Unknown - JustStuff

Никто не обращал внимания на Эдит, никто не следовал за ней повсюду и не выпытывал о произошедшем. Я всегда упоминал её в своей версии происшествия, рассказывая, как героически она оттащила меня, сама едва не попав под машину, – но, по словам всех ребят, они даже не понимали, что Эдит там, пока фургон не отодвинули.

Я часто задавался вопросом, почему никто, кроме меня, не заметил, что она стояла так далеко, возле своей машины, перед тем, как настолько неожиданно и невероятно спасла мою жизнь. И на ум приходил единственный ответ, который вовсе мне не нравился. Просто никто не обращал внимания на Эдит. Никто не наблюдал за ней так, как я – жалко и несколько фанатично.

Все продолжали избегать Эдит, ничего не изменилось. Каллены и Хейлы садились за тот же стол, что и раньше, не ели и говорили только между собой. Никто из них больше не смотрел в мою сторону.

Сидя на занятиях со мной – и как можно дальше от меня, – Эдит, казалось, совершенно не замечала моего присутствия. Как будто мое место оставалось свободным. Только время от времени, когда её кулаки вдруг резко сжимались так, что белели костяшки пальцев, у меня появлялись сомнения в том, что она так уж невнимательна.

Мне очень хотелось продолжить наш разговор, начатый в коридоре больницы, и на следующий день после происшествия я попытался. Ведь накануне она была в такой ярости. И, хотя я стремился узнать, что произошло на самом деле, и считал себя достойным правды, но все-таки, наверное, слишком напористо расспрашивал Эдит, а ведь она спасла мне жизнь. Кажется, я даже толком не поблагодарил ее.

Когда я вошел в кабинет биологии, Эдит уже была на своем месте. Я сел рядом, а она даже не повернулась в мою сторону, просто продолжала смотреть прямо перед собой. Вообще не подала виду, что меня заметила.

– Привет, Эдит, – сказал я.

Она на секунду слегка повернула голову в мою сторону и едва заметно кивнула, но взгляд ее оставался сосредоточенным на доске.

И это был наш последний разговор, хоть она и сидела всего лишь в шаге от меня каждый день. Временами я наблюдал за ней, не имея сил удержаться – правда, всегда на расстоянии, в кафетерии или на парковке. Я видел, как её золотые глаза становились день за днем все темнее, а потом резко вновь приобретали медовый оттенок, после чего опять начинали медленно изменять цвет до черного. Но на уроках я обращал на неё не больше внимания, чем она на меня. И чувствовал себя несчастным. А сны продолжались.

Она жалеет, что спасла меня от фургона Тейлор – я не мог придумать никакого другого объяснения. Поскольку она явно предпочитала, чтобы я был мертв, и делала вид, что так оно и есть.

Несмотря на то, что я напропалую врал маме в письмах, их тон, вероятно, все же выдал меня. Несколько раз она звонила, допытываясь, все ли у меня в порядке. Я пытался убедить её, что все дело в дожде, который меня угнетает.

Кого явно радовала очевидная холодность между мной и моей напарницей по лабораторным, так это МакКейлу. Наверное, её беспокоило, что общие переживания могли нас сблизить. Она вела себя все увереннее, присаживаясь на край моего стола, чтобы поболтать перед уроком биологии, и игнорируя Эдит так же, как та игнорировала нас.

Снег после того опасного дня начисто смыло. МакКейла жаловалась, что ей так и не удалось организовать большую снежковую битву, зато была очень рада приближающейся возможности съездить на пляж.

Но дождь продолжал лить все так же сильно, и неделя проходила за неделей.

Я практически не замечал времени. Большинство дней казались одинаковыми – серыми, зелеными и снова серыми. Мой отчим всегда сетовал, что в Финиксе нет времен года, но, насколько я могу судить, Форкс в этом смысле гораздо хуже. Я понятия не имел, что весна уже близко, пока одним дождливым утром не узнал об этом от Джереми, идя с ним вместе к кафетерию.

– Эй, Бо? – спросил он.

Мне хотелось поскорее спрятаться от дождя, но Джереми едва волочил ноги, поэтому я замедлил шаги, чтобы поравняться с ним.

– Что случилось, Джереми?

– Мне просто интересно, кто-нибудь уже пригласил тебя на весенние танцы? Ну, ты знаешь, выбирают девушки.

– О. Хм, нет.

– А… Ты хочешь… То есть… думаешь, МакКейла пригласит тебя?

– Надеюсь, что нет, – ответил я – наверное, слишком быстро. Он удивленно посмотрел на меня.

– Почему?

– Я не танцую.

– О.

В течение минуты мы шли в тишине. Он был погружен в размышления. Мне же не терпелось укрыться от моросящего дождя.

– Не возражаешь, если я скажу ей об этом? – спросил Джереми.

– Нет. Возможно, это даже хорошая идея. Не хочу кому-либо отказывать без необходимости.

– Хорошо.

– А когда танцы?

Мы уже подходили к кафетерию. Он указал на ярко-желтую афишу предстоящих танцев. Не замечал ее раньше, но, судя по скрученным краям и слегка размытым буквам, она провисела тут уже довольно долго.

– В следующую субботу.

Следующим утром МакКейла вела себя на английском непривычно тихо, и я подумал, что Джереми наверняка ей уже что-то сказал. Во время ланча она села поодаль от нас обоих и почти не разговаривала. На биологию мы с ней тоже шли молча, но в кабинете она, по обыкновению, подошла, чтобы сесть на край моего лабораторного стола. А я, как всегда, слишком остро чувствовал присутствие Эдит, которая была так близко, что к ней можно было прикоснуться – и все же так далеко, словно являлась плодом моего воображения.

– В общем, – глядя в пол, начала МакКейла, – Джереми сказал, что ты не танцуешь.

– Да, это так.

Она посмотрела на меня с болью и немного рассержено. Я почувствовал себя виноватым, хотя еще даже не ответил ей отказом.

– О, – сказала она. – А я думала, он сочиняет.

– Хм, прости, но нет. Зачем ему такое выдумывать?

Она нахмурилась:

– Мне кажется, он хочет, чтобы я пригласила его.

Я натянуто улыбнулся:

– Так и сделай. Джереми отличный парень.

Девушка пожала плечами:

– Пожалуй, – затем, сделав глубокий вдох, подняла на меня глаза и нервно улыбнулась: – А твое «я не танцую» изменилось бы, если бы тебя пригласила я?

Краем глаза я заметил, как Эдит вдруг слегка наклонила голову в мою сторону. Словно тоже ожидала ответа. На который у меня ушло слишком много времени. Я все еще чувствовал себя виноватым, но в основном просто отвлекся. Эдит подслушивает?

– Хм, прости, что?

Лицо МакКейлы вытянулось:

– Ответ изменился бы, если бы кто-то другой пригласил тебя?

Заметила ли Эдит, как взгляд МакКейлы метнулся к ней?

– Нет, не имеет значения. В этот день я буду в Сиэтле, – мне надо было убраться из города, и следующая суббота казалась отличным временем для поездки.

– И обязательно в те выходные? – уточнила МакКейла.

– Да, но не волнуйся обо мне. Лучше пригласи Джереми. С ним гораздо веселее, чем со мной.

– Да, пожалуй, – пробормотала она и, развернувшись, направилась к своему месту. Увидев, как ссутулились ее плечи, я почувствовал себя ужасно. Зажмурился и прижал пальцы к вискам, пытаясь выкинуть из головы образ удрученной МакКейлы. Миссис Баннер начала говорить, и я со вздохом открыл глаза.

Прямо на меня смотрела Эдит со знакомым выражением недовольства, которое еще яснее читалось в ее черных сейчас глазах.

Я с удивлением уставился на нее, ожидая, что она отвернется. Но нет. Девушка по-прежнему буравила меня взглядом, словно пытаясь найти в моих глазах что-то важное. И я тоже продолжал пялиться, не в силах разорвать зрительный контакт, даже если бы захотел. Руки затряслись.

– Мисс Каллен? – обратилась к ней учительница, требуя ответа на вопрос, которого я не слышал.

– Цикл Кребса, – ответила Эдит и с видимой неохотой повернулась к миссис Баннер.

Оказавшись на свободе, я тут же опустил голову, делая вид, что заинтересовался учебником. Меня беспокоил поток эмоций, вызванный всего лишь ее взглядом – первым за шесть недель. Это ненормально. Вообще-то, довольно жалкое состояние, а возможно, даже хуже. Нездоровое.

Остаток урока я изо всех сил старался не замечать ее, но, так как это было невозможно, пытался хотя бы не привлекать ее внимания к тому, что не в силах сохранять равнодушный вид. Когда наконец прозвенел звонок, я отвернулся от Эдит, чтобы собрать учебники, ожидая, что она, как обычно, выскочит из класса.

– Бо?

Не должен ее голос звучать так знакомо, будто я слышал его всю жизнь, а не в общей сложности час несколько недель назад.

Не желая чувствовать то, что несомненно почувствую, едва взглянув на ее слишком идеальное лицо, я медленно повернулся к девушке – наверняка с настороженным видом. Она же казалась невозмутимой. И не сказала ни слова.

– Что? – спросил я.

Эдит молча смотрела на меня.

– Так ты… хм… разговариваешь со мной…  или нет?

– Нет, – ответила она, но губы изогнулись в улыбке, на миг показав ямочки на щеках.

– Ладно… – я отвел глаза – вниз, на свои руки, затем вверх – в сторону доски. Сосредоточиться, глядя на Эдит, было сложно, а этот разговор был каким-то непонятным.