Комиссар, или Как заржавела сталь… - Александр Артамонов

– Товарищ капита-ан? Я закончи-ил… Говорю вам… Вы меня слы-шите-е?..

– А-а… Да… Борисов… Всё отлично… Если всё будет сделано в точности по этому плану… то просто превосходно!..

– Но для осуществления этого, товарищ капитан… мне нужны увольнительные в город… Для нахождения шефских фабрик…

– Да-да, Борисов… Выдадим тебе, только не увольнительные, а командировочное предписание… С ним ты можешь более продуктивно, без ограничений во времени, заниматься делом… Ну что же, порадовал, порадовал… Смотри тока не расстраивай меня… – многозначительно произнёс Ефим Кузьмич. – Ну что ж, свободен… Иди-иди, занимайся… И держи меня в курсе… Понял?!

– Так точно! Товарищ капитан! – чеканул я с вытаращенными глазами и с чётким пристуком каблука развернулся к выходу…

Птицей вынесли меня солдатские сапоги на крыльцо штаба, как будто были на ногах балетные тапочки, а не кирзовые пешкодравы сорок четвёртого размера… Пьянея предвкушением свободы, жадно глотнул воздух с примесью гниющего болота, бульканьем благоухающего за забором части… Душа порхала стрекозой… И наплевать на запахи, теперь всё «ШИПРово», на квакающих лягушек, тявканье отдалённых сержантских команд… Командировочное предписание придавало фараонский шарм срочной службе. Защищало от возможных придирок военных и комендантских патрулей. Давало возможность посещать кинотеатры и музеи, хотя в увольнении предпочитал баню с бассейном и хорошей парилкой и доброе «Жигулёвское» пиво с астраханской воблой… Флиртовые свидания… И…?! Ух ты, голова закружилась!..

На следующий день перед обедом меня вызвали в штаб. В канцелярии расписавшись за приказы и получив командировочное предписание, я зашёл в кабинет замполита части с докладом о предстоящих отбытиях в Москву: на фабрику игрушек, метро «Добрынинская», где производится бумажный бархат; на ткацкую ситценабивную фабрику, метро «Павелецкая»; на скульптурный завод за бюстом Ленина, метро «Бабушкинская»…

– Бюста надо три! – ужаленно подскочив в кресле, громко подметил Ефим Кузьмич. – Большой – на плац части!.. А средний – в строящийся будущий клуб!.. А вот на ткацкую фабрику пока повремени… Шёлк мы в магазине купим, выделим деньги… Молодость, сынок, своё-то требует… Подначиват к блудству-то… Женщинами-лимитчицами такие производства заполнены… Ну, в общем, от греха подальше!.. Первым делом комсорг! Грузовые самолёты! Ну а девушки потом… После демобилизации… Усвоил наказ?!

– Так точно! Товарищ капитан!.. Разрешите идти?!

– Ступай, Борисов… Только смотри того… Не шали… – многозначительно и туманно, с указывающим пальцем в потолок, буравя меня взглядом, растянуто произнёс замполит.

– Есть, товарищ капитан!.. – Развернулся и вышел из кабинета.

В каптёрке старшины роты Николая Бубенцова я долго выбирал и примерял парадную форму для выхода в город. Хотя это мягким определением мною обозначено – «парадная». Что показывал Коля, извлекая из шкафов, ни в какие ворота не влезало! «БомСА» (бомж Советской Армии). Во-первых, форме было от двух до четырёх сроков носки…

«Да-а… Тривиальный гардеробчик… Костюм не постираешь…» Требовалась химчистка, которой в Советской Армии отродясь не бывало. Размеры не соответствовали ростам, и наоборот, а брюки – костюмчикам по линялости цвета…

– Нету! Ну нету больше ничего!.. Саня! Выбирай, что есть!.. Ушьёшь, подошьёшь, заплату наложишь… Кстати, есть очень хорошие портные из Самарканда…

– Растянешь… – язвительно буркнул я.

– Во-во! Растянешь!.. – засмеялся старшина.

– Они же не резиновые, Коля!.. Акваланг и тот по размеру нужен!..

– Ну нету у меня пятидесятого размера, пятого роста нового костюма! Понимаешь ты?! Нету!..

– Петрович… А может, что-нибудь придумаем?! Ну, давай я проставлюсь… А-а?.. Литр водки, каталку чайной колбасы тебе куплю… А-а?..

– Литр во-одки!.. Да я её и за два не отдам!..

– Кого это её, Петрович?.. Доставай, родной… Помоги ради большого дела! В долгу не останусь!.. Ну что ты, в самом деле?! Покудесничай…

Старшина барской «товароведностью» хмыкнул…

– Ты вот, слышал я, Саня, на ткацкую фабрику за шелками хотел ехать?.. Мне нужно подарок жене сделать… К юбилею свадьбы… В октябре будет, как десять лет прожили…

Я въехал с лёту:

– Петрович!.. Колюня!.. Будет тебе отрез на платье и халаты!.. Только не сразу… Отмёл пока Галкин визитёрство к ткачихам… Не оберёмся, говорит, от грехов!.. Чуть позже переломим ситуацию… Шторы гобеленовые всё равно нужны Ленкомнате… А сейчас мне нужно ехать на «Добрынинскую»… На фабрику игрушек за бумажным бархатом… Обклеишь им свою каптёрку… Он же в рулонах изготавливается… Затем режется на форматы… Ты какой цвет любишь?.. Голубой или розовый?..

– Не ёрничай, Сашок!.. Сделаешь со своими писарями-художниками, Токбулатовым и Пурговским… мне дембельский шикарный альбом из этого бархату… Это довесок к колбасе… то есть к шелкам… Ну ладнысь, посмотрим, что у меня есть в ритуальном шкапчике…

Старшина открыл дверцы углового шкафа, за которыми дополнительно висели пылезащитные шторки. Прошёлся пальцами по висящим костюмам и вынул один из них. Полуоборотом крутанув на вешалке, слегка тряхнул его волнами, будто песцовой шкурой…

– На-а! Меряй!.. Твой размер, пятидесятый, шестой рост…

«Парадка» была более тёмного цвета, чем те, что я смотрел до этого. Из чистой шерсти и совершенно новёхонькая…

– Откуда, Кольчик-Колокольчик?!

– От верблюда, Санёк… Форма парадного караула группы войск в Германии… Вот тебе и обувочка…

Петрович достал из нижнего ящичка мешочек и вынул из него…

– А-а!.. Не ботинки, а картинки! Загляденье!.. – Я очарованно смотрел на них…

– Да-а!.. Солдатская армия в Союзе в таких «фильдеперсах» не хаживала…

– Ты только про шелка с гобеленом не забудь… – напомнил старшина.

– Бли-и-ин! Аппетиты поминутно растут! Как на дрожжах… Уже и гобелен в расчёт включён… – ошарашенно подметил я, но промолчал.

– Я мзду, Борисыч, не беру!.. Рядом Таманская бригада стоит… Так вот, мы с ихними каптёрами и обмениваемся… Вечером стулья… Утром, на рассвете, помидоры!.. Я им ведро клея или лаку по дереву… Они мне ящик огурцов…

– А огурцы-то у них откуда?.. Они что, на плантациях работают?..

– Юморной ты, однако ж, Сашок… Теплицы у них свои… И пекарни, и овчарни…

– Надо же! И овец держат…

– Каких овец?! Чудило!.. Собак-овчарок… Для специальной разведроты… Энтими братвейлерами разнимали два дерущихся строительных батальона в прошлом годе… Выстрелы в воздух… автоматные очереди над головами не образумили вояк… А собачки вот усмирили… Разогнали дебоширов с пооткушенными жопами по казармам… Да-а!.. Смачное было побоище!.. Давай меряй быстрей и проваливай!.. У меня других дел по горло!.. На бельевой склад к прапору-куску, Семёнычу, зайти надо…

– «А сам как будто тортик!..» – выразился я мысленно в адрес старшины, с вниманием выслушивая его нытьё по хлопотным суетам…

Не звание, а должность старшины роты и носило армейское погоняло «кусок», в Военморфлоте – «сундук», и лишь в конце семидесятых годов плотно приклеилось ярлыком ко всем прапорщикам и мичманам, которые в истории Российской Армии прошедших веков имели почётное предназначение знаменосцев…

Николай Петрович Бубенцов. По должности – старшина роты. По званию – старший сержант (срочник-двухгодичник) Советской Армии. Призвался в двадцать семь лет из оренбургских казачьих степей… Плечистый, статный красавец с чёрными ухоженными усиками (наверное, не одна подушка становилась мокрой ночью от девичьих слёз…) Женат. Имел судимость за драку на танцплощадке… Из трёх лет отсидел половину. Освобождён досрочно по амнистии. В армию мог и не идти: отец двоих детей, и ограничение срочной службы по возрасту. Говорит, пошёл за романтикой, оттаять после зоны. Темнит чего-то «сотник»… Упекаться в армию в таком-то возрасте и семейном положении – только от какого-либо опасного преследования спасались… Ну да ладно… Бог ему судья… Может, и впрямь идейный казачеством…

Весь оставшийся день я доводил парадную форму до безупречного совершенства. Отпаренные с нашатырём брюки, об стрелки которых можно было обрезаться. Трепетно почищенный и отдушенный одеколоном «Тройной» пиджак-китель. Целый час торговался с Бубенцовым по офицерской рубашке чехословацкого пошива и фуражке московского производства. На другие картузы «мухосранских артелей» с асфальтным козырьком и смотреть-то было тошно, не то что примерять на голову. Сошлись по рукам, по кредиту доверия, по будущему промыслу на фабриках. При этом старшина вновь сделал запись в своей амбарной книге «должников», где я расписался. Последним штрих-аккордом сотворились новые пришитые погоны, шеврон, петлицы и начищенные до зайчикового блеска ботинки. Примерился перед висевшим на стене в сушилке старым облезлым зеркалом, привезённым с городской свалки. Покрутился, выискивая изъяны… Поприкладывал руку к козырьку…