История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для полного оправдания себя перед гетманом Мазепой кошевой атаман Филон Лихопой отправил ему и самое письмо, которое прислал кызыкерменский бей.
После этого гетман Мазепа, убежденный доводами запорожских казаков относительно неизменной верности их московским царям, принял с лаской посланцев их Ивана Лотву да Макара Донского с их товарищами и, выбрав из них «лучших 10 человек»[84], отправил всех с письмом к великим государям и к князю Василию Голицыну в Москву. Иван Лотва и Макар Донской прибыли в Москву августа 10-го числа, когда в ней находились еще Кузьма Порывай и Иван Шумейко.
Те и другие запорожские посланцы были милостиво приняты в Москве, получили там обыкновенное царское жалованье, кроме того, особо, ради праздника Успения Пресвятой Богородицы, праздничное жалованье и отпущены были на Сечь.
Вместе с ними посланы были две царские грамоты, к гетману Ивану Мазепе и к кошевому Филону Лихопою. В грамоте к кошевому атаману Лихопою запорожцы похвалялись за верную великим государям службу и извещались вместе с тем о том, что им, по челобитью гетмана Ивана Степановича Мазепы, через особо присланных из Сечи запорожских казаков, Якова Костенка и товарищей его, отправлено августа 14-го дня обыкновенное и прибавочное жалованье на Кош. За то войско запорожское должно верно и радетельно великим государям служить, всякий воинский промысл над неприятелями креста Господня чинить, всякие о нем сведения гетману Ивану Степановичу Мазепе доставлять, в совете и в послушании по прежнему обыкновению с ним быть[85].
Августа 17-го дня все запорожские посланцы, как Кузьма Порывай и Иван Шумейко, так Иван Лотва, Макар Донской и Яков Костенко, оставили Москву и направились на Тулу и оттуда на малороссийские города. При этом Костенку с товарищами отпущено было 40 подвод, Лотве с товарищами 8, Порываю с товарищами 5 подвод. Подарков атаманам дано на человека по шести рублей, по сукну аглинскому, по тафте, по паре соболей в два рубля каждая пара; кроме того, поденного корма на дорогу. Особо велено было послать оставшимся в городах малороссийским запорожским атаманам по сукну анбургскому, мерой полпята аршина[86].
Пока названные запорожские посланцы успели доехать из Сечи в Москву и вернуться из Москвы в Сечь, тем временем началась постройка городка на реке Самаре, столь желательная для Москвы и столь же нежелательная для запорожского войска. Главная крепость основана была «на русской стороне реки, оподаль от Днепра»[87]. Она заложена была весной, в марте месяце, и «совершенное восприяла бытие свое в первых числах августа» 1688 года. Строителем ее был инженер-полковник («немчин») фон Зален («Фонзалин»), присланный для той цели на Самару из Москвы. Непосредственными начальниками при построении были: гетман Иван Мазепа, воевода Леонтий Романович Неплюев и Григорий Иванович Косагов. Внутри крепости сооружена была деревянная во имя Пресвятой Богородицы церковь, заложенная апреля 23-го дня в пятницу на Святой неделе, на праздник живоносного источника, освященная августа 1-го дня. От этой церкви и самая крепость названа была Новобогородицкой. Кроме церкви в крепости были возведены и другие здания: двор для воеводы, 260 просторных с сенями изб, в том числе одна изба приказная и три избы воеводские, из коих некоторые были перевезены в крепость с острова Кодака; 2 пороховых погреба, 1 ледник и 1 баня, рубленые; 17 раскатов пушечных по городу; 17 для полковых припасов сараев плетеных, в том числе три сарая из байдачных досок; 7 дворов с шестью избами (в том числе две светлицы) гетмана Мазепы, генеральной малороссийской старшины и полковников «для хлебных опрятов». Строителями всех этих зданий были люди полков Косагова, Неплюева, царские стрельцы и малороссийские гетмана Мазепы казаки. С наружной стороны крепости назначен был инженер-полковником особый посад и вокруг посада сделана была валовая крепость с семнадцатью выводами; кругом валовой крепости выкопан был ров шириною с одной стороны от поля, пол-третьи, с другой – 11/2 сажени, глубиною от реки Самары 11/2 сажени и столько же с другой стороны: на проездах этой крепости поделаны были рвы мощеные; через рвы наброшены мосты с надолбами, а внизу сваи вбиты деревянные. Кругом та крепость валовая имела 1641 сажень. Самый город вокруг имел земляного окопу 600 сажен, в подошве 18 сажен; высота его валов до щита заключала в себе 2 сажени; высота щита извне 1/2 сажени, изнутри 1 сажень, глубина рва – 3 сажени[88].
В крепость назначен был воевода и целый штат служилых лиц при нем: дьяк, подьячий, аптекарь с лекарствами, голова, целовальник на кружечный двор и струговые мастера. Число войска по росписи должно было быть: рейтар, копейщиков и солдат 4491 человек, но налицо состояло 4014 человек. Всем рейтарам, копейщикам и солдатам назначено было определенное денежное и хлебное жалованье (рожь, мука, сухари, рыбий жир, пшено, соль, овсяная мука, или толокно, крупа гречневая), которое перевезено было в крепость частью из Киева, а большей частью с острова Кодака[89].
Посад крепости был заселен великороссийскими и малороссийскими поселенцами. Поселенцам велено было садиться за валом на посаде с правом торговать разными товарами, медом и водкой в кабаке, и в сентябре месяце того же года здесь поселена была тысяча семейств из разных малороссийских полков; а в октябре месяце один из обывателей крепости доставил в Москву к царскому столу в подарок «виноград в патоке». Как ратным людям, так и поселенцам предписано было особой царской грамотой не причинять никаких обид и утеснений кодачанам, севрюкам и запорожцам, если они пожелают завести поселки вверх и вниз по реке Самаре ради промыслов, охранять их пасеки и не мешать их промыслам[90].
Воеводой крепости определен был сперва Константин Малиев, но гетман Мазепа нашел Малиева слишком тихим человеком («он человек есть в слове зело тих») и потому временно сдал крепость думному дворянину Григорию Ивановичу Косагову, которого потом последовательно сменили Иван Федорович Вольшский[91] и дьяк Иван Иванович Ржевский[92].
Кроме возведенной крепости гетман Мазепа проектировал построить еще другую при устье речки Быка, впадающей в реку Самару. «То место смежно с шляхами, которыми ходят басурмане-татары под города царского величества и если посадить в ту крепость людей, то от той сторожи никто не мог бы скрыться и пробраться тайно в города»[93].
По окончании работ прислан был для осмотра города «знатный посланный царский» стольник Борис Васильевич Головин с похвальной грамотой и с наградами Мазепе, малороссийской старшине и полковникам[94]. Гетман Мазепа получил «многоценный» подарок «кафтан байберек золотой с пуговицами и алмазами» и 800 рублей денег[95], а старшина и полковники были одарены атласами («объярами»), камками («байбереками») и соболями[96].
Гетман, получив «дорогоценный» подарок, выразил князю Голицыну свою глубокую благодарность и обещал верно служить и всякого добра желать великим государям, не щадя здоровья своего, «до тех пор, пока будет дух в теле его». «А дело (построение крепостей), которое в прошлом году нам на статейных выписках, ваша княжеская вельможность, изволил подать, нынешним летом, в первых числах августа совершенное восприяло бытие; это богоугодное дело, то-есть построение на Самаре крепости, сделано не только к расширению государской державы и к умножению монаршеской на весь мир славы, на страх и утеснение басурман, на защищение и оборону христианско-православного народа, но и на крепкий выузданный своеволи непостоянных людей мунштук»[97].
По окончании построения крепости гетман Мазепа и окольничий Неплюев разъехались восвояси – первый в Батурин, второй в город Севск[98].
Вынужденные против воли признать необходимость построения крепости на реке Самаре, запорожцы не переставали, однако, высказывать свое неудовольствие по этому поводу и вскоре после окончания построения города написали гетману Мазепе письмо с укоризной за появление в запорожских вольностях московской крепости, за бездеятельность его в отношении врагов православной веры, басурман, за удержание у себя следуемых войску запорожскому хлебных запасов и за недопущение в Сечь малороссийских ватажников с разными продуктами.
«Уже раньше этого мы писали через батуринского сотника Дмитрия Нестеренка к вашей вельможности, сообщая вам о следующем: мы ожидали от вашей милости, что, изготовивши полки вашего регимента, вы со всеми вашими городовыми войсками и полками учините настоящим летом мужественный с неприятелем бой; но ныне видим, что то войско стоит даром и собрано оно только для основания города, да и город так разумеем, как нужно, что он не особенно нужен и не для чего его было там строить, разве только для убытка, удержания и умаления Нам, войску, а не для убытка и ущерба неприятеля. И было бы достойнее вашей вельможности, если бы вы, как мы писали, вместе с монаршескими силами, предприняли войну и пошли на неприятеля креста святого и, разбив укрепленные городки и замки его, в тех готовых городках владение свое установили. Тогда б славнее была бы и наша жизнь, и всего народа христианского малороссийского утвердилось бы житие, слава в соседних государствах и монархиях возросла б. А неприятель, видя то, принужден был бы падать духом, чрез что все давния казацкие стежки и дороги водяным путем были бы протоптаны, неприятелям была бы немалая досада и утеснение. Тогда б мы имели в Бозе такую надежду, что силы неприятельские не могут устоять против войск монаршеских… А как раньше писали мы относительно ватаг и людей торговых, что зело тому удивляемся и крепко на то жалуемся, ничего не зная, ради каких причин в течение всего лета не пропускают ни к нам ватаг и торговых людей, ни от нас никого из казаков, так что добывши рыбу, нам некому ее и продать. И подлинно уже в течение трех лет мы в таком положении. А ваша вельможность, став на собинном уряде гетманом, уже в то время обещали войску быть нам желательным всегда и надлежаще удовлетворить нас, ватаги к нам пропускать, борошно в обыкновенное время давать; однако, вот уже около двух лет, как борошна нам нет; о других неприятностях мы и не упоминаем, – о том ведает только Бог. Чего ради Ныне изволь, ваша вельможносте, приказать, чтобы к нам были пропускаемы и на перевозах не были задерживаемы ни ватаги, ни общие охотники; об этом мы все тебя, как региментаря, просим: не изволь забывать нас, как истинных слуг своих. Подлинных вестей о поведении неприятельском последнего времени мы никаких не имеем; только выходцы передают, что часть орды, в числе нескольких тысяч, с султанами пошла под слободы или под Каменец-Подольский – точно не знаем. Подав милость и рассуждение обо всем, предаемся с нижайшим поклоном. С Коша августа в 24 день 1688 года. Вельможносте вашей, благодетеля нашего, всего блага истинно желательные и к службе готовые Хвилонко Лихопой, атаман кошевый войска их царского пресветлого величества запорожского низового с товариством»[99].