Последняя газета - Климонтович Николай

– Дорогой мой,- сказал я как можно скептичней,- не по летам уж льстить и подстраиваться. И, кроме того, я все-таки не критик, я лишь свой писательский взгляд окрест бросаю…

– Ну-ну! – Сандро улыбнулся всеми своими белыми крупными зубами. И я вдруг подумал: свои ли у него зубы? Или это столь искусно сделанная металлокерамика? Он же тем временем, наполнив рюмки, продолжал мое образование: – Тут на Иннокентия работала одна начинающая музыковедша-стажерка. Очень хотелось ей зацепиться в Газете, так что она вовсю старалась. Но – молодой гонор, обо всем, конечно, собственное мнение. И угораздило ее попасть на концерт Макара, сожителя Асановой, он и концертов-то в России почти не дает. И вот эта девица со всей бескомпромиссностью юного темперамента решила развенчать, как ей казалось, чрезмерно и несправедливо раздутую репутацию маэстро. Мол, холодноват, механистичен, вдохновение подменяет умением нравиться публике… Конечно, статейка была перехвачена в отделе рирайта и тут же отправлена в корзину. Иннокентия вызвали на четвертый этаж и, кажется, устроили головомойку. А девочка вылетела из редакции на следующий же день, так и не закончила свою стажировку: Асановой лучше не становиться поперек дороги.

Я любовался этими картинками нравов, которые так сладко и смачно живописал Сандро. Я не слишком-то доверял ему, полагая, что ради искусства красноречия он сгущает краски. И, конечно же, не стал интересоваться, берет ли он сам деньги с тех, о ком пишет в этой самой своей светской хронике. Он прочитал мою мысль.

– Ты не обращал внимания, как нежна со мной та же Вероника?

Я, конечно, обращал и даже втайне завидовал Сандро, что на него, почти моего ровесника, до сих пор льстятся молоденькие девушки.

– Нет-нет,- сказал Сандро,- это отнюдь не бескорыстная симпатия. Она всякий раз просит меня вставить в мою хронику хоть пару строк об открытии нового бутика или о празднике в каком-нибудь ночном клубе. Умоляет: Коленька, хоть пару строк! И отчего-то воображает, будто я не понимаю: за эти несколько строк она уже получила с бутика или от клуба две-три сотни зеленых.

– И ты ей ничего не говоришь?

– У молодых девушек обычно небольшие оклады. Но значительные расходы,-ответствовал Сандро. О своих заработках этого рода он, естественно, не проронил ни слова.

Глава V. ГРАФ САЛИАС ДЕ ТУРНЕМИР

1

– По вашу душу,- произнесла Вероника, иронически подхихикнув, и протянула мне телефонную трубку.

Надо сказать, это было принято в отделе: сидишь за своим монитором, телефон дребезжит, не уставая, то зовут одного, то зовут другого, то вдруг какая-нибудь неизвестная девица начинает пространно объяснять, что их галерея, или студия, или ночной клуб, или дом культуры были бы рады пригласить представителя Газеты на вернисаж, или на показ мод, или на концерт. "Роже, это тебя",- говоришь ты злорадно и суешь тому трубку -пусть разбирается, коли это по его концертной части. Хотя ты вполне мог бы и сам послать девицу к чертовой бабушке. Роже прижимает трубку ухом к плечу, не отрываясь от монитора и продолжая молотить по клавишам, а расчухав, в чем дело, что-то отвечает гневно, бросает трубку и грозит тебе кулаком. Такие милые цеховые шутки. Так что по интонации Вероники я уже понял, что она приготовила мне подвох.

Но то, что я услышал, было вовсе несусветно. Женский голос с кавказским акцентом произнес:

– Баку говорит. Нефтяная компания "ЧурбаЂн-ЧуркаЂ",- так это приблизительно прозвучало.- Соединяю вас с господином Турсун-Заде.

И тут же возник в трубке шершавого звука бас, заговоривший на таком чудовищном русском, что продраться к смыслу было затруднительно. Отчетливы были лишь повелительные интонации.

– У вас какой адрес?- так можно было понять первый вопрос.

– У меня?- подивился я.

– У вас,- подтвердил он.- У вашей редакции.

– Ах, редакции!- вздохнул я с облегчением.- Наш адрес на последней полосе газеты. Внизу. Меленько.

Бас помолчал.

– Через полчаса к вам приедет наш человек. Черный "мерседес пятьсот".

Встретьте его. Вам все объяснят.

И бас повесил трубку.

Я было стал озираться, ища поделиться с кем-нибудь из коллег столь забавным недоразумением, как заметил, что рядом со мной стоит Иннокентий.

– Теперь уж старайтесь, Кирилл,- молвил он, двусмысленно ухмыляясь.

Как он узнал – даже при том, что в Газете специальные люди прослушивали все редакционные телефонные разговоры,- как он узнал с такой скоростью о содержании этого странного разговора? Вероника!- сообразил я.

Через полчаса я стоял у подъезда редакции, чувствуя себя дурак дураком. ЧурбаЂн-чуркаЂ, если по-тюркски. Лишь чувство приличия заставило меня выйти: неудобно, все-таки человек едет ко мне из самого Баку на "мерседесе", а я поведу себя невежливо и не выйду к нему навстречу. Кроме того, что скрывать, я был заинтригован.

Черный "мерседес" подъехал минута в минуту. Из задней двери не без грации выполз лощеный господин усредненно южной наружности, в шелковом с блестками костюме сицилийского сутенера и обернулся ко мне. Он был спортивен на вид, хоть и сед на висках. Он кивнул, и шофер вынес на вытянутых руках высокую тяжелую стопу книг с золотым обрезом, формата и внушительности Брокгауза и Эфрона. Учтиво улыбаясь, господин знаком повелел шоферу передать стопу мне. Я машинально принял этот груз на руки.

– Граф Салиас де Турнемир,- сказал гость светски и почти без акцента.

Наверное, я уже допился до белой горячки, о каковой опасности в последнее время регулярно предупреждала меня жена. Хоть я и надеялся, что она преувеличивает.

"Виконт де Бражелон",- хотел было представиться я в ответ.

– Здесь,- положил он холеную смуглую руку с белыми ногтями и огромным золотым перстнем на указательном пальце на стопу книг, из-за которой я его едва видел,- два экземпляра полного собрания сочинений графа Салиаса. Один – в подарок лично вам. Другой для работы.- И тут в голосе его послышались ноты почтительного страха.- Господин Турсун-Заде хотел бы, чтобы выход в свет этого издания нашел отклик на страницах Газеты. Он надеется.- И посланник глянул на меня значительно.

Едва уловимо наклонив голову, он развернулся, сел на заднее сиденье "мерседеса", и шофер мягко тронул с места. Я остался стоять посреди улицы с этим самым Салиасом на руках, и мне почудилось, что из окон третьего этажа смотрят на меня ухмыляющиеся лица коллег.

2

Все тут было загадочно.

Какое отношение нефтяная компания имеет к графу Салиасу де Турнемиру? И отчего такой издательский шик: в последний раз полное сочинение этого

"русского Дюма", как льстиво называла его прижизненная критика, выходило

– я навел справки – до революции. Может быть, дедушка господина Заде был побочным сыном сочинителя-графа? Или интрига еще тоньше: скажем, секретарша господина Турсуна обожает арабские сказки и исторические романы из времен Екатерины? И пересказывает их шефу на ночь, как Шахрезада?

Но как бы то ни было – при чем здесь я? И на что, собственно, этот самый Заде "надеется"? По-видимому, я должен отрецензировать издание. Что ж, в конце концов где Беляев – там и Салиас, и я вполне могу написать об этом несусветном собрании, оповестив о его появлении в свет нашу элиту бизнеса, финансов и политики, хотя, конечно, ей, элите, это – по хрену рубашка, как говорили в моей молодости в нашем студенческом кругу…

– Проси больше,- сказал Сандро, когда я в четверг поделился с ним этой историей. Сказал, явно потешаясь.

– Больше чего? – спросил я.

– Денег, Кирюха,- сказал Сандро,- денег. И перестань наконец строить из себя непуганого идиота.

– Но я не беру денег,- пробормотал я, чувствуя, однако, какое-то странное сосание под ложечкой.

Со мною произошло невероятное: я впервые в жизни неожиданно для самого себя испытал приступ алчности. Да-да, я почувствовал, что нечаянно вступил в чертоги Али-Бабы. И мне предлагают много злата. Это было мучительное чувство, грозящее раздвоением личности. С одной стороны, я понимал, что, если получу эту взятку – взятку, конечно, как иначе это назвать: поощрение, гонорар, подарок, благодарность? – я никогда в оставшейся жизни не смогу сказать, что не брал.

Какой тяжкий труд, оказывается, нести бремя соблюдения заповедей твоих, Господи! И, скажем, не красть. Ведь я, взяв деньги с этого самого Заде, именно что украду. Украду у того же Иннокентия, скажем, потому что фактически использую его доверие. У жены, которой я никогда не смогу признаться в том, что совершил…

Но с другой, с другой стороны: все так поступают, если, конечно, верить Сандро и собственным глазам. Как там цинично он приговаривает: "Сидеть у ручья да не напиться?" Не надо драматизировать, take it easy, это всего лишь презент, награда за хорошо сделанную работу.

Дурак, говорил я себе, в твоем возрасте столь легкие задачи взрослый человек должен бы давно для себя решить. Брать или не брать – это все-таки не "быть или не быть". Но в том-то и дело, что до сих пор подобная дилемма никогда передо мной не вставала: мне попросту никто никогда ничего не предлагал "взять"… Видно, я еще не достиг необходимой степени просветления, когда мудрец без раздумий отличает добро от зла…