чтобы выбраться, нужно будет в него залезть?
Я на секунду представил, как забираюсь в саркофаг, после чего крышка сама закрывается и надпись приходит в полное соответствие с реальностью. Постаравшись усмирить так не вовремя разбушевавшееся воображение, я сделал ещё несколько шагов назад и упёрся спиной в холодную стену. Теперь между мной и каменным ящиком было метров тридцать: не много, но лучше, чем ничего.
Потом, как в классическом фильме ужасов, изнутри показалась рука и вцепилась в край саркофага. Правда, в отличие от киношной, она не была украшена ни трупными пятнами, ни длинным когтями, но менее страшно от этого не было, если честно.
Я приготовился подороже продать свою жизнь, но тут над каменным краем поднялась голова Нюси, к счастью, в комплекте со всем остальным телом. Она огляделась и неверяще уставилась на меня, совершенно по-детски приоткрыв рот.
– Егорыч, это действительно ты? – как-то неуверенно проговорила она, не торопясь вылезать из саркофага и настороженно глядя на меня из-под растрепавшейся светлой чёлки.
– Нюся?! – наверное, меньше всего я готов был увидеть именно её, потому что вечно восторженная и суетящаяся Каменецкая вот вообще никак не вписывалась в общую жутковатую картину. Наверное, если бы оттуда вылез Глеб, я удивился бы на порядок меньше: его мрачный образ был эмоционально ближе ко всему этому безумию. Но Анька…
– А что ты тут делаешь? – задала Нюся самый нелепый из всех возможных в данной ситуации вопросов.
– А ты? – не менее логично ответил я, но сейчас было не до лингвистических и психологических изысков: я действительно никак не мог понять, как Нюся оказалась внутри моего – здравствуй, шиза! – саркофага.
– Поможешь вылезти? – помолчав, уже совершенно нормальным голосом поинтересовалась Каменецкая. – Этот ящик тяжёлый, как сволочь.
– Нюсь, какой ящик? – я отлепился от стены и пошёл в сторону табуретки, так как без неё мне Аньке не помочь: я просто не смогу её вытащить.
– С кладом, какой же ещё, – Нюся исчезла из зоны видимости, чтобы почти сразу высунуться снова, – Егор, ты так и будешь там стоять или всё-таки подойдёшь поближе?
– Ты же сама говорила, что никакого клада не существует? – я с сомнением посмотрел на совершенно спокойную Каменецкую.
– Мало ли что я говорила, – Анька безразлично пожала плечами, – но я его нашла, что же – не брать было, что ли?
– Брать, конечно, – не стал спорить я, чувствуя, что в этом разговоре и в этой ситуации есть что-то глубоко неправильное. Как с тем подвалом – не объяснить, что именно, но что-то не так. – А где ты его отыскала, Нюсь? Вроде ты же в сад ушла, нет разве?
– Куда ушла, там меня уже нет. – как-то кривовато улыбнулась Анька, – так ты поможешь или где?
И тут долгое время молчавший внутренний голос не просто проявился, а взвыл, как пожарная сирена, крича: «Не ходи!»
Наверное, ещё несколько дней назад я не обратил бы на это предостережение ни малейшего внимания, однако за последний день случилось столько всего, что я не то что ко внутреннему голосу, я бы к чему угодно начал прислушиваться, хоть к кофейной гуще. Поэтому я резко затормозил на полпути к саркофагу и тут же сделал вид, что просто потянул ушибленную ногу. Достаточно натурально – во всяком случае, я на это очень рассчитывал – поморщившись, я схватился за колено и начал его массировать, ворча что-то себе под нос.
– Ну что ты там застрял? – снова высунулась из саркофага Нюся. – До завтра тебя ждать или есть шанс, что ты доберёшься сегодня?
– Нога, – пояснил я, – пока ходил по этому подвалу, чуть все кости не переломал. Да чего торопиться-то, Ань, клад-то всё равно у тебя. Мне с него никакой выгоды, сама понимаешь.
– Предлагаю поделить его пополам, – помолчав, предложила Нюся, – всё-таки мы с тобой почти друзья, да, Егор? Ты мне несколько раз помогал по-крупному, я ведь помню, ты не думай.
– Но ведь Аглая сказала, что выйдет с кладом только кто-то один? – осторожно уточнил я, не спеша приближаться.
– Мало ли, что она сказала, – как-то слишком небрежно отмахнулась Нюся, – каждую ведьму слушать – здоровья не хватит.
– А откуда ты взяла, что она ведьма? – я, воспользовавшись тем, что Каменецкая снова зачем-то скрылась в саркофаге, сделал незаметный шаг назад. – Вроде бы она об этом не говорила…
– Я в переносном значении, – Анька сердито посмотрела на меня, – давай уже, помогай мне.
– А ты сама вылезти не можешь? – спросил я. – А я тебя тут поймаю, чтобы ты не упала. А клад твой потом достанем: куда он оттуда денется-то?
– Я не понимаю, – Нюся начала сердиться, – Дягилев, тебе что – трудно помочь мне выбраться?
– Ошибочка, – помолчав, сказал я и, уже не скрываясь, сделал два шага назад, сдвигаясь в сторону тяжёлого табурета.
– В смысле? – Нюся нахмурилась, не прекращая, впрочем, пристально следить за моими перемещениями. – Что не так-то?
– Ты, в смысле – Анька Каменецкая, терпеть не можешь, когда кто-то называет мужчин просто по фамилии, – любезно пояснил я, – так как почему-то считаешь это признаком дурного тона. Так что Нюся никогда не обратилась бы ко мне так.
– Вот на таких мелочах и прокалываешься, – помолчав, сказала Нюся, легко подтягиваясь на руках и с комфортом усаживаясь на каменный бортик. – Умный ты, Егор, а это бывает вредно для здоровья.
– Ты кто? – я понимал, что вопрос совершенно идиотский, но удержаться просто не смог. – То, что не Анька, это я уже понял. Кстати, с ней нормально всё?
– А тебе не всё ли равно? – она безразлично пожала плечами.
– Как ты сама недавно сказала – не чужие ведь люди, так что хотелось бы знать, – я напряжённо пытался сообразить, когда этому непонятному существу, замаскировавшемуся под Нюсю, надоест играть со мной в кошки-мышки.
– Недавно была в относительном порядке, хотя потрепало её не меньше, а то и побольше, чем тебя, – помолчав, таки соизволила ответить как бы Анька.
– Ты так и не сказала, кто ты, – напомнил я свой вопрос не потому что мне
