Без видимых повреждений - Рэйчел Луиза Снайдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мишель любила Роки, по крайней мере, вначале. Он смешил ее. Он был полон жизни. Он учил детей ставить палатку, рыбачить, вешать гамак. Учил их стрелять в цель из пневматического пистолета. А когда они были маленькими – подбрасывал их в воздух и менял им подгузники. Качал на качелях на заднем дворе и тепло укутывал перед зимними катаниями на санках. Роки контролировал их, был жесток и сидел на мете; но при этом он был скромным, неуверенным, любящим. И долгое время Мишель казалось, что у нее получится балансировать между этими полюсами.
Салли не знает, почему Мишель не открылась ей за все эти годы; возможно, это было связано с гордостью девушки – она не желала признать свою неправоту – и с попыткой не задеть чувства матери: Мишель не хотела, чтобы Салли винила себя за развод с Полом. Поэтому вместо того, чтобы делиться всем со своей матерью, Мишель иногда разговаривала с Сарой. Она могла рассказать о том, что Роки постоянно употребляет наркотики, о том, как они с мужем далеки друг от друга, – он ночи напролет что-то делает с машиной в гараже или курит всё, что под руку подвернется, превращаясь в заядлого наркомана, а она сидит дома с детьми. Даже те, кто проводил время с Мишель, например, Пол, с которым они вместе обедали за просмотром шоу Джерри Спрингера, не знали, как всё было на самом деле, потому что они никогда не видели Мишель вместе с Роки. Мелани и Мишель не разговаривали по душам; обычно Мелани проводила время в гараже, накуриваясь с Роки. Так что Мишель говорила с Сарой, но даже с ней не была полностью откровенна. «В последние годы она говорила о своей семье и о том, почему, по ее мнению, она стала именно такой, какая есть, – рассказывает Сара, – благодаря урокам по воспитанию и уходу за детьми, которые Мишель посещала в колледже, она многое узнала о работе человеческого сознания, о том, почему люди совершают определенные поступки, какие бывают поведенческие модели, и всё такое… Я прониклась огромным уважением к ее уму и нежности».
И она действительно была умной. Достаточно умной, чтобы понимать, что не сможет просто так взять и уйти. Для этого понадобится четкий план и подготовка. Уход – не однократное событие, а процесс.
После всего случившегося, после убийства Мишель, Салли была в ужасе не просто от того, что узнала, что Мишель боролась с Роки за собственную жизнь, но от того, что она ничего не рассказала об этом собственной матери, – заговорив только за несколько недель до своей смерти, и всё равно утаив очень-очень многое. То, о чем Салли узнала позже.
За несколько месяцев до убийств Сара испробовала несколько способов, чтобы вызволить Мишель из дома, действуя и открыто, и намеками. Однажды она оставила невестке брошюру о местных организациях, помогающих жертвам домашнего насилия, в которой упоминался Гейтвэй Хауз – приют для жертв домашнего насилия в Биллингсе. Сара пыталась заговорить об этом с Мишель, но та не хотела ее слушать. Тогда Сара предложила ей на время уехать с детьми к тете в Аризону, но Мишель отказалась. Все эти предложения были продиктованы тревогой за невестку, но Сара волновалась, что переступает личные границы, без спроса вмешиваясь в жизнь Мишель. Она часто чувствовала себя так в отношениях с женой пасынка, даже в мелочах. На одном из домашних видео Сара сидит с Кристи и Мишель на заднем дворе. Кайл качается на качелях, а Роки снимает их всех. Кайлу еще нет двух лет, и его лохматые волосы торчат во все стороны. Сара спрашивает, стригли ли его когда-нибудь, и Роки говорит, что вроде бы нет.
«Я могла бы подстричь немного сзади», – говорит Сара взволнованным голосом. Летний день, на лицах детей видны липкие следы только что съеденных сладостей. «Если она захочет. Я не хочу встревать».
Сара повторяет это два, три раза. Она может постричь Кайла, но не хочет обидеть Мишель, не хочет влезать туда, где в ее помощи не нуждаются. И это показательный момент. Должна ли Сара как свекровь принять ответственность за что-то, одновременно настолько незначительное и настолько личное?
«Они отрастут, – говорит Роки, – это всего лишь волосы».
Сейчас 2017 год, погожий и солнечный весенний день, и я сижу за столом на заднем крыльце дома Гордона и Сары Мозур в дальнем пригороде Биллингса. Сара принесла чай со льдом, крекеры и сыр. Сегодня День матери. У Сары и Гордона никаких планов. Гордон, как и Пол, никогда ни с кем не говорил об убийствах.
Две собаки четы Мозур трутся поблизости в поисках упавшего сыра. По городским, то есть по моим, стандартам задний двор очень просторный, и за ярко-зеленой травой на лужайке явно ухаживают с любовью. В дальнем углу разбита прямоугольная клумба с лавандой и сердцецветом. Посередине сада лежит валун, в который врезана бронзовая табличка.
Отец Роки, как и сын, невысокий мужчина, примерно метр семьдесят, очень неразговорчивый. Когда Гордон говорит, мне часто приходится наклоняться, чтобы что-то услышать. На нем бейсболка Rainbow Run Fly Shop, серая рубашка Eddie Bauer и текстильный ремень с нарисованной рыбой. Он как будто родился в реке, в рыбацких сапогах и со спиннингом в руке. «Я поверил ему как дурак», – говорит Гордон. Он рассказывает о том, как забрал ружье Роки – наследство деда Мишель – и решил, что этим всё кончится. Чтобы поверить, что человек, которого ты растил с пеленок, когда-нибудь может оказаться способным на убийство, нужно иметь невероятно живое воображение. Но это произошло, и теперь Гордон гадает: «Как можно оставить это в прошлом? Как только начинаешь об этом думать, поток мыслей не остановить, в голове вертится “почему, почему, почему?”, и, конечно, ты никогда не узнаешь почему».
Гордон рассказывает, что как-то раз Мишель в панике позвонила ему. Она говорила, что Роки угрожал их убить. Охотничьим ружьем ее деда. Гордон помчался к ним, чтобы забрать Мишель и детей. Роки уже
