Хроники чумного времени - Олег Владимирович Зоберн

– Сатана – начальник всех культур, даритель радости жизни, архетип гениальности… единый отец семидесяти двух великих демонов. Насколько это, извините, круто, у нас просто в головах не укладывается. И в наших силах сделать так, чтобы тысячи солнц на плаще Сатаны засияли еще ярче… Как сказал итальянский поэт, лауреат Нобелевской премии Джозефо Кардуччи: «Молнией сверкает Разум, торжествуя; восстаёт мирское; Сатана ликует…»

– Вы аккуратнее с иностранными лауреатами, у них там премии дают по политическим соображениям, – заметила из президиума женщина в камуфляже.

Самарин бодро говорил, что государство вступает в фазу тесного взаимодействия с альтернативными вероисповеданиями, что сатанисты новой формации наравне со всеми готовы к работе, готовы помогать официальной Церкви выполнять программу правительства.

Ребёнок на руках женщины всхлипнул, и она принялась нервно его качать.

– Надо встряхнуться, – вещал Самарин, – нужна свежая мотивация, свежая, так сказать, кровь. Подадим заявку, изыщем средства, а то у нас сплошь – умиление и смирение, и от этого безмыслие…

За Самариным внимательно наблюдал невысокий чернявый, интеллигентского пошиба мужик в очках, сидящий справа у стены под учебным плакатом с генеалогической схемой древнерусских князей. Опытным глазом Самарин определил в очкастом эфэсбэшника, без которых давно не обходилось ни одно мероприятие.

В руках у чернявого виднелся маленький фотоаппарат, включённый, судя по всему, в режиме видео.

Самарина удивила подозрительно вялая реакция на его идею. «Ну хоть бы кто-то возразил, что ли, – подумал он. – Наверно, все к моему предложению морально готовы, просто еще не поступило команды сверху».

Самарин завершил речь уверением присутствующих в том, что он не сомневается в правильности официального курса, а также пообещал, что вышеупомянутый храм позволит инициативной группе района иметь свое постоянное помещение, где, кроме проведения ритуалов, можно будет устраивать обсуждения новых популярных фильмов и книг, работать с молодёжью. И ещё ввернул, чтобы не заканчивать на пресной ноте:

– Друзья мои дорогие, теперь у нас есть незлое зло, и давайте сообща зажжём этот светильник. Уверен, что он будет гореть чистым ровным светом!

«Наверно, слишком красиво сформулировал про светильник, приторно, – подумал Самарин, садясь на свое место за партой, – ну да хрен с ним».

Выступил толстый бородатый парень с приятным лицом, представившись журналистом корпоративной газеты. Говорил, смущаясь и неловко засунув пухлые ладони в передние карманы джинсов, о том, что новые дома пойдут району на пользу.

– Там же сейчас пустырь, бомжи ночами жгут костры, греются, шумят, – поддержал бородача представитель строительной компании, – от жильцов поступают жалобы на крики и песни. И, кстати, я вам лично обещаю, что периметр застройки будет обсажен хвойными деревьями, облагородим вид. А люди будут заселены верующие, со стажем…

Самарин выговорился, был, в общем, доволен и решил не ждать конца слушаний. Снова заговорил зампрефекта, а Самарин вышел в коридор, потом, надев меховую шапку, на улицу, и остановился возле стеклянных дверей. Было уже темно. На газоне перед входом в школу дежурил веселый снеговик в человеческий рост, с большим черным ртом. Впереди за забором светились окна пятитиэтажки.

Самарин услыхал, что из школы кто-то вышел, и обернулся. Это был Левитин, оборонщик.

– Игорь, здравствуй! – Самарин пожал ему руку. – Как ты? Работаешь? Как там завод?

– Да, не отдохнёшь тут… – грустно сказал Левитин. – Вкалываю. Страна в огне.

Помолчали, и Самарин подумал, что у снеговика все-таки нехорошая улыбка.

– Я вот что, это… – произнес Левитин тише и выразительно посмотрел на Самарина. – Вадик, ты интересно говорил сегодня, есть над чем подумать, над чем поразмыслить, но это пока слишком…

– Чего слишком? – Самарин внезапно разозлился, поняв, что Левитин прав, что его выступление было чересчур смелым, но не желая с этим соглашаться. – Никто не построит же такой храм! Я чисто концептуально… Это глубинные вопросы… интеллектуальные…

– Понимаю, – Левитин ухмыльнулся, ощетинив аккуратно подстриженные седые усы. – Но еще не время… Я сам за цветущее зло, если оно является единственным выходом и способом познания, плодотворной системой… Ну, ты понял… Да, позорно быть здесь в этих телах, да, это и есть настоящий позор – сидеть там с ними… Но сейчас это очень похоже на провокацию с твоей стороны. Сам знаешь, какие приговоры сейчас суды выносят за такие дела.

– Да я всю жизнь рабо…

– Побереги себя, – перебил его Левитин.

Из дверей вышли две девушки, встали рядом и, поглядывая на Самарина, закурили.

Дым ударил некурящему трезвеннику Самарину в нос. Дальше, при свидетелях, беседовать с Левитиным не хотелось.

Попрощались. Самарин не пошел к дому, а в задумчивости спустился вниз по Краснобогатырской улице, перешёл через дорогу и остановился на берегу реки Яузы среди голых приземистых ракит. Тут начинался городской парк, было безлюдно и темно. Яуза чернела между заснеженных берегов.

Самарин почувствовал, что заседание его утомило. У дороги был след от костра и лежало бревно. Он смахнул снег с бревна и сел, ощущая ягодицами холод и с тоской вспомнив о застарелом простатите. Самарину вдруг стало почти физически больно от расклада действительности, при котором нет места свежей идее. «Жаль, немощь подступает, – подумал он, – жаль, не могу прожить ещё хотя бы лет пятьдесят, увидеть светлую эру, когда звезда падет с неба и отворит кладезь бездны для всех, кто жаждет неистовой любви». И вдруг, вспомнив о словах Левитина про позор, Самарин отчаянно взмолился про себя: «Ярость Твоя – светильник ноге моей и свет стезе моей! Авва Сатанаил, пересели меня в новое тело!..»

Подул ветер, на примыкающем к реке болоте зашелестели сухие камыши и два раза одиноко крякнула запоздавшая с перелетом утка. «Только не в утку, Отче Диаволе!» – уже вслух и громко сказал Самарин. Он просидел на бревне ещё полчаса, замёрз и даже всплакнул, затем успокоился и решил, что пойдет на любую жертву и предстанет перед любым судом, но не будет слабым звеном в цепи духовной эволюции.

Хроника девятая, шерстяная

Волосатый рейс

Людей надо уничтожать. Сначала остальных, потом дальних родственников и близких, если необходимо. Уничтожать выборочно хотя бы каждого пятого. Если есть подозрение, зачем ждать, когда он превратится в бешеную собаку? Я часто думаю об этом здесь, в деревне, и думал тогда, во время полёта, глядя в тёмный иллюминатор.

Это было возвращение. Помню, всю дорогу в хвосте самолёта орал ребёнок, его не удавалось заткнуть. Энергия слепого размножения – какой бог питается ей?

Все мы летели в деревню к нашему деду – светочу, прозорливцу и воспитателю воинов. Он пригласил нас, разослал письмо: «Прилетайте, родные! Я для вас свинью заколю,